Потерпеть

      Пить хотелось неимоверно. Солёная кровь вязла на языке, не принося облегчения, от неё тошнило, когда та застывала в желудке, и становилось только хуже. С рвотой тело покидали не только вязкие комки крови, но и ценная влага. За долгих три года мытарства по лагерям, Ивушкин научился не глотать собственную кровь, а сплёвывать или размазывать, скалясь в довольной улыбке на мучителей. Обычно тех передёргивало от вида клыков в крови и они переставали делать то, что делали.       А война всё не заканчивалась. Редкие весточки с фронта от новоприбывших пленных разлетались быстрее, чем того хотели бы фрицы. В последнее время новости были в среднем хорошими, немцы медленно отступали, сдавая позиции одну за другой. Наши — советские — будто с цепи сорвались, всеми силами выгрызая у врага клочки земли, километр за километром. Это вселяло надежду и давало силы на новый день в аду концлагеря.       Николай посильнее укутался в тряпку, натянув её ещё и на голову. В камере было прохладно — или это озноб? — парень мёрз, дрожа то ли от холода, то ли от адреналина, который уже, казалось, никогда не покидал вен Ивушкина. Постоянные побои и пытки не давали расслабиться, организм вечно пребывал в состоянии стресса, чего и добивались грёбаные фашисты.       Среди топота за дверью раздался какой-то непривычный, незнакомый ему звук шагов. Палачи так не ходят — ровно, почти не слышно, как дома. Лагерные мучители топочут как слоны, нагоняя страх на содержащихся в клетках животных, стучат по дверям, заставляя пленников вздрагивать от страха, и яростно гавкают на родном языке. Одни только звуки концлагеря угнетают не хуже пыток.       Ивушкину даже стало интересно, кто же к нему пожаловал, неужели сам начальник концлагеря пришёл добить непригодного к использованию ивана? Во время последних пыток фрицы всё чаще твердили, что его давно пора утилизировать, значит…       Сил не было даже поднять голову, отбитые рёбра ныли, мешая дышать, к горлу опять подступила тошнота, на языке появилась предрвотная слюна. Если это пришла его смерть, то он будет даже рад, в каком-то смысле…       Но это была далеко не смерть. Ягер в момент пробудил у Ивушкина воспоминания трёхгодичной давности. Изуродованное лицо немца поднимало настроение русскому каждый раз, когда он хищно скалился и шрамы натягивали кожу, напоминая о себе.       Вспоминать прошлую жизнь было интересно, можно было отвлечься от настоящего, в которое он вляпался, как муха в смолу. И чёрт его знает, когда та застынет, оставляя Ивушкина навсегда в хрониках концлагерей и памяти немногочисленных родных.       Возможно, именно потому, что Ягер напоминал ему о временах, когда он ещё не был калекой, Коля и согласился на предложение немца о сотрудничестве. Девушку, конечно, было жалко, но не настолько, чтобы заставить себя плясать под дудку врага.       Ягер ушёл под аккомпанемент девчачьего воя, довольный результатом, а для Николая началась новая жизнь. Чистая, и совсем без боли… ***       Ягер в очередной раз вызвал пленника к себе, чтобы… Чтобы что? Каждый раз, когда Ивушкин задаёт себе такие вопросы, он не может найти на них ответов. А если и находит, то такие безобразно-неоправданные, что становится стыдно за Ягера и его хотелки. С каждым разом это всё больше походило на странные свиданки, немец хватался за любой надуманный повод, лишь бы не пахать на благо рейха.       Колю проводили до дверей кабинета штандартенфюрера, из-за которых доносился весёлый голос Ягера. Ивушкин кивнул провожатому и открыл дверь, не стучась. Бесит. Им танк чинить надо, а его дёргают каждый день и забалтывают все мозги, какая уж тут починка.       