Бесит

      Кагами устало опустилась на кровать, неловко сложив руки на коленях. Ее переполняли противоречивые чувства и эмоции: та девушка, Маринетт, будто взяла в руки привычный мир фехтовальщицы и со всей присущей ей неуклюжестью перевернула его вверх дном.       Цуруги обвела взглядом привычный и уже родной интерьер собственной комнаты. Традиционные детали декора, пусть и простые, но изящные и красивые, не успокаивали, как это было всегда, а лишь раздражали. Мысли о хрупкой неуклюжей девчонке с такими очаровательными двумя аккуратными хвостиками и небесно-голубыми большими чистыми глазами никак не желали оставить Кагами в покое. Перед глазами отчетливо стоял ее образ: миниатюрная фигурка, джинсы невинно-розового цвета, маленькая круглая сумочка, вечно висящая на тонком плече, темный пиджачок, светлая футболка и простые, такие же розовые как и джинсы, балетки с забавными веревочными бантиками. Кругленькое лицо с пухлыми щечками, которые, Кагами была уверена, были удивительно мягкими на ощупь, россыпь еле заметных милейших веснушек, длинные темные ресницы и такие притягательные алые губы…       Кагами покраснела и слегка нахмурилась. О чем она думает?       Девушка тряхнула головой, пытаясь остановить поток назойливых мыслей и образов. Не вышло. Сердце глухо и быстро билось в груди, отдавая четким стуком в ушах. Почему Маринетт просто не может оставить ее в покое? С этими чертовыми голубыми глазами и веснушками, раздражающе-розовыми предметами одежды и этим до боли обидным влюбленным взглядом на Адриана, идеального мальчика-собачку для своего отца. Не на Кагами.       Глупышка, он никогда на тебя и не посмотрит! В его голове происходит нечто странное, он не видит всю прелесть твоей души! И вряд ли вообще когда-нибудь увидит, заметит и поймет. Поймет, что лучше ему уже не найти. Но, кажется, блондин думает о чем и о ком угодно, но только не о вечно смущающейся перед ним, досадливо верной своим чувствам, Дюпен-Чен.       Маринетт запуталась, и Кагами видела это. Там, на катке, стараясь доказать ей, что Адриан не для нее, легко кружась на коньках и выполняя немыслимые легкие и грациозные движения, она видела, как синевласка буквально не знает куда себя деть: ее разрывало на части из-за чувств к двум людям одновременно.       И, черт возьми, Кагами не была ни одним из этих людей!       Когда девушка замерла в нерешительности, не зная чью руку принять, Цуруги не выдержала. Она легко подъехала к сидящей на льду Маринетт и, не задавая никаких вопросов, просто подняла ее на ноги. Шепнула что-то обидное, неприятное, отчего взгляд любимых глаз моментально потух.       Минуточку. Любимых?       Румянец вновь вспыхнул на щеках все еще растерянной Кагами.       Да быть не может, чтобы эта неловкая девчонка с наивным взглядом и детскими хвостиками ей вообще нравилась. Да Маринетт раздражает ее одним своим видом! Как можно спотыкаться на каждом шагу и быть настолько глупой? Как можно быть такой доброй и жизнерадостной, когда тот, в кого ты влюблен, не обращает на тебя внимания?       Девичья рука напряженно сжалась в кулак.       Как Маринетт это делает?       Нет, Маринетт действительно удивительная. Упрямо двигается вперед и продолжает любить… Это больно. И это бесило, неимоверно раздражало, заставляло испытывать ненависть к девушке. Она делает это с такой легкостью, уступает кому-то в чем-то, улыбается своей великолепной милой улыбкой и всегда, всегда выглядит так солнечно и мягко, что на собственных губах невольно расползается улыбка. Хотелось хорошенько врезать Маринетт по ее очаровательному личику, а потом сжать его в ладонях и, смотря в глаза, долго говорить о том, какая же Дюпен-Чен замечательная девушка.       Бесит. Бесит-бесит-бесит-бесит. Как же бесит эта ситуация!       Кагами упала спиной на кровать, обессиленно закрывая глаза. И что ей теперь со всем этим делать? С этими невесть откуда взявшимися чувствами к чудесной Маринетт Дюпен-Чен?       Цуруги знала одно: нужно оставаться спокойной и собранной, что бы ни случилось. Она справится. Справится с этой нежной любовью, граничащей с пылающей ненавистью и раздражением. Справится с безразличием.       И заставит эту наивную Маринетт, наконец, обратить на нее внимание.