сомнения.

      Норман не живёт, он выживает, одержимый призрачной идеей спасения для детей.       В Лямбде было одно простое правило, которого должны были придерживаться все подопытные — или ты переносишь зверские эксперименты, или тебя выбрасывают на корм демонам. Норману повезло, ведь он был "особенным", но, в конце концов, понимал, что тоже закончит на чьей-то тарелке в застолье демонов, если не начнёт действовать.       Иногда мальчик, кому не повезло родиться в неправильном мире, задавался вопросом, не действует ли такой тип правила — "делай или умри" абсолютно на всех людей в этой стервозной жизни.       Раньше все было проще. Подъем в пять, вкусная еда, теплый кров и люди, что обоюдно окружали друг друга любовью и поддержкой, улыбка, и, в какой-то мере фальшивая забота Мамы. Круг замыкался на этом, не способный выйти дальше, за пределы границы приюта. Окруженные пустыми обещаниями о семье и внешнем мире, они верили, что счастливо доберутся до старости, когда как за забором ждали демоны с грузовиком.       Когда-то Норман был уверен, что его постигнет та же участь, но раз ему дали шанс, то почему же не схватиться за нее мертвой хваткой?       Однажды он просто не перенес всей нагрузки. Не перенес отчаянных криков, бьющих в уши каждую минуту, не потерпел того, что делают с такими же людьми, как и он, не мог мириться дольше со всем этим зверством и несправедливостью, которые постигли его и других. Так что загорелся идеей революции. Возможно, будь он прошлым собой, побрезговал бы взять абсолютно всех, незнакомых ему детей и прогнулся бы под риски, движимый волнением о своей шкуре, но, в этот раз, почему-то, такого не произошло. Может быть, влияние Эммы, а может, бурлящее желание отомстить.       Демоны уж очень неосторожны, раз создали то, что превосходит их как в интеллекте, так и в физической силе. Решение сжечь экспериментальную ферму было принято всеми единогласно.       На плечах его тяжелая ноша командира, босса, в прихватку с фальшивым именем Минерва, что уже стал каким-то святым в круге отчаянных детей, даже будучи мёртвым. Норман сам себя таковым лидером провозглашает: уверенным, бесстрашным, умным и милосердным, когда как внутри него пламенем играет беспокойство, что сжирает изнутри.       Колеблется, ведь стоит ли целый род живых существ пару тысячи детей-беглецов, что возомнили себе о возможности счастья в людском мире? А ведь среди этих монстров, какими бы ужасными они не были, есть и совсем невинные, такие же, как они, дети, что сгинут в отчаянии, если геноцид сработает.       С приходом Эммы и Рэя с детьми все становится ещё хуже. Старая подруга, одержимая призрачной идеей счастья для всех, предлагает альтернативу. Совсем ненадежную, не проработанную и ужасно сомнительную, но, все же, альтернативу. В Нормане это зарождает слабый огонёк надежды, который он спешит потушить.       Сомнения с каждым днем терзают все больше и больше, но он работает, наплевав на чувства. От слова "босс", которым его зовут почти все, уже тошнит.       Норман отчетливо чувствует, что все не так, и с каждым разом попытки заглушить это чувство даются все труднее и труднее. Кажется, что тот план, который они вырабатывали с большими усилиями все это время, совсем не тот путь, по которому им нужно идти. Кажется, что он ужасный правитель, а все, кто его окружают — эгоисты, но последнее, скорее всего, тоже его проблема, так как подчиненные без вопросов последовали тогда за его инициативой. Если убрать "кажется", то все это звучит достаточно правдоподобно.       Он держит красный флаг возмездия дрожащими руками и стоит во главе армии, совсем не готовый к битве. Эмма и Рэй все еще не вернулись.       Команда выдвигаться подаётся слишком быстро, и звук скачущих копыт на мгновение заглушает сомнения.