Парень одёрнул себя, вспоминая, из какого ада его вытащил этот человек. Правда, он же и стал его причиной…       Тут Николай совсем запутался и прекратил внутренний диалог, войдя уже в кабинет и уставясь на Клауса, восседающего за обеденным столом посреди кабинета и вальяжно разговаривающего с переводчицей. Аня стояла неподалёку, облокотившись на рабочий стол хозяина и, потупившись, улыбалась развязным рассуждениям Ягера. Тот был явно навеселе, Ивушкин заметил непочатый графин с коньяком на столике. Понятно, для чего его вызвали… — Что, опять твою печень поминать будем, Клаус? — вместо приветствия сказал русский, привлекая внимание увлёкшегося девушкой Ягера. Аня тихо хохотнула в кулак, и, судя по озорному взгляду, перевела фразу дословно. Немец щербато заулыбался во весь рот, ощупывая правый бок, где находилась его печень. Шрамы на щеке натянулись, в сотый раз напоминая Ивушкину о его маленькой победе. Фриц заговорил, Аня быстро перевела, снова улыбаясь. — Да-да, Николай. Присаживайся, — он указывал рукой на стул напротив. Дождавшись перевода, продолжил, — ты голоден?       Ивушкин был голоден всегда. Ещё до плена, до войны, организм двадцать четыре часа в сутки требовал еды. Сейчас, стараниями Ягера, его откормили почти до прежнего состояния, оставалось только мышечную массу набрать, но и это не за горами, гаечными ключами в танке ворочать — это тебе не хухры-мухры.       Коротко кивнув, Ивушкин присел за столик, опасливо косясь на немца. Чего он такой вечно добрый к нему? Напрягает, будто и не нацист вовсе, сдружиться во всю старается. Только какая тут дружба с монстром.       Русский принялся за еду, исподтишка наблюдая за довольным Ягером, снова переключившимся на девушку. Никак, заигрывает с ней? Николай попытался прислушаться к себе, чувствуя тихий голос ревности.       Только попробуй притронуться к ней без её согласия, фриц, голыми руками удушу.       Уже почти дожевав варёную картофелину с каким-то мясом, Николай всё же решил уточнить, ради чего его вызвали. Не покормить же? — Так зачем ты меня вызвал, Клаус? — девушка смягчила фразу, переведя в уважительной форме.       Немец будто только сейчас вспомнил, что Ивушкин находится в кабинете по его же собственному вызову. — Ja, Nikolay. /У меня есть небольшое предложение к тебе/, — почти одновременно со словами хозяина перевела Аня. Хорошая она, всё-таки. С её знанием языка, да в школу бы учителем. Или даже в университет.       Почуяв неладное в словах немца, Ивушкин тут же потерял весь аппетит. Мясо встало поперёк горла, парень еле заставил себя проглотить кусочек. Отложил вилку, осторожно заглядывая в глаза виновника его сегодняшнего положения. Тот улыбался уже не так широко, как минуту назад, внимательно следя за русским. — От предыдущего твоего «небольшого предложения» моя жизнь поменялась довольно сильно. Чего мне ждать на этот раз? — Ягер усмехнулся, бросив короткий взгляд на переводчицу, послушно выделившую голосом размер предыдущего «предложения». Немец встал, хватая бокалы для алкоголя с буфета у двери, поставил на стол, обстоятельно наполнил оба бокала. — /Выпьем?/ — он протянул бокал Ивушкину, мечтающему провалиться сквозь землю каждый раз, когда ему протягивают вот так бокал. Вроде и не спрашивает, а приказывает. Но, надо отдать должное, коньяк действительно был хорошим. Глубоким, крепким, с целым букетом вкусов и послевкусий, раскрывающихся в самые неожиданные моменты. Парень в прошлый раз даже ухитрился незаметно для Ягера подозвать девушку и дать ей попробовать. Та недолго думала, прежде чем сделать глоток, и потом они еще долго заговорщицки переглядывались, будто дети, хранящие общую тайну.       Не желая напирать на пленника, Ягер отошёл к стене, на которой висела карта с выделенными на ней интересными ему фронтами. Ивушкин постарался расслабиться. Что-то в поведении немца ему сильно не нравилось. Он коротко переглянулся с девушкой, предлагая коньяк, но та, прочитав его немой вопрос в глазах, лишь покачала головой, слегка улыбнувшись. Ей тоже что-то не нравилось.       Фриц обернулся, убеждаясь, что русский не отказался от алкоголя, и сам немного отпил от своего бокала. Яду он туда, что ли, подсыпал, фашист проклятый?       Принюхавшись и прислушавшись к послевкусию душистого коньяка, Ивушкин будто действительно заметил какую-то новую пряную ноту. Но это вполне могла быть вина мяса, которое он до этого ел.       