Её больше нет

Казалось бы, что изменения в современном мире касаются всех и всюду. Но не этот городок — тут всё осталось по-прежнему. Ну, почти. Новые дороги, более чистые улицы и к некоторым зданиям прибавилось пару этажей. А в остальном, это был всё тот же Гривити Фолз, как и тринадцать лет назад. Мейбл никогда не планировала возвращаться сюда, особенно после всего произошедшего. Сначала она была очень зла на брата, который остался со Стенфордом, хотя обещал, что никогда её не бросит. После возвращения домой, она с родителями попала в серьёзную аварию, и угадайте, кто единственный выживший? Правильно, Мейбл. Но самое ужасное началось потом — переезд к родственникам отца. В другой город. В другой штат. Чуть ли не на другой конец страны. Там и другая школа, другие люди, всё абсолютно другое. И всё бы ничего, если бы не два года посещения психолога. Посттравматический стресс и депрессия? Хорошее сочетание, не правда ли? Были и хорошие моменты. Она всё-таки нашла друзей, закончила школу и поступила в колледж. А затем окончила и его. Да, девушка очень сильно изменилась, в лучшую или худшую сторону — не понятно. Мейбл перестала быть оптимисткой, хотя это и так понятно, особенно после того, как ей поставили диагноз «депрессия». Сейчас она реалистка. Свитера она перестала носить, хотя парочку в шкафу всё же оставила. Несколько раз в год она всё ещё посещает психолога, но это просто, чтобы выговориться, расслабиться. Но все эти годы она не хотела возвращаться сюда, не общалась с Диппером, со Стенфардом и Стенли, даже с Венди и Зусом. Ни с кем. Не хотела вспоминать эти события, которые причиняли ей боль. Конечно, и хорошие воспоминания были, но она продолжала избегать всё, что связано с Гравити Фолз. Пока не вспомнила слова, которые ей сказал доктор на первом приёме. Изначально они ей не понравились, девушка не видила в них смысла. И просто забыла. «У меня есть две новости: хорошая и плохая. Начнём с плохой — ты потеряла свою семью. Хорошая — если ты примешь боль от их потери, то они всегда будут с тобой в душе». И сейчас Мейбл Пайнс не понимала, как могла избегать боль все эти тринадцать лет. Она не понимала, почему позволяла ей копиться на душе. Потому что идя по знакомым улочкам, девушка поняла, что хочет разрыдаться прямо здесь и сейчас. Но держалась. И надеялась, что не встретит никого знакомого. На глаза попалась ярка вывеска Лазертага. Да-да, того самого. Тут практически ничего не изменилось, лишь два новых этажа и через стекло, с трудом, но можно была разглядеть новое оборудование для игр, новые автоматы и прочую игровую технику. В голову пришла мысль: «А как там хижина?». Стало действительно интересно, что там, да как. И существует ли она до сих пор. И, конечно, было интересно, как Диппер. Девушка неспеша направилась в сторону дома, борясь со своим страхом воспоминаний. Народу на улицах стало гораздо больше, и пробраться через толпу было немного сложно — стараешься ни на кого не наступить, никого не пока лечить, и прочее, прочее, прочее. Но ещё гораздо сложнее, а заодно и страшнее становится, когда кто-то хватает тебя за руку. — Мейбл? — мужской голос испугал ещё больше. Господи Боже, кто это? И повернувшись лицом к незнакомцу, она увидела высокого парня со светлыми волосами. — Отпустите, пожалуй… — а потом вдруг до неё начало что-то доходить. Если убрать рост, добавить начёс размером с его голову, да неужели, это был, — Гидеон?! — Это ты! — бывший (а может и нынешний, кто знает, чем он занимается) телепат быстро обнял её, слегка поднимая от земли. Она лишь неловко похлопала его по спине. — Не думал, что ещё когда-нибудь увижу здесь тебя. — Я тоже, — тихо прошептала Мейбл, сквозь сжатые зубы, чтобы Гидеон не услышал, а затем, попытавшись улыбнуться, спросила. — Как ты? — Неплохо, — наконец отпусти её, ответил парень, — Год назад закончил колледж, решил стать актёром. Переехал в Портленд на время, думаю скоро перебраться в Лос-Анджелес, но иногда вот возвращаюсь в родной город, — сказал он с блестящими глазами, глядя прямо на Пайнс. — Ты сама как? — Нормально, — пожала плечами Мейбл, — Тоже колледж окончила, обучалась на ветеринара. Приехала сюда из Сан-Франциско. — И ты, похоже, перестала любить свои свитера? — уже как-то озадачено спросил он, осмотривая её с ног до головы. Девушка лишь вновь пожала плечами, а затем произнесла: — Как видишь. — Ты изменилась, — эмоции сменились на его лице одна за другой: грусть, озадаченность, отчаяние. Гидеон отступил на шаг и вдруг спросил, — Где она? Та, что не хотела взрослеть, любила яркие свитера и была самым позитивным человеком, которого я знал? Мейбл глубоко выдохнула. Именно этого она и боялась. Её не поймут, не узнают. Поэтому, закрыв глаза и с тяжёлым сердцем, она произнесла: — Её больше нет. А затем развернулась и пошла прочь, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. Она попыталась с махнуть их рукой, но влажные дорожки уже бежали по щекам. — Мейбл, постой! — оклик, такой умоляющий и, кажется, нежный, что она остановилась посреди улицы и сжала руки в кулаки так сильно, что ноги впились в ладонь. — Прости меня, Мейбл, — начал бормотать Гидеон, кладя руку ей на плечо, но она заставила его тут же убрать её, резко дёрнув им. — Я не хотел грубить или что-то в этом духе, просто… Просто от тебя, блин, не было вестей тринадцать лет. Тринадцать лет, два месяца и десять дней, если быть точнее, но кого волнует? — он вдруг усмехнулся, — Ты не писала даже собственному брату, мы волновались. Я волновался. И, наверно, до сих пор надеюсь, что у нас что-то может быть, это так глупо правда? Ещё с десяти лет влюбиться в девушку старше тебя на три года. И я бы действительно хотел, чтобы ты дала Нам шанс. От всех этих слов у неё закружилась голова. Что ей сказать? Что ответить? И мысль в голову пришла только одна: дать этот шанс. — Хорошо, — ответила она, оборачиваясь, а затем добавила, — но только если ты проводишь меня до Хижины и расскажешь всё, что произошло тут, ферштейн? * Глифул активно закивал и, взяв девушку за руку, на правился к Хижине Чудес.