***
Коул ненавидел этот день по целой тысяче причин. Потому, что на улице опять раздавался счастливый гомон, и Джей, кажется, опять устроил потасовку с Каем (нет бы просто пересчитать свои открытки, да и все!). Потому, что ему было жалко бедного почтальона, который уже десятый раз поднимался на гору только ради того, чтобы притащить эти бессмысленные безделушки. Потому, что была его очередь дежурить, а он терпеть не мог мыть посуду. Сегодня, кажется, все решили сговориться и съесть как можно больше на обед, а потом еще догнаться парой кружек чая, предварительно закидав мусором всю кухню. И вовсе не потому, что в комнате на его столе лежали девять валентинок, разумеется, нет. Баккет никогда не относился к тем людям, которые бы напоказ страдали по какому-то поводу. Но, если честно, сегодня было немного обидно. В прошлом году ему досталось семнадцать валентинок, и это было даже всего на две меньше того количества, которое досталось Зейну. Который, к слову, вообще не живой и в валентинках не нуждается. А сейчас солнце почти касалось горизонта, а у него было всего девять. И, судя по радостным воплям, доносящимся со двора, Джей пока побеждал. Или, может, он просто считал быстрее — технарь все-таки. Коул поставил тарелку на полочку и горестно вздохнул. Хотелось бы, чтобы ребята примчались с улицы и сказали: эй, ты, придурок, чего ты стоишь? Тебе прилетела целая гора открыточек, смотри, даже больше, чем нам! Но секунды шли, а в коридоре все стояла тишина. Мастер земли прислушался: да, точно, все чисто, потому что все, счастливые, красивые и популярные, сейчас бесятся во дворе монастыря, а лохи с обычным лицом и количеством талантов, равняющимся нулю, мыли посуду. Таких в команде было немного. То есть, по правде говоря, был он один, Коул Баккет, даром никому не сдавшийся. «Тогда приноси пользу, — одернул он сам себя и, выдавив еще капельку посудного средства на губку, принялся тереть тарелочку с узором феникса на ней, — а не ной, как идиот последний». Наконец, унылая тишь коридора оказалась разбита на мелкие осколки: дверь резко распахнулась, и по храму пролетел топот ног, радостные вопли, голоса двух неизменных спорщиков и механический, спокойный голос, пытающийся их утихомирить. И, кажется, чьи-то быстрые шаги оповестили черного ниндзя о том, что кто-то из команды приближается к нему. Черт, обессиленно подумал Коул, только не это! Этот день его уже слишком сильно потрепал, чтобы он мог выдержать еще один сюрприз. Впрочем, судьба так не считала. Улыбающийся во все тридцать два белоснежных зуба, Джей распахнул дверь, так же резко грохнул ей, закрывая, и даже старательно повернул замочек. Глаза у него светились таким счастьем, что Баккет принялся еще более тщательно натирать свою тарелку и отвернулся в другую сторону, чтобы синий ниндзя не заметил смятения на его лице. — Эй, бро, — вкрадчиво начал он, шествуя через кухню напрямик. Коул обернулся; Уолкер, подойдя к нему вплотную, бесцеремонно взгромоздился на стол прямо рядом с ним. И так, сидя совсем рядом и старательно заглядывая ему в глаза, Джей с выражением лица «я-соблазнил-всех-девочек-в-округе-а-чего-добился-ты» протянул: — Угадай что. — У тебя три миллиона четыреста двадцать семь тысяч сто одна валентинка, — буркнул мастер земли. В животе шевельнулось что-то теплое, и спрятанная во внутреннем кармашке маленькая открыточка будто бы стала больно колоться своим единственным острым уголком. Ему вдруг стало гораздо лучше, и день, до сих пор казавшийся ужасным до самого основания, вместе с сидящим прямо на столе Джеем показался чуточку приятнее, но показывать это кому-либо было категорически нельзя. — Ох, ты в меня так веришь, я польщен, — засмеялся веснушчатый паренек. Коул