Хнум

Песок шуршал под ногами, рассыпаясь, то и дело норовя засыпаться под плотную шнуровку высоких сапог. Лёгкий ветер нес крохотные песчинки, которые с тихим шелестом путались в обтрепанном плаще и стучали в круглые, плотно прилегающие очки с темными, царапанными стеклами. Воды оставалось совсем немного — несколько глотков, но это уже не заботило путника, так далеко забравшегося в мёртвую пустыню. Его вела вперёд цель, заставляя превозмогать себя и вновь, и вновь подниматься после падений, сжимать кулаки с потрескавшейся от сухости и жары кожей, раз за разом вдыхать раскаленный воздух с особым, пряным ароматом, присущим только этому месту. Его народ не мог больше выживать. Все было напрасно: скудные посевы не давали всходов, а скот пал ещё в прошлом году почти весь, оставив их на грани вымирания. Кто-то, отчаявшись, ел собственных детей, и на них лишь косо смотрели, понимая: такой страшной жертвой они продлевали жизнь себе, в исковерканной, извращенной надежде на лучшее. Вожак племени, могучий некогда воин, а ныне — осунувшийся и изможденный мужчина по имени Хнум ушёл, оставив своих людей. Он оставил им надежду, а себе выбрал путь в один конец, до полумифического города Каира. Тут живут Боги. Суровые и жестокие, насылающие на горстку выживших людей ужасные испытания и до сих пор гневающиеся на них за то, что их пращуры сотворили с миром. Единственное, что мог предложить Богам Хнум — это себя. Свою кровь он готов был пролить до последней капли, чтобы увлажнить алтарь, коль он найдёт его в засыпанных песком почти наполовину зданиях. Он готов был отдать свою плоть, чтобы, когда она сгнила бы, давая еду тысячам мух и трупных жуков, на этом месте из удобренной земли пробился хоть один росток. Хнум готов был платить эту цену не задумываясь, потому что всё, чего он мог желать — это сохранить остатки людей. Чтобы те перестали голодать, чтобы снова разлилась полноводная река, у иссохшего русла которой они остановились. Чтобы зазеленели пастбища и исхудавший скот не умирал от болезней и жажды. Это было его целью, и он с упрямством буйвола шёл к ней несчетное количество дней. Теперь же… Впереди — монументальные развалины из жёлтого камня, украшенные резьбой, изображающей давно ушедших Великих, отбрасывающие благословенную тень на песок. И каждый следующий шаг — только усиливает его решительность. Осталось недолго. Хнум словно знает, куда нужно идти: неприметное на первый взгляд здание, обтесанное ветром, почти без украшений, словно манит его к себе. Значит, такова его судьба, раз его направляют сами Боги. Мужчина из последних сил бежит, медленно, загребая мысками сыпучий золотой песок, и хрипит, часто выдыхая через болящие, растрескавшиеся губы, покрытые кровяной коркой. И падает на колени, исчерпав последние силы, прямо перед пустым дверным проемом. — Ты наконец пришёл к нам, брат! — он не шевелится, когда кажущийся миражом мужчина кладёт руку ему на плечо. Лишь спустя пять долгих вздохов он оборачивается, чтобы получше разглядеть того, кто стоит рядом с ним. Незнакомец выглядит странно: из одежды на нем лишь белоснежная юбка до колен, щедро расшитая золотыми нитями и украшенная золотыми же накладками по краю, сам он бос, но, кажется, не замечает того, насколько раскален песок под его ногами. Черты лица его — хищные, острые, а глаза чем-то напоминают птичьи: золотая радужка слишком широкая, из-за неё невозможно разглядеть белки глаз, совершенно не опушенных ресницами. — Что… — едва выдохнул Хнум и сухо закашлялся, мечтая лишь о глотке воды в этот момент, но понимая, что просто не сможет достать флягу. — Ты знаешь, зачем ты тут, брат. Знаешь, что нужно сделать. Мы ждали только тебя, — незнакомец улыбается тонкими губами и резко наклоняет голову вбок, смыкая тонкие, полупрозрачные веки. А потом наклоняется, отодвигая потрепанную ткань, которой Хнум закрывал нос и рот от песка, и выдыхает прямо в искалеченные губы, в конце концов, прикасаясь к ним в целомудренном поцелуе. — Иди же… — шепот подобен шелесту вездесущего песка, но мягок и полон надежд. Незнакомец отстраняется и отходит на пару шагов, скрещивая руки на обнажённой груди, наблюдая за ним. А Хнум чувствует, что к нему начинают приходить силы: он медленно встаёт, даже не горбясь. И шаг за шагом идёт прочь от странного существа, назвавшего его своим братом. Ему всё сильнее кажется, что он знает этот город. Каждый дом знаком ему и не знаком одновременно. Он не плутает, идя чётко, словно по своим же следам, пока не останавливается, чтобы увидеть растрескавшийся акведук и некогда прекрасный фонтан, давно пересохший и почти по самый край заметенный песком. Он в самом центре города, на большой круглой площади, украшенной высокими обелисками, восхваляющими деяния Великих. Хнум усмехается каким-то своим-не своим мыслям и непослушными пальцами нащупывает флягу, болтающуюся в складках его просторной одежды на перевязи. Там едва плещется на самом дне затхлая горячая вода. Он неловко вытаскивает притертую крышку и тут же роняет её в песок. Впрочем, это уже не важно: последние капли из фляги льются в чашу фонтана. Хнум закрывает глаза и вдыхает воздух, полный влажной прохлады. Ему чудятся чьи-то голоса совсем рядом, звонкий детский смех и журчание воды, которая течет по длинному желобу прямо в чашу фонтана, украшенную внутри голубой и синей эмалями. Ветер шумит листьями финиковых пальм, разнося сладкий аромат от гроздей соцветий, которые источают липкий нектар. Где-то позади зычно мычит буйвол и начинает ругаться женщина… Он открывает глаза и без удивления смотрит на людей и животных, что пришли на торговую площадь. Только улыбается, смотря на переливы прозрачной воды, но тут же оборачивается, слыша знакомый смех. На этот раз смеется юная девушка, чье тело прикрыто тонкой красной туникой, а запястья унизаны золотыми браслетами с лазурной эмалью, которые звенят при каждом движении её тонких рук. Кто же это ещё, если не Анукет, богиня плодородия и порогов Нила, вечно юная и прекрасная, золотоволосая? Она идет к нему медленно, а потом, не выдержав, пробегает последние несколько шагов, чтобы буквально прыгнуть в расставленные для неё объятья. Они кружатся и смеются, а потом, когда наконец замирают, Анукет снова обнимает его за широкие плечи и чуть отстраняется, не в силах сдержать счастливую улыбку. — Ты пришёл, отец! — Это был долгий путь…