Sebi

Ko so tvoje misli polne Lahko poslušaš, kako mi bije srce Ko težko je tvoje breme K meni se lahko zatečeš Vprašaj, kaj me vodi dalje So dosežki in razdalje Kot list gre z vetrom in se mu upira Jaz grem s tokom in se mu upiram

Атлетико для Яна - семья. И это - вечная нерушимая истина, как и то, что каждый игрок Атлетико - брат. И исключений здесь нет никаких и ни для кого. - Я не буду играть следующий сезон здесь, - заявляет Диего после очередного проходного ничейного матча. Он сидит без футболки какой-то беззащитно открытый, и голос у него грустный и решительный. Яну понятно, что это уже обжалованию не подлежащий вопрос. И он не спорит, не возражает, не говорит ни слова. Все другие молчат тоже: молчит Коке, опустив тяжелый черный взгляд в пол; молчит Хименес, по-детски грустно закусив пухлую губу; насупившись, молчит Альваро, путается судорожно пальцами в своих блестящих, как нефтяная пленка, волосах; молчит Хуанфран, сочувственно похлопывая капитана по плечу: говорят, он тоже уходит этим летом. Даже Гризманн молчит и лишь смотрит мимо лица Диего больным горячим взглядом из-под пушистых ровных бровей. И какие-то шестеренки крутятся-вращаются в его кудрявой голове, отражаясь двумя темными морщинками на прямом чистом лбу. Он явно что-то замышляет, и Яну страшно себе представить, что же это может быть. * * * - Диего действительно уходит, - Гризманн ловит его в коридоре подтрибунника за руку. - Ага, - для Яна это уже решенный вопрос, а Антуан осознает все медленно и неумолимо. - Все теперь. В глазах у Гризманна обреченность. Для него переход капитана - конец. Для него Атлетико - это Диего, а Диего - семья. Для него нет Атлетико без Диего. Яну это почти не обидно, Ян взрослый мальчик; Ян знает, что в мире не все взаимно. Он чешет Гризманна за ухом, треплет чуть влажные выбелевшие на ярком мадридском солнце волосы. - Переживем, - пытается подбодрить по-простому без лишних изысков, а Гризманн в ответ глядит зло потемневшими влажными глазами. Не переживем, - читает Ян по его решительно сведенной челюсти, по вздернутым домиком бровям, - ты переживешь; может быть, Коке сможет пережить, а я - нет. н и к о г д а Ян сжимает его плечи, борясь с мелкой дрожью в собственных упрямо холодеющих пальцах, - Атлетико с тобой, мы ведь команда, мы тебя поддержим. Обнимать Гризманна для них всех - на удачу, а целовать его вихрастый затылок, как лобзать победный кубок, - хорошая всеобщая примета. Гризманн - талисман на успех, их общий залог на победу, их светлый луч надежды, их личный маленький принц. И для Яна Гризманн - это вера, неоспоримая вера в удачу, вера в команду. Гризманн ему одним своим присутствием дает суперсилу. Великую божественную мощь Тора или что-то вроде того. Гризманн вдохновляет его, вдыхает в его движения сверхловкость, сверхкрепость. С Гризманном на поле Яну хорошо играть в тесной рамке ворот, не страшно мчаться порой на опережение или идти в опасные стыки, не страшно высоко прыгать в погоне за неуловимым мячом. С Гризманном он победитель, и ему это чертовски нравится. Ян сжимает объятия крепче, и Антуан в его руках немного успокаивается, смягчается, расслабяется. Ян чувствует, как медленно под пальцами опускаются напряженные плечи. - Мы вместе, мы - Атлетико, - шипит он куда-то в непослушные вихры. Антуан поднимает на Яна отчаяный взгляд. Прозрачный серо-голубой отражает синее мадридское небо над стадионом, а красные рефлексы от ярких банеров плещут на его изящное лицо болезненным румянцем. Он ангельски красив, и Ян Облак чувствует себя старым влюбленным по уши