вперил взгляд в гору посуды, скопившуюся в раковине: всяко лучше, чем-то очаровательное зрелище, что открывалось ему, стоило взглянуть чуть левее себя. — Но вообще-то у меня их очень-очень мало. — Угу, я так и поверил, — неожиданно для самого себя улыбнулся темноволосый парень. Нет, рядом с этим рыжим придурком решительно невозможно было оставаться серьезным. Баккет в душе желал сжечь каждую из валентинок, которая досталась его друзьям, всего лишь секунду назад, но сейчас почему-то на сердце стало весело и легко. — Не, ну правда, — Джей склонил голову вбок, и только тогда, когда Коул поднял взгляд, уверяя его, что слушает, продолжил: — У меня триста двадцать восемь. А у Кая триста пятнадцать. Вот лошара, правда? Мастер земли вздохнул со снисходительной усмешкой. Триста двадцать восемь! Джей, видно, запустил какую-то кампанию «десять дзен на счет телефона за валентинку для меня», или, может, записал видео, в котором на коленях умолял девочек слать ему открытки, и выложил в свой твиттер. То, что его личка разрывалась прямо сейчас от тысячи сообщений, было общеизвестным фактом, и в битве с Каем считались только бумажные признания в пылких чувствах. — Я и не сомневался, — вслух произнес он. — Утри ему нос, бро. — Ага, в этом году я буду самым лучшим и собью с него всю спесь, — расцвел Уолкер. Некоторое время помолчал, видимо, ожидая очередного комплимента, но, так и не добившись его и заметив, что Коул снова принялся за мытье посуды, спросил: — А у тебя сколько? С лица Баккета мигом сбежала вся краска. Насупившись, он отвернулся куда-то в сторону и сделал вид, будто не расслышал вопроса. И только тогда, когда Джей произнес негромкое: «ну?», он нехотя отозвался, приглушив голос так, что его было вовсе едва слышно: — Девять. — Что? — взметнул брови синий ниндзя. На его лице застыло искреннее непонимание: бро, мол, ты чего, дуришь меня? Коул все молчал, и он переспросил, не скрывая даже из вежливости скользящего в голосе недоверия: — Ты шутишь, что ли? — Нет, не шучу, — сердито и отрывисто бросил мастер земли. — Я некрасивый и тупой, у меня девять валентинок, пойди возле Кая помаячь, ему и то веселее, чем мне здесь с этой гребаной посудой. Джей растерянно притих, приоткрыв рот, точно собирался что-то сказать. Баккет тотчас пожалел о своей резкости: щеки лучшего друга стали розоватыми, и грустный взгляд синих глаз уткнулся куда-то в пол. Ну вот, мысленно простонал Коул, ты обидел его, идиот, ты его обидел! Валентинка, хранимая во внутреннем кармашке, стала мешаться еще больше, чем прежде. Захотелось куда-то сбежать. Но Уолкер — это солнце о двух ногах — посидел еще несколько секунд молча, машинально болтая одной ногой, а потом запустил руку куда-то в карман и положил кулак, в котором явно держал что-то небольшого размера, на столешницу. Коул повернулся к нему, с недоумением глядя на его руку — и Джей подвинул кулак ближе к своему лучшему другу, почему-то отчаянно краснея и не глядя в его сторону. — Значит, — шепотом сказал он, — будет десять. Хорошее число, правда? Баккет замер на несколько секунд, все не осознавая, что бесцельно льет воду. Потом, вздрогнув, резко выключил ее, протянул руку, ища полотенце — то оказалось будто бы нарочно слишком далеко, да еще и вывалилось из ослабевших от неожиданного волнения рук. Тоже залившись краской от осознания того, как нелепо он, наверное, выглядел сейчас, черный ниндзя торопливо поднял его и вытер руки. Джей подвинул ладонь в сторону, приоткрывая крошечную открыточку прямоугольной формы, и мастер земли, отчаянно стараясь не смотреть на своего лучшего друга, взял ее и развернул. «Ты очень красивый и классный, — сообщил ему скачущий почерк, — и не верь цифрам, хорошо? Верь мне — а ты мне очень сильно нравишься.Твой Дж. ;) »