С подозрением отставив почти ополовиненный бокал, он в упор уставился на немца. — Что-то ты темнишь, штандартенфюрер Ягер, — услышав перевод, тот обернулся, строя из себя оскроблённую невинность. У Ани плохой день? Чего это она переводит всё, как он говорит? Решив держать лицо, Николай намекающе скользнул взглядом по своему бокалу и по бокалу в руках фрица, замечая, что немец почти не прикоснулся к напитку. Тот сделал вид, что ничего не понял и ещё раз пригубил коньяк, якобы сильно задумавшись, снова отвернувшись к карте. — /Тебя больше не трогают эти монстры?/ — голос девушки немного дрогнул, когда она переводила, от бывшего веселья не осталось и следа. Николай решил ничего не отвечать и просто следить за странным поведением немца. Ягер любовно огладил место на карте под Москвой, где прошла их решающая для Ивушкина битва. Сражайся он тогда чуть лучше, ползи с простреленной ногой чуть быстрее, и всего этого можно было бы избежать.       Ивушкин встряхнулся. Того количества алкоголя, которое он успел выпить, оказалось достаточно, чтобы сделать из некогда сильного духом бойца сентиментального идиота, размышляющего об «если бы». Если бы, да кабы, во рту выросли б грибы, язвительно проговорил про себя Николай. Живи с тем, что есть, и хватит распускать слюни.       Ягер отнял пальцы от карты и неосознанно потянулся к своему шраму. Опомнившись, оглянулся на пленника, возвращая себе серьезный вид: — /Как твоя нога?/ — Пока не родила.       Анна гневно зыркнула в сторону русского, еле сдерживаясь от ругани. Николай растянул губы в улыбке, читая в её глазах вопрос: «И как мне переводить это, тупоголовый ты кретин?!» Ягер заметил их переглядки и обеспокоенно приподнял брови, требуя перевода.       Аня чертыхнулась и пустила всё на самотек. Пусть ебётся со своим болтливым ртом сам, она не будет больше выгораживать неразумного Николая.       Получив требуемое, Ягер ещё сильнее задрал брови, совершенно ничего не понимая. Испугавшись расправы, Аня всё-таки добавила, что это фразеологизм, продолжая зыркать на наслаждающегося сценой Ивушкина. Никак, выбесить её вздумал.       Немец холодно взглянул на девушку, сделал глоток побольше и отставил бокал. — Kolya, — русский ехидно посмотрел на Ягера. — /Я спрашиваю, как твоя нога/, — со стальными нотками в голосе протянул тот, теряя терпение. Ивушкин ответно оскалился, придумывая, что бы ещё такого спиздануть фрицу. — Болит, как и в первый день, штандартенфюрер. Прямо как тогда, когда мне пришлось с простреленной ногой ползти по лесам и болотам, надеясь уйти от твоих цепных псов, — он сделал глоток коньяка, издевательски скалясь. — А что?       Ягер растянул губы в мягкой улыбке, шаг за шагом приближаясь к русскому, нагло рассевшемуся на выделенном ему стуле. — /О, ты ещё видел, как наши "цепные псы" любят рвать людей на куски. Знаешь, оказывается, достаточно один раз показать овчарке, что некоторых людей можно грызть не сдерживаясь, и это будет для неё самой лучшей наградой/, — он вплотную подошёл к Ивушкину, почти нависая. Русский скучающе отвернулся от немца, старательно делая вид, что ему это неинтересно. — /Однажды попробовавший кровь пёс будет хотеть ещё и ещё. И если не сдерживать его, не показывать свою силу, то рано или поздно он попытается напасть и на хозяина/, — Ягер протянул руку в перчатке и схватил Ивушкина за подбородок, поднимая его голову так, чтобы русский смотрел ему в глаза. — /Рано или поздно укусит кормящую его руку. Такого пса можно только убить, перевоспитать не получится никогда/.       Николаю аналогия не понравилась. Вывернув свой подбородок из цепких пальцев и поставив стакан на стол, от греха подальше, он сам в упор уставился на немца. — И как ты собрался показывать мне свою силу, фриц? Неужели возобновишь пытки? — с равнодушием в голосе через силу проговорил парень. Ягер усмехнулся грустно и осторожно прикоснулся костяшками к скуле русского.       Из-за чрезвычайной интимности прикосновения, Ивушкин дёрнулся, как от удара плетью. Он вскочил, чуть не падая вместе со стулом назад, уходя от руки в перчатке. Сердце заполошно билось где-то пятках, разгоняя застоявшуюся кровь. Щека горела, напоминая владельцу, где его трогал только что ССовец. Фриц. Штандартенфюрер. Убийца.       