Главные надежды и мечты

Фриск не спали, казалось, целую вечность — избитые постоянными падениями, уставшие от ходьбы и стычек с настырными монстрами, они даже не потратили золота на то, чтобы остановиться в таверне Сноудина (или, боже упаси, в помпезном номере у Метаттона). Единственный раз они пролежали с закрытыми глазами больше минуты еще когда упали на свалку после длительного улепетывания от острого, как успел убедиться их свитер в полоску, копья Андайн — стоит ли говорить, что подобное сложно было назвать отдыхом. В Подземелье не было солнца — определять время было не по чему; Фриск, видимо, пробыли там не больше четырех суток, поскольку более длительное отсутствие сна привело бы к плохим последствиям для восприятия мира. Хотя кто знает — может, именно по этой причине они с трудом нашли дорогу домой. Они надеялись, что мама с папой не обратят на их присутствие внимания — как всегда: мама уткнется взглядом в плиту, папа — в газету, а им будет предоставлено заниматься самими собой в комнате. На заборе рядом с их калиткой Фриск заметили собственную черно-белую фотографию с большой надписью шрифтом Comic sans, который они ни с чем уже не спутают: «Пропал ребенок». Гостиная горела тусклым светом торшера. В окне, завешенном тюлем, Фриск различили силуэт папы, приобнимающий хрупкий мамин. В отражении на стеклянной входной двери Фриск в последний раз оглядели себя: взъерошенных, с постаревшими глазами и ссадинами на коленях и щеках, в изодранном в колчья свитере. Конечно, они не перестанут его носить никогда и ни за какие богатства, даже если на то, чтобы его заштопать, придется потратить все время мира. Ни мама, ни папа ничего не сказали. Папа посмотрел на Фриск, а потом куда-то перед собой — так, отметили они про себя, смотрела Ториэль когда-то давно. Или недавно — не более четырех дней, по текущей теории. Мама встала и обняла их — эти объятия тоже как будто были украдены у королевы Подземелья, и Фриск внезапно захотелось вырваться. Не важно, сколько их не было — примем пока как данность: Фриск не спали целую вечность, и это вполне объясняет тот факт, что им больно даже лежать, а глаза стали слипаться сразу же. Как они, все-таки, смогли не спать так долго? Возможно, дело в подземной еде — это также объяснило бы, почему у многих монстров, с которыми Фриск сталкивались, не было кроватей. С другой стороны, явно умели спать и Ториэль, и Папайрус, и Андайн, и Альфис — их кровати Фриск видели собственными глазами. Кровать Санса они тоже видели, но та была занята камнем, так что в нем они не могли быть уверены. Возможно, дело было в точках сохранения, которые Фриск даже по дороге домой искали взглядом — но они никогда не видели, чтобы монстры ими пользовались. Интересно, что сейчас делают остальные вышедшие на поверхность? Скорее всего, они уже вернулись домой и сейчас так же мирно пытаются уснуть. Завтра им предстоит тяжелый день — и послезавтра, и послепослезавтра, и в последующие долгие, бесконечно долгие недели переездов, организаций, паники жителей Подземелья, теряющих в суматохе свои пожитки, бесконечного кряканья, кваканья, напевания, молебнов, грохота и других звуков, которые, как правило, не накладываются друг на друга, но смешаются, когда все обитатели горы Эббот выйдут на поверхность. Это будет тяжело — Фриск знали. А они помогут, чем смогут, это они знали еще более наверняка. А потом все будет хорошо: Ториэль будет печь пироги с ирисками, а они будут оставаться у нее ночевать иногда (или не иногда); когда встанет вопрос о подселении обделенных жизнью монстров к зажиточным людям, Фриск обязательно уговорят маму с папой взять к себе Папайруса и Санса, и они будут проводить долгие-долгие ночи, рассказывая друг другу страшные истории про Черных Фроггитов и Кровавых Вимсалотов. Дверей для упражнения в любимых шутках Санса у них было предостаточно, ерундовых каламбуров про кости — тоже; возможно, они даже отнимут у мамы кухню, чтобы из раза в раз пытаться сделать съедобные макароны — и потом мучать Гриллби как приглашенного кулинарного эксперта. Бабушку можно уговорить взять Андайн и Альфис — они обязательно должны жить вместе, а в бабушкином доме как раз очень много места и мало людей. Альфис сможет строить машины на природе (там рядом есть лес и река), а Андайн будет, где тренироваться, чтобы устроиться работать в какую-нибудь охранную компанию. Ториэль откроет вместе с Асгором школу, в которую Фриск непременно пойдут — там их другом станет Монстренок, и они вместе будут рисовать на последних страницах тетрадей портреты Папайруса и смеяться, пририсовывая ему усы, а потом глупо хихикать и получать последние предупреждения перед плохой оценкой в дневник. Они будут петь в группе с Метаттоном и Напстаблуком, покупать коричных зайчиков, решать Детскую Путаницу и прослушают все-все истории Ториэль про улиток. А пока что Фриск, чувствуя, как растворяются в объятиях мягкой чистой пижамы и теплой постели, сквозь полуприкрытые веки видят на расстоянии вытянутой руки мерцающую желтую звездочку. Они сжимают ее в кулаке, прижимают к сердцу и чувствуют, как красная душа пульсирует, исполненная РЕШИМОСТИ. И главные надежды и мечты Подземелья, услышав характерный писк СОХРАНЕНИЯ, засыпают. Им снятся голубые звезды и золотые цветы.