Король Рассвета

      Боль. Резкая боль вонзившегося в сердце кинжала, пламенем разливалась от самого ранения к каждой клеточке организма. И такая же резкая слабость, заставившая отпустить девчонку. Тело в один миг отказалось слушаться, а сознание начинало мутнеть. Жарко, слишком жарко. Кажется, выкованный из драконьего стекла клинок, оставивший рану в груди прожигает не только тело, но и душу, мысли, а мелькнувший в угасающем сознании страх и обреченность лишь помогли мраку сделать свое дело. Король ночи повалился на землю, поверженный и сломленный, побежденный хитростью юной безликой.       Казалось бы, победа вышла ошеломляющей, главная битва жизни и смерти свершилась, и история могущественного захватчика подошла к концу. Но поставить финальную точку в рассказе его жизни помешал лишь один единственный удар сердца. И еще один. И еще. Арья не могла поверить в происходящее. Существо, убитое ею несколько мгновений назад, белый ходок что лежал у ее ног, должен был скончаться в страшных муках, но его трясло, выкручивало, а кожа его становилась светлее с каждой минутой. В замешательстве безликая обратила взгляд к брату, надеясь коли не получить вразумительный ответ, так хоть понять какого черта здесь происходит. Но лицо Брандона Старка выражало не привычное ему спокойствие вопреки всему, не отчужденность, с которой он существовал каждый божий день, а чистый шок. Хоть удар и пришелся в самое сердце, оно стало биться а не погибло, вопреки любому здравому смыслу. Кожа короля ночи принимала белый оттенок, а все морщины, характерные представителям его расы расглаживались, придавая облику все больше человечности. Отростки на голове втягивались, оставляя после себя гладкую кожу, ногти распрямлялись. Сердце его билось, даже не смотря на открытую рану. Капли крови, темной, и густой будто смоль, стекали по кожаному доспеху падая на слой снега, окрашивая его в яркий кроваво-красный оттенок, расползаясь вокруг подрагивающего тела безобразным пятном. Джон Сноу с несколькими воинами прибежали на помощь, но живописная картина разворачивавшаяся на снегу заставила спасителей застыть на месте. Существо приобретало человеческий вид, и уже можно было с уверенностью сказать, что перед ними лежит не белый ходок, а простой человек. Человек, что нуждался в помощи. И пусть кожа его еще не приобрела нормальный людской цвет, оставаясь неразборчивого серо-голубого оттенка, внешность короля ночи за несколько минут изменилась до полной неузнаваемости. Король Севера перевел взгляд на сестру, что с ужасом смотрела на происходящее, не зная что предпринять, а потом на брата, что как и Арья оцепенел. Минуты хватило девушке на размышления, и Игла едва не впилась в горло лежавшего перед ней мужчины, останавливаемая криком Джона. — Я его убила, я же его убила! — неверяще твердила безликая, искренне не понимая зачем брат ее остановил. — Арья не спеши, мы еще не знаем, что он такое. Или знаем? — задал он вопрос, вглядываясь в лицо Трехглазого ворона. — Он должен был рассыпаться на осколки... — тихо промолвил Бран, не отрывая взгляд от трепещущего тела. Впервые в жизни, после становления провидцем, ему стало страшно. Он не предвидел такого исхода событий.       Тьма. Она тихая, спокойная, умиротворенная. Кажется, протяни лишь руку, и навсегда упадешь в ее объятия, лишаясь всех забот и ненастий этой жизни. Но тьма тоже бывает разной. Одна дарит успокоение и возвышение, а другая вырывает сознание ближе к этому живому миру, заставляя слышать все, что происходит вокруг. И отбирает возможность шевелиться. Даже совсем чуть-чуть. Остается лишь воскрешать в спутанных воспоминаниях обрывки изображений тех, кому бы мог принадлежать голос, доносящийся будто сквозь толщу ледяной воды. И не находить ничего. И эта тьма могла быть милосердной, но кто сказал, что так повезет? Она отбирала возможность движения, и заставляла чувствовать все, что происходит внутри. Огонь, он струился по венам, он был под кожей, но главный крематорий находился в груди. Этот огонь обжигал органы, сваривая их вкрутую, доходя своими языками до самого мозга костей, превращая сами кости в жаренный порох, что остается на сковороде. Хотя это даже не сковорода, это адский котел, и крематорий по сравнению с ним прохлаждается в сторонке. Остается лишь молиться, чтобы погрузиться в эту тьму как можно глубже, туда, где уже не чувствуешь совершенно ничего.       "У него жар, очень сильный жар" — чей-то женский голос протиснулся в сознание, вынимая его из таких долгожданных объятий мрака. В районе головы вдруг почувствовался холод, столь спасительный и долгожданный, но его было так мало, что он казался просто насмешкой. Тебе плохо? Так вот, сравни, так ведь еще хуже! Слабость во всем теле, (а теле ли вообще?) отнимала силы, высасывая их по маленькому глотку. Точно, теле. Ведь в чем еще можно услышать шум крови, возникающей в голове? Женский голос что-то говорил, но понять что именно было настолько сложно, насколько вообще неразберимой может быть человеческая речь. На смену ему пришел другой женский голос, а после и мужской. Кажется, они о чем то спорили, но утверждать или быть уверенным в происходящем просто нет смысла. Ведь это могло оказаться очередным бредом воспаленного сознания. Или сном. Отличить одно от другого столь трудно, что уже нет разницы между реальностью и вымыслом. А поднять веки, что нерушимо были сомкнуты, не представлялось ни возможности, ни сил. Особенно сил. Но одно-единственное оставалось неизменным. В груди билось сердце. И за этот звук можно было ухватиться, как за якорь, удерживая ум хоть в каком-то положении. Кажется, его сердце последний раз билось много-много тысячелетий назад...       Бесчисленные образы мелькали перед взглядом, воскрешая в памяти необъятные просторы, что покрыты вековыми льдами и пустотой, полчища мертвецов, что разваливаясь на части шагали по замерзшему озеру, и войну. Женщину, что как и он летала на драконе, который извергал мощный столб огня прямо ему в лицо, по приказу своей единственной хозяйки. И тот ветер, что обдувает, когда поднимаешься высоко в небо, воспаряя среди грозных облаков. Это слишком сказочно, слишком захватывающее, даже для такого существа как он, и весь спектр эмоций крайне сложно передать несколькими предложениями. А вот свет, что назойливо светил даже сквозь закрытые веки, вполне можно описать парой-тройкой "добрых" словечек, что так и вертятся на языке. Вот только во рту было сухо, как в песчаной пустыне, да и сил проделывать такие сложные движения языком совсем не было. В принципе, ему и все предыдущие тысячелетия особо болтать не приходилось, мертвым речь без надобности. Но что же происходит?       С большим усилием открыв глаза, мужчина попытался сосредоточить взгляд на сером потолке, что был испещрен мелкими трещинами, оплетающими всю его поверхность. Старая деревянная балка, находящаяся прямо перед его взором, по какой-то причине раскачивалась, мелькая со стороны в сторону. И чудесным образом, две опоры, поддерживающие потолок слились в одну, и эта балка наконец перестала качаться, приобретая все более четкие границы и текстуру. Кажется, у него немного двоилось в глазах. Но данный эффект довольно быстро рассеивался, стоило мужчине перевести взгляд в сторону, рассматривая предметы обстановки. Комната. Самая обыкновенная, немного убогая спальня, выдержанная в мрачных серых оттенках. А тот надоедливый свет оказывается лил из окна, на котором совершенно не было штор. Или хотя бы тряпки, что могла бы скрыть раздражающее освещение. У двери стояли два воина в железных доспехах, и каждый из них держал в одной руке копье, а в другой — прямоугольный щит. Что же на нем было изображено, оставалось загадкой темного металла, из которого было выковано оружие. Сами солдаты имели кожу гораздо темнее, чем привычные люди, возможно они иностранцы, подумал мужчина. Один из них позвал человека по имени Сэм, и с правой стороны от кровати послышалось храпящее бульканье, а после и звук продавленных половиц, противно скрипящих от навалившегося груза. — Он очнулся, позовите скорее Джона! — скомандовал темноволосый пухлячек, резво поднимаясь из кресла, и подбегая к кровати больного. — Как ты себя чувствуешь? Что