Коул просмотрел еще несколько раз эту открытку, убеждаясь, что она адресована именно ему, что чуть кривовато обрезана с краев, что на внутренней стороне виднеется грязный отпечаток пальца (машинное масло, что ли?), что она написана знакомой рукой, и даже мысли о том, что этим Дж. мог оказаться какой-нибудь чужой человек, не было. Да, черт возьми. У него было десять своих валентинок. Он не смотрел на Джея — только, все держа в пальцах крошечный подарок, дернул второй рукой за край кимоно, вытащил из внутреннего кармашка небольшое сердечко. Почему-то показалось, что оно для полной неловкости ситуации должно застрять или помяться, но нет — оно податливо выскользнуло из своего укрытия. Баккет сжал его между двумя пальцами и точно бы одеревеневшей от волнения рукой протянул своему лучшему другу. — Триста двадцать девять, — сказал он. И улыбнулся. Джей несколько секунд сидел на столе, глядя на протянутую валентинку так, словно видел подобное впервые в жизни, а потом, шумно втянув в себя воздух, почти выхватил ее из руки у Коула. Торопливо перевернул ее и жадно вгляделся в текст, кажется, не до конца понимая даже, что там написано. Почему иначе он бы так долго читал два коротких предложения? «Ты мне нравишься, грозовое облачко. Может, сходим куда-нибудь?» Вместо подписи в уголке стоял крошечный символ земли: этакая зубастая вершина горы, подчеркнутая снизу. Здесь точно было невозможно ошибиться в том, чьей рукой подписана эта кривая самодельная открытка. Разве что можно было не заметить этот значок, приняв его за случайность или за роспись ручки. Но Джей точно не мог не знать, что он значил. Уолкер поднял голову, посмотрел прямо в глаза своего друга, робко теребящего валентинку в руке, и спросил тихо-тихо: — Ну… не все кафе ведь еще забиты, правда?***
— Коул! — растрепанный и запыхавшийся, сияющий, точно медная монетка, Кай остановился у двери, сжимая в руках кучу одинаковых валентинок. — Ты не видел… а, вот ты где! Выкуси, у меня уже триста сорок одна! — Пошел к черту! — засмеялся Джей, утаскивая Баккета прочь по коридору. Взволнованный, чувствующий себя отчаянно неловко в рубашке, мастер земли стремился спрятать счастливую улыбку, которая все наползала и наползала на его лицо. — Я все равно успешнее тебя! — Нет, неправда! — красный ниндзя обогнал их двоих и, подбоченившись, гордо сообщил: — Я перебирал все, там для тебя осталось только две жалких штучки, так что у тебя все равно меньше! Уолкер остановился, выпрямился, лукаво прищурил синие глаза и с наигранной небрежностью произнес: — Это, в общем-то, сложный вопрос. — Я не пойду ни на какие компромиссы, — возмутился Смит. — А мы и не идем на компромиссы, мы идем на свидание! — звонко воскликнул мастер молнии и, дернув Коула за руку, помчался дальше. — Чао! Кстати, посуда на тебе, потому что этот парень сегодня занят! — Что?! — донесся в ответ ошарашенный крик. — Что?! Вы придумали идиотский трюк с имитацией свидания и свалили на меня дежурство?! Джей, стой быстро, ты, мелкая пакость! Я расскажу сенсею! Заливаясь хохотом, две разноцветные фигурки в клетчатых рубашках и пальтишках, неаккуратно накинутых на плечи, помчались вниз с горы по ступеням, не прислушиваясь даже к тому, какой ажиотаж поднялся в храме позади них. Внизу светился огоньками разноцветный город, в котором точно было хоть одно кафе, в котором для них нашлось бы место в этот веселый снежный вечер. И за этим забылась веселая суматоха храма, городских улиц и долгий и преинтересный разговор, который ожидал их двоих дома. В конце концов, какая разница, десять у тебя валентинок или триста двадцать девять, если у тебя есть одна-единственная, которую ты ждал по-настоящему?