дураком, рисующим вокруг себя мир в нежно-розовом цвете. - Aupa Atleti! - Антуан кривит рот в усмешке; голливудская белизна зубов поблескивает меж прохладно-розовых губ нагло и задорно. - Мы сможем. Он уходит прочь забавной походкой вразвалочку, высоко задрав свой упрямый гризманновский нос. А Ян смотрит ему вслед, влюбленный и до неприличия счастливый где-то глубоко в душе. * * * И все же они не могут. Вернее, не может Гризманн. - Барселона ищет нападающего, - как-то, между делом, начинает он в раздевалке, и никто не замечает его слов, занятый своими будничными мыслями. - А тебе какое дело? - лишь кидает недовольно через плечо Коке, старательно растирая раскрасневшуюся спину махровым полотенцем. - Журналистские крысы опять его полощут во всей своей желтухе, - рычит Коста откуда-то из глубины душа. Сквозь шуршание воды его голос звучит глухо, как из могилы. - Не бери в голову, Гризи, это всего лишь бред охренелых журналюг, - Коке приходится тянуться далеко вперед и влево, чтобы по-дружески потрепать волосы Антуана. - Сколько раз тебя сватали в Барсу, - и им не надоело? Они не понимают, что это тупо? - в его голосе праведный гнев, а Ян не знает, насколько он правдив. - Гризи, поди сюда, дай обниму на счастье, поцелую, - и все пройдет, все хорошо будет. Коке громко поднимается со скрипучей скамейки и заключает Гризманна в крепкие долгие обьятия. Огонек глупой ревности зажигается где-то в груди Яна. - Никуда ты не денешься от нас, Гризи, у нас же любовь, ты помнишь? - бормочет Хорхе полушутя, а Ян случайно ловит на себе взгляд Гризманна из-за его широкого плеча. В глазах Антуана - серое сомнение и голубоватая синь сожеления. Он совершенно не знает, что делать, и Ян четко видит это в каждом штрихе очаровательного замершего лица. Он не может придумать чего-то иного, кроме как улыбнуться. - Ан-ту, - никто никогда не услышит его восхищенный любовный шепот, но Гризманн не дурак, чтобы не прочитать по губам. Он чуть хмурит брови, обозначая внимание. Ян знает, что ему жизненно необходимо прямо сейчас сказать что-то вроде "Zelo te ljubim" или "Bodi moj", но слова застревают где-то внутри. Он никогда не сможет найти им достойный перевод на испанский или французский. Ян молча поднимает сжатые в кулак пальцы к груди, заставляет собственные губы дрогнуть в улыбке. Я поддержу любое твое решение. Я н а в с е г д а на твоей стороне. Я тебя н и к о г д а не предам, - в ангельских глазах Антуана сознательной тенью скользит влажная печаль. Гризманн исключительно понятливый человек; он чуть заметно кивает Яну, запечатлевая на щетинистой щеке Хорхе дружеский поцелуй. - Ты проницателен как всегда, Кокито мио, - с явной интимностью шепчет ему на ухо Антуан, глядя из-под пушистых смоляных ресниц прямо на Яна. Если эта молчаливая благодарность - не чудаковатое гризманновское кокетство, то Ян Облак - самый великий влюбленный дурак, путающий желаемое с действительным. - Так нахуй репортеров и всю их блядскую Барсу? - голый Коста вываливается из душевых, распаренный и красный. - Нахуй блаугранас, - скандирует Коке, помахивая в такт красным с синей оторочкой полотенцем. Гризманн громко ржет, и Ян в его смехе слышит отзвуки ножа, скребущего по старому оконному стеклу. - Очередные слухи про мой переход в «Барселону»? Если честно, то я уже устал от всего этого. Каждый год происходит одно и то же. Даже успел к этому привыкнуть. - громко процитируют на следующий день в СМИ. Успокоенные фанаты затихнут, а Ян Облак почувствует, что гром над Ванда Метрополитано уже грянул оглушительным гризманновским смехом, и грозовая туча необратимо погребает под своим сине-гранатовым брюхом голубую, как смешливые глаза Антуана, ясность судьбы. * * * Погода в Мадриде все теплеет; в далекой Словении на подножьях родных альпийских предгорий, наверное, уже становится совсем солнечно: распускаются разные ярко-желтые и лиловые первоцветы, и все достают из своих гаражей старенькие разноцветные велосипеды, а хозяйки моют потускневшие за зиму окна и выносят из своих нарядных кособоких домиков свежевыстиранные простыни на просушку. Агент звонит все чаще, делится последними новостями, пытается завлечь крупными предложениями из Англии. Ян обычно оставляет телефон где-нибудь на журнальном столике, вполуха слушая невнятную беглую речь Миха, занятый своими бессмысленными делами. Ему плевать, кто его зовет, куда и за сколько. Ян никогда не был крысой, способной бросить клуб в трудный час. Он никогда не смог бы предать свою семью. Когда из Атлетико интересуются по поводу продления контракта, Ян соглашается, не задумываясь. Мих привычно пытается безуспешно оспорить его решение, шутливо изобличая общую стагнацию и дедовскую боязнь перемен. Но Ян уверенно, как на ленточке ворот перед пенальти, стоит при своем решении. Из Атлетико уходят главные люди, клуб ждет трудный год, и Ян собирается подойти к подготовке к следущему сезону с завидной тщательностью. Рука Яна не дрогнет ни на дюйм, когда он поставит свою широкую подпись под длинным контрактом, с приемлемыми (по компетентному мнению Миха) условиями. * * * - Остаешься? - Антуан натягивает гетры на свои очаровательно округлые колени, поправляя сбившиеся щитки. Яркое в предверии лета мадридское солнце путается в хитросплетении его волос, зажигая вокруг прелестного гризманновского лица сверкающий теплотой нимб, как у святых на старых фресках. Ян не хочет говорить сейчас, и поэтому лишь многозначительно кивает, отхлебывая из бутылки большой глоток воды. - А-а, - неопределенно тянет Антуан. Ян, сам не веря себе, слышит разочарование в этом его ярком французском до пошлости «а-а». Отвечать на это он никак не хочет. - Осуждаешь меня, я знаю, - Антуан встает на ноги и подходит к Яну так близко, что тот может услышать его сбитое злое дыхание. - Думаешь, я предатель, раз бросаю клуб не в самый лучший момент. Просто настоящая французская крыса. В его голосе проскальзывают истерические паузы, разбиваемые тяжелыми вдохами, короткими, как глотки воды. Антуан нарывается на скандал, и Яна это немного пугает. - Меня уже презирают болельщики, хотя то, что пока до них доходит - лишь жалкое заблудившееся в чертовых ебенях желтушной пресы эхо, - в воспаленном от усталости взгляде Ян незаметно теряет собственное раздражение. - Я не знаю, что будет, когда все узнают правду. Когда мне придется встать перед тем же Хорхе и сказать ему прямо в лицо «так и так, Кокито, вам предстоит сложный сезон, а я как раз машу вам всем ручкой». Это будет ужасно. У Антуана безвольно опускаются плечи, а в глазах словно затухают какие-то всегда горящие упрямые и смешливые огоньки. Ян никогда не понимал и даже презирал тех, кто бросает родные клубы ради заоблачных реалов и барселон, но теперь, глядя в предательские серо-голубые глаза, он молчит, словно его рот зашили стальными прочными нитями. Яну слишком дорог Антуан, чтобы думать о нем плохо, а произносить вслух слова поддержки он никогда не умел. Особенно на испанском. Ян может лишь заключить Гризманна в свои могучие обьятия и, полной грудью вдыхая цветочный аромат шампуня, попытаться успокоить его неровную дрожь размеренным стуком своего влюбленного по уши сердца. - Ты справишься, ты сильней нас всех, а я безмолвно поддержу тебя так надежно, как привык поддерживать на поле, - одними губами прошепчет Ян в непослушные золотистые вихры. * * * Сезон завершается скомкано: энтузиазм остается только у мальчишек из второго состава, да чудак-Антонио пытается кому-то что-то доказать. Ребята дурачатся на тренировках как могут, заглушая собственным смехом тяжелую горечь скорых расставаний. Глядя из своих ворот на разминающуся команду, Ян старается не думать, что кое-что он видит в последний раз. Что не будет вскоре лениво распластавшегося по траве морской звездой Антуана, и покрикивающего на него усталым родительским голосом капитана, что не будет этих шикарных распасовок Хуанфрана, и никто больше не будет просить передышки чтобы завязать волосы, как это обычно делает Фелипе. Что не будет этих смешливых шепотков в раздевалке, и наглого франко-испаского гогота тоже не будет. Что этих странных кружек для мате станет совсем мало, а капитанская повязка будет порой перекачевывать к нему на плечо. * * * - Оставляю тебя вторым капитаном, - смеется Антуан, взмыленный и довольный. Майская духота кладет на его персиковые щеки холодный чувственный румянец, а губы подсвечивают, подобно блеску, небрежно сбитые рукавом капли пота. Антуан, довольно жмурясь, разминается, громко хрустит натруженными суставами. Ян невольно прикипает к нему взглядом, когда Гризманн с усилием наклоняется к земле, выставляя вверх свою очаровательную округлость. - А прикинь, - продолжает говорить Антуан куда-то вниз, и Ян его слушает вполуха, завороженный странным рисунком движений этих совершенных бедер. В паху неумолимо тяжелеет, и Ян опасливо одергивает подол тренировочной майки, пытаясь скрыть за ним свое внезапное возбуждение. Он с недовольством отмечает, что слишком распустил себя в последнее время, а Гризманн, между тем, провожает движения рук внимательным и долгим взглядом. - Ян, - он быстро выпрямляется и встает лицом к лицу, оставляя между ними жалкие пол метра. Ян прикусывает язык, скрывая в глубине своей души все оправдания. Сейчас для них совершенно нет времени. Антуан делает к нему один небольшой шаг, а затем отправляет свою ладонь в далекое и увлекательное путешествие. Сперва он дергает вверх злосчастный подол майки Яна, затем обхватывает пальцами чужое возбуждение, на пробу проходится по нему вверх и вниз. Ткань приглушает ощущения, но Ян все равно возбуждается с неизбежно нарастающей силой. Он отрывает взгляд от медленного танца чужих пальцев, поднимает взор несмело вверх, запечатлевая навечно кадр, как Антуан облизывает свою вторую ладонь острым розовым языком, чуть прикрыв глаза занавесью прямых смоляных ресниц. Он запускает проворные влажные пальцы за резинку тренировочных брюк Яна, ловко и холодно проскальзывает в белье. А Яну почему-то вдруг сразу становится и жарко, и плохо, и, при этом, чертовски хорошо. - Я в тебя влюблен, - когда все кончается, и Антуан обтирает свою замаранную руку влажной салфеткой, заключает Ян, сам не зная, зачем. Антуан глядит на него долго с усталой взрослой задумчивостью. - Я знаю, - наконец отвечает Гризманн. Его глаза светятся изнутри такой мудростью, какой Ян, пожалуй, раньше никогда не замечал, и так бы, наверное, никогда и не заметил, если бы не то, что было только что между ними. А теперь Ян и сам чувствует себя мудрейшим из мудрых. Мудрейшим, готовым вовремя отпустить. «Эти пять лет были невероятны. Спасибо за все. Вы навсегда в моем сердце.» - процитируют завтра в Инстаграме, и Ян спокойно пролистнет дальше свою новостную ленту.