Он остановился, только отскочив на добрых пять шагов. Панически обернувшись на сгорбившуюся Аню, он попытался понять, что только что произошло. Та смотрела остановившимся взглядом под ноги фрицу, боясь пошевелиться.       Его только что домогались?!       Мысль стрелою пронзила слегка захмелевший мозг, адреналином выводя остатки алкоголя. Его, Ивушкина Николая, только что домогался Ягер. Ягер!!!       Докатились блять, это всё. Дальше некуда. Даже во время пыток эти твари не позволяли себе ничего подобного, щедро причиняя боль и страдания, и получая только от этого удовольствие. С животными секс запрещён, таковы правила.       А Ягер своими блядскими руками сейчас заставил Николая струхануть так, как тот не боялся никогда до этого. — Nikolay, hör zu, — русский ещё сильнее напрягся от звука своего имени, произнесённого этим чудовищем. Его сейчас или выебут, или пустят в расход. Если Ивушкин не согласится добровольно, то… То что? Ягер не станет насиловать, это не в его характере. Нет-нет-нет, насилие не его конёк, да и Ивушкин не отдаст так просто свою задницу.       У него дрожали руки. Сейчас решится остаток его судьбы: если Ивушкин даст отпор, то Ягер разочаруется в нём, перестанет подкармливать, и он загнётся во время очередной пытки. Тогда не факт, что им удастся сбежать.       Холодный Ягер, злящийся на Ивушкина, может спутать все карты, он будет внимательнее и жёстче к их команде. Не будет потакать каждой их прихоти, как делал до этого. Наверняка приставит дополнительные патрули, и в случае побега точно не оставит просто так. Догонит и добьёт. — Kolya, du hast nichts zu befürchten, — Ягер зло уставился на обомлевшую переводчицу и рявкнул на неё, подгоняя. Та сглотнула, и, еле сдерживая слёзы, почти прошептала: — Тебе… Нечего… Бояться… — Ягер ещё раз гаркнул на русскую, и та слабо, безучастно кивнула.       Немец осторожно взглянул на тяжело дышащего, как после забега, Ивушкина, и, чуть расставив руки в стороны — смотри, я безоружен — начиная медленно приближаться, почти подкрадываться, заговорил: — Nikolay, /обещаю, я не сделаю тебе больно/, — от вкрадчивого голоса и осторожных шагов хотелось закричать и броситься бежать прочь, фриц нагонял ужас почище идущих по следу овчарок. — Ich werde nichts gegen dein Verlangen tun.       Ягер гневно стрельнул глазами в сторону, и Аня всхлипнула, из последних сил сдерживая слёзы страха за возлюбленного, торопливо перевела: — Я не сделаю ничего против твоего желания… — слёзы подступали к горлу, по голосу было слышно, что сейчас плотину прорвёт.       Ивушкину вдруг стало стыдно, что он подумывал было согласиться на некоторые уступки со своей стороны в пользу немца, если тот не будет слишком требовательным, и понял, что надо делать ноги, пока фашист не довёл девушку до истерики.       Ягер уже почти подкрался к нему, выпрямившись и всё так же держа руки на виду. Русский рванул к дверям, от страха забыв о простреленном колене и чуть не упав по пути, но добрался до ручки и дернул её…       Ручка не поддавалась. Дверь закрыта на ключ. У Ивушкина всё остановилось внутри. Что делать?! Он уже почти не слабее фрица, отпор дать сможет, это как пить дать, но…       Сбежать было бы идеальным решением, он и не соглашался на предложение, и не давал отпор, за который можно было бы его тут же пристрелить. Но сейчас пути отхода перекрыты. Теперь или вставать под пули за избиение Ягера, или ложиться под самого Ягера.       На его всё ещё сжимающее ручку двери запястье легла ладонь немца. Ивушкин отдёрнул руку, разворачиваясь лицом к обидчику. Левый кулак дёрнулся и остановился, не решаясь врезать фашисту. Ягер стоял не шевелясь, но отрезая пути к дальнейшему отступлению. — Nikolay, — промурлыкал он, успокаивающе заглядывая в горящие лихорадочным огнём глаза русского. Тот не выдержал, отвёл взгляд, направив его за спину немца. — Kolya… lauf nicht weg… — Аня на другом конце комнаты не расслышала мурчание Ягера и на ватных ногах приблизилась к застывшей парочке, чтобы не навлечь на себя гнев хозяина. Услышав, как девушка подходит ближе, Ягер повторил фразу чуть громче. — Не убегай… — дрожащим голосом перевела девушка, старательно отводя взгляд в сторону.       Не убегать?       Что делать?! Как это не убегать?! Что ему, Ивушкину, мать вашу, делать?! Никакой речи о взаимности и быть не может, ему нахер не упало трахаться с мужиком — с фашистом! С немцем, врагом его народа, с его личным врагом!       Ивушкин прижал собственные ладони к двери, запрещая себе отталкивать немца. Ягер не отступит, если его просто оттолкнуть, Ивушкин сможет отстоять свою неприкосновенность только кулаками. Неприкосновенность, но не жизнь…       Ладно, хорошо. Николай сглотнул вязкую слюну, успокаивая дыхание и унимая бушующее возмущение внутри.       Ягер медленно протянул руку к лицу русского, прося разрешения прикоснуться. Тот предупреждающе мотнул головой в сторону.       Только не лицо. К лицу прикасаться не смей, гадина. — /Твой непоколебимый дух заставляет восхищаться тобой не только меня, Коля/, — опустив руку ниже, немец прикоснулся к животу пленника, закрытому рубашкой.       Стиснув зубы и с отвращением отвернувшись, Ивушкин пообещал себе терпеть до последнего. Как только фриц переступит черту, он даст отпор, и тому мало не покажется. Повезёт, если и на этот раз немец выживет, ведь сдерживаться Ивушкин не собирался.       Он мягко провёл по прессу Николая, оглаживая выступающие рёбра. От этого нехитрого движения у Ивушкина сам напрягся и поджался живот, парень сильнее вжался спиной в дверь.       Ягер, уже без перчаток — и когда только успел снять, гад? — принялся не спеша расстёгивать пуговицы рубашки на русском, поджавшем губы. Ему совершенно не нравилось стоять вот так, позволяя врагу прикасаться к себе.       Расстегнув все пуговицы, немец осторожно, боясь спугнуть замершего пленника, скользнул под рубашку, невесомо оглаживая рёбра. Русского передёрнуло, как от удара током. Ивушкину всегда нравилось, когда к нему так прикасались, невесомо, до мурашек, до судорог от слабой щекотки. А сейчас это прикосновение заставило дёрнуться, выбивало воздух из груди. Место, где немец провёл пальцами, горело огнём, на щёки тут же выплыл сдающий с потрохами румянец. Фриц со вкусом провёл кончиками пальцев обратно, перехватывая испуганный взгляд Ивушкина. — /Чувствуешь?/ — слабым голосом перевела Аня, успевшая унять слёзы страха. — Cognac mit Aphrodisiakum.       Аня вздрогнула и не перевела эту фразу немца. Ивушкин залился краской пуще прежнего. Растерянно повторил за Ягером: — Коньяк… С афродизиаком?..       Тот радостно улыбнулся. Даже злость на переводчицу утихла, русский понял его и без перевода. — Schau (смотри), — он провёл кончиками пальцев ещё раз, оглаживая рёбра пленника с остатками давно сошедших синяков.       Афродизиак объяснял, какого чёрта здесь творится, теперь стала понятна реакция организма на руки фрица. Парня выгибало от каждого прикосновения, дыхание резко перехватывало, внизу живота узлами, нехотя, завязывался тугой ком. Ивушкин сглотнул появившуюся слюну, приоткрывая рот из-за участившегося дыхания. К своему полнейшему стыду, он возбуждался от рук немца. Прошло всего ничего, а член в штанах уже почти в полной боевой готовности.       Ягер, внимательно наблюдая за реакцией пленника, слегка задел тут же напрягшийся сосок, и Ивушкина намертво впечатало в двери. Немец принялся обводить горошину, чуть нажимая внутрь и натягивая нежную кожицу. От каждого осторожного прикосновения в груди сладко ныло, посылая волны возбуждения в пах.       Ивушкин крепче стиснул зубы, не в силах терпеть пытку. Когда вторая рука Ягера тоже наткнулась на сосок, парень резко перехватил обе кисти, чувствуя, что ещё немного, и он сдастся на милость врага, и через силу оттолкнул их от себя. — /Что?/ — Ягер не делал попыток сопротивляться, лишь озадаченно пытался понять, что же заставило русского остановить его.       