Знаешь, что я хочу сделать с тобой?

— Знаешь, Роджерс, что я хочу сделать с тобой? — знакомый до последнего обертона голос в трубке неизменно производит одно и то же впечатление вот уже несколько лет: по всему телу Стива прокатывается сначала волна озноба, а потом возбуждения. Становится немного неловко, особенно, если вокруг есть люди, а потом как-то все равно. — Облапать твою задницу через штаны, сжать ладонями до боли, и чтобы ты выдохнул, приоткрыв блядский рот, и заломил брови, будто тебе неприятно, но ты должен терпеть. У тебя будет стоять. Накрепко, до боли, и я сдеру с тебя чертову форму, хлопну по крепкой жопе, чтобы аж ладони горячо стало, и еще, и снова. И буду смотреть на тебя. На то, как ты будешь понемногу оттаивать, наливаясь розовым румянцем и возбуждением, как яблоко соком. Ты всегда такой сочный, Роджерс, что мне хочется вцепиться в тебя зубами, чтобы аж брызнуло, но вместо этого я нагну тебя над столом, и оближу горячий след от своей пятерни, идеально проступивший на твоей белоснежной коже. Сожму половинки твоей жопы, а потом медленно, почти бережно раскрою, подую на твою розовую дырку, и та сожмется в предвкушении, такая нежно-прекрасная, сладкая. Ты такой горячий внутри, Роджерс, что я каждый раз хочу вставить тебе, едва увижу. Сплюнуть на твою красивую жопу и выдрать тебя по слюне, так, чтобы ты ахал, как сучка, и подмахивал. Такой горячий и послушный. Такой сахарно-сладкий. А потом бы вытащил и дал тебе облизать. Ты любишь этот вкус, да? Ты всегда такой чистенький там, будто ждешь каждый гребанный день, что я натяну тебя. Сначала медленно, до боли неспешно, а потом буду драть, пока ты не заскулишь, кончая без рук. Просто от того, что я в тебе. И ты меня хочешь. Ты же меня хочешь, Роджерс? В трубке слышится сигнал отбоя, и Стив, сдаваясь, сжимает себя через белье, закрывая глаза. Иногда ему кажется: случись что, Брок будет звонить ему и с того света, каждый раз начиная разговор одинаково. *** — Знаешь, что я хочу с тобой сделать? — спрашивает Брок, обжигая дыханием ухо, властно прижимаясь бедрами к заднице. — Раздеть тебя догола и распластать по чертовому панорамному окну этого охуенного кабинета. Чтобы твой розовый член скользил по стеклу, тек на него, оставляя прозрачные разводы, пока я буду трахать тебя сначала пальцами, а потом членом. Гладить изнутри, как ты любишь. И чтобы какая-нибудь голодная сучка из небоскреба напротив смотрела в бинокль и совала в себя хрустальный флакон дорогих духов. Чтобы она видела, как ты кончишь на запотевшее стекло, как сперма будет течь по его поверхности, пока я дотрахиваю тебя, пока cпускаю в твою тесную дырку. А потом я вылижу тебя, а ты — стекло. Ну, как тебе план? Из соседнего небоскреба точно ничего не увидеть, и Стив, подставляя шею под укус, чувствуя, как ремень штанов тяжело падает на ботинки, привычно прогибается, вжимаясь щекой в стекло, дрожа от предвкушения и стыдного осознания — ему тоже нравится эта игра. Нравится идти на второй заход, заставляя Брока, наконец, заткнуться и занять свой грязный рот более полезным делом. Да, ему нравится. *** — Знаешь, что я хочу сделать с тобой? — Броку, как всегда, не нужен ответ, он знает, что Стив слушает, растянувшись на кровати, и неумолимо возбуждается, несмотря на то, что уже глубокая ночь, а группа Брока застряла в другом полушарии еще минимум на неделю. — Трахнуть. Такого чистенького, розово-нежного со сна. Навалиться в грязной снаряге, ухватить зубами за холку и въехать на всю длину, по самые яйца. Ты же ждешь меня, детка? Блядь, ты сейчас тесный внутри, как целка, но еще влажный после того, как думал обо мне перед сном? Расставив свои охуенно длинные ноги, которые отлично смотрятся у меня на плечах. Совал в себя пальцы или ту игрушку, которую я подарил тебе? Детка, детка, кончи для меня. Стив, сдаваясь, приспускает пижамные штаны и тихо стонет, слушая сорванное дыхание Брока там, на другом конце мира. Тот нажимает отбой, едва обрывается короткий рваный стон. Стив растекается по постели от полученного удовольствия, слишком бледного, недостаточного без выполненных обещаний. Ничего. Неделя. Еще неделя. *** Перед тем, как рушится Трискелион, буквально за минуту, Стив слышит по общему каналу: — Знаешь, что я хочу сделать с тобой, детка, но уже… — дыхание Брока сбивается, ему больно, больно так, как никогда до этого, — никогда не сделаю? Хочу прожить с тобой жизнь. Сдохнуть у твоих ног дряхлым стариком, а не так. Знаешь, детка… На общей линии помехи, мир вокруг рушится, Баки бьет в лицо снова и снова, но на самом деле Стив готов умереть. Он уже умирает там, вместе с Броком, в горящем рушащемся здании. — Знаю, — впервые отвечает он, хотя никто не услышит. — Знаю, детка.