ты помнишь? Но дождаться ответа надзирающему мейстеру не судилось. Вместо него, лежащий мужчина перевел взгляд на столик у кровати, на котором стоял кувшин с водой, что так и манил к себе. — Тебя наверное мучает жажда, — сказал Сэм, попутно наливая воду в стакан и поднося его больному — выпей, тебе должно стать лучше. И он был прав, приятный холод вконец отрезвлял сознание, не успевшее полностью отойти от сна. — Ты можешь говорить? Ты вообще понимаешь мой язык? — не унимался толстячок, с таким озорным блеском в глазах. Но лежащему мужчине было совсем не до вопросов. Он не мог перестать рассматривать свои руки, что казались совершенно чужими. Они белые, они человеческие. Он — человек. Резко приподнявшись, мужчина принялся ощупывать свое лицо, не веря своим ощущениям. Человеческое лицо, человеческое тело. Свободная светлая рубаха делала цвет кожи еще бледнее, а стук сердца казался не просто не привычным, а вовсе невероятным. — Тебя убили, ты провалялся без сознания два дня. Два дня. Казалось, вечность успела закончиться, пока он был в бреду, а ему говорят что всего лишь два дня. Воспоминания стали проноситься молниеносно, оживляя картины прошлого. Его убили. Он хотел убить Трехглазого ворона. Он хотел убить их всех. Он — Король Ночи. — Он пришел в себя? — голос входящего в комнату мужчины заставил перевести на себя внимание присутствующих. Черные волосы, карие глаза. Лежащий на небольшой кровати больной совершенно уверенно мог утверждать что встречал его, и не раз. — Да Джон, представляешь! — с детским восторгом улыбался мейстер, подбегая к старому другу — Он наверное еще не понял что произошло, это же просто чудо! — Он говорил что-нибудь? — подозрительно окинул взглядом лежащего Король Севера. — Нет, только выпил воды. Я не знаю, понимает ли он что мы говорим, может он не знаком с общим языком? — Понимаю — слегка охрипший голос донесся со стороны кровати. Он то и заставил Джона ухватиться за рукоятку меча, в ожидании опасности. — И что ты помнишь? — вздернув брови, мейстер подбежал к кровати, открывая рот от нетерпения. — Девчонка, с кинжалом.       Воспоминания недавнего времени всплывали ярко, тогда как память о прошлой жизни не открывала свои двери полностью, позволяя лишь мельком узреть смазанные картинки. Его наконец оставили в покое ближе к ночи, когда каждый из его бывших врагов устроил ему свой допрос. Были среди них и знакомые лица, а были и те, коих Король Ночи видел впервые. Но все они, а именно этот Джон, и две женщины с белоснежными и огненными волосами, были уж слишком враждебно настроены, и ждали в любой момент от него агрессии. Будто бы он бросился на кого то из них. Все эти люди пытались понять кто он, и что с ним следует сделать.       Стража у двери уже сменилась, не оставляя без чуткого надзора покои врага народа. Только врага ли? Ведь он до сих пор не мог поверить в то чудо, что с ним произошло. Он жив. Жив в прямом понимании, он чувствует тепло своего тела, а не мертвую мерзлоту, что ощущал с самого момента превращения. Из всего, что сохранилось в памяти о своей прошлой живой жизни, самим ярким воспоминаем было то, как Дети Леса совершили над ним обряд, всаживая кинжал в его сердце. А ведь он сопротивлялся, умолял, пытался вырваться. Но над ним никто не сжалился, никто не услышал его криков о помощи. В его душе с того момента жила лишь ненависть ко всему человечеству и жажда крови. Но постепенно и они улеглись, сменяясь чем то большим, а именно — жаждой власти над всем сущим, желанием стать выше жизни, и выше смерти. Он ведь мог дарить некую жизненную силу, что заставляла мертвые останки восставать лишь с одной целью — убивать. Беспрекословно подчиняться хозяину. Но это было не то. Он лишь хотел вернуться к нормальной жизни, а это было уже невозможно из-за проклятых тварей, что боялись за свою шкуру. Не Дети Леса, а самые настоящие варвары. А ведь все оказалось так просто, ему только нужно было всадить кинжал из драконьего стекла себе в грудь, и всех этих тысяч лет, проведенных в скитаниях и одиночестве могло бы не быть. Как жаль, а ведь он просто не додумался...