Ивушкин ещё раз сглотнул слюну, облизывая губы. Если всё так и будет продолжаться, без притеснений и унижений, он готов «потерпеть». К тому же, афродизиак…       Ивушкин уставился за спину немца. Тот непонятливо чуть наклонил голову, не понимая, чего от него хочет русский. Николай стрельнул глазами на Ягера, и снова уставился ему за спину, еле заметно кивая, указывая. Немец обернулся.       У него за спиной, в трёх метрах, стояла бледная Аня с мокрыми дорожками на щеках. Остановившимся взглядом уставившись в угол комнаты, она беззвучно плакала, прикрыв в ужасе рот рукой. Из-за спины немца ей не было видно всего происходящего, но слов и поз было достаточно.       Ягер раздражённо цыкнул, возвращаясь к русскому перед ним: — /Но мы не будем друг друга понимать…/ — несмотря на дрожащий голос, переводила девушка всё так же быстро. Видно, сказывался опыт проживания в этом злачном месте. Сколько раз она присутствовала на пытках, переводя вопросы немцев и ответы жертв?..       Николай пожал плечами и презрительно отвёл взгляд — не мои проблемы, что не будем понимать, — продолжая удерживать расслабленные руки Ягера. Клаус хмыкнул, высвободил свои кисти, отпер дверь ключом и приказал девушке убираться.       Ту как ветром сдуло, Ивушкин еле успел посторониться, чтобы его не задело распахнувшейся створкой. Тоже мне, боевая подруга. Чуть что случилось, как она убегает, сломя голову. Не хочет попасть под раздачу?       Ягер снова запер дверь, хищно глянув на раскрасневшегося русского. Ивушкин фыркнул. Пусть на баб своих так смотрит, его взглядами не проймёшь.       Клаус отвернулся, пряча ключ в одежде. Жаль, Коля не успел заметить куда именно. Можно будет потом поиграть в согласного на всё пленника, облапать Ягера и отыскать ключ.       Немец вернулся к жертве, снова протягивая руки для объятий. Николай поморщился от вида мужчины, тянущего к нему свои руки. Ну не возбуждает. Отвернулся, пряча взгляд, позволяя касаться себя. Ягер заметил неудовольствие русского, с улыбкой прошептал: — Schließe deine Augen, — не надеясь что поймут. Протянул пальцы к глазам парня, указывая на них. — Augen, — легко прикоснулся, заставляя закрыть их, — schließe. Закрыть глаза? Довериться ему? С чего бы?       Видя нежелание Николая, немец сам ладонью прикрыл его глаза и повёл рукой вниз по животу, прослеживая напрягающиеся мышцы. — Wie eine Frau, — Коля знал это слово. Фрау — женщина. Фриц предлагал представить женщину на своём месте? Хорошо, он попробует.       Долго заставлять свою фантазию не пришлось. После долгого отсутствия секса та же Аня представала перед внутренним взором вполне охотно, касаясь его в местах, где лежали руки Ягера.       Да, так хорошо, Ивушкин снова возбуждался. Заметив это, Клаус с двойным усердием продолжил невесомо гладить худые рёбра парня, заставляя его выгибаться и закусывать губу.       Поймав губами Колин сосок, он начал покусывать и дразнить его, вырывая сдавленные хрипы из ставшего гиперчувствительным парня. В противовес боли, второй рукой он мягко оглаживал спину, принося только острое удовольствие. Ивушкин плавился от контраста болезненных и приятных ощущений, забыв обо всём на свете. Сейчас он желал только прекратить пытку, но не решался поднять руки, чтобы оттолкнуть разошедшегося немца. Тот вёл рукой по спине русского, прижимая ближе к себе, не давая расслабиться. От особенно сильного укуса Ивушкин вскрикнул, зло зашипев и схватил Ягера за короткие волосы, пытаясь оттянуть его, но тот только сильнее прижимал к себе парня, пугая своей напористостью. — Клаус… — жалобно прошептал русский, чувствуя, как от неотвратимости боли ещё сильнее напрягается в паху, как боль становится уже сладкой и желанной.       Немец отстранился, заглядывая в раскрытые глаза Николая. Оскалился, прошипев: — Augen.       Забыв с перепугу значение слова, русский жалел, что Клаус прекратил терзать его. Он только вошёл во вкус. Хотелось ощутить то же и на втором…       Ягер указал на свои глаза, повторив: — Augen! — русский покорно закрыл глаза, подставляя грудь под продолжