Where is the edge?

Агапа погладила его по щеке. Ее зеленые блестящие глаза с грустью задумчиво смотрели на трепещущего Кирилла, который лежал в своей постели полуголый. Она снова пришла к нему и поцеловала по-своему, убийственно, мучая Кирилла его вечными страхами перед ней, ее властью над ним. И власть эта распространялась отнюдь не только на ужас перед ведьмой, но еще и на тот неизгладимый след, который оставил в его душе и на его губах, щеках, плечах ее образ. Ведь даже проводя семинары, он не мог не вспомнить ее поцелуи, ее глаза, ее голос. Но что, по его мнению, она могла еще хотеть от него, кроме жажды мести, его мук, его страданий ради собственного упоения? Кирилл всегда был эмоционален, хотя и скромен, и его раздражало все, что он не мог понять и принять. И ее тоже у него не получалось ни принять, ни понять. И это мучило, поджигало его восприимчивую душу.  — Ты… убьешь меня? Хоть теперь… — не то вопрошающе, не то умоляюще произнес он в ее губы. А у самого сердце заходилось диким стуком и сильно сосало под ложечкой — ее ладони лежали на его скулах. Агапа прекрасно видела его страх перед ней, ощущала свое преимущество, но именно поэтому она редко стояла на своем — чтобы дать ему возможность дышать около нее. Ее жизнь была долгой, невероятно тяжелой, а она сама оставалась прекрасной и сильной женщиной. Такой сильной, что все испытания, боль, потери, надрывы и слезы, которые она пережила, напугали бы даже самого неустрашимого мужчину, если бы Агапа хоть раз кому-нибудь рассказала. Кто знает, какой она была бы, если бы не этот ад? Возможно, на самом деле это приятная, улыбчивая, живая женщина, радующаяся солнцу или дождю, смотрящая в небо с любовью и верой, мечтающая о своем, личном счастье… Если бы не все, через что она прошла, ей, возможно, не приходилось бы теперь быть пугающей, ледяной, почти мертвой, неприступной убийцей, которая, словно прекрасная статуя, влечет и хладнокровно уничтожает. Нет, она все равно оставалась женщиной — без юности, молодости и счастья. Ей тоже нужны были мечты и радости — пускай и самые маленькие. Кирилл притягивал ее к себе своими возможностями — она уважала его. И что-то в нем было еще, что она не могла понять. Он преследовал ее, словно навязчивая идея, образ той жизни, которой она лишилась.  — Да… Но, может, не сегодня… Может… завтра!.. — с печалью прошелестела Агапа, поднимаясь. Она отвернулась и медленно направилась к выходу, как послышался шорох — Кирилл приподнялся на своей кровати.  — Подожди!.. — вдруг обронил он. Она остановилась, но не обернулась, а ее сердце пропустило несколько ударов. — Я имею право на последнее желание?..  — Что ты хочешь?.. — она стояла к нему спиной, по которой шли мурашки под тяжелым темным платьем.  — Тебя… — через силу бросил он. — Я хочу быть с тобой. Я хочу знать тебя перед своей… смертью. Прошло несколько минут прежде, чем Агапа, которая пыталась сдержать все же вырвавшиеся слезы, оглянулась. Еще несколько мгновений она непонимающе смотрела на него, и это было самое настоящее из всех проявлений ее души, которое он видел. Агапа ринулась к нему, и Кирилл поймал ее. Как странно и страшно ему было касаться ее стана, ее тела, которое все время казалось ледяным, хрустальным, созданным из самой тьмы. Но оно тоже было горячее, живое, пылающее и страстное. На своих щеках он чувствовал ее слезы и уповался ими, хватался за них душой еще с большим желанием, чем за ее тело, которое она отдавала ему на эту ночь. Он был благодарен, и счастлив, и растроган, и все его мысли и потребности занимала только она — она одна… Она, которая смогла раскрыть перед ним врата в свою душу, и он увидел в ней девушку, женщину, желаемую более всего на свете… Солнечный свет освещал его лицо и одеяло, обнятое и прижатое им к сердцу вместо ночной гостьи. Он ждал ее, ждал весь день, месяц, год, когда же она придет убить его. Но Агапа так и не появилась — так что Кириллу даже стала та ночь казаться всего лишь сном. Он упрямо отгонял эти страхи и верил в действительность произошедшего. Из его памяти не могли выйти ее слезы, ее поцелуи — крохотный кусочек ее большой, но слишком далеко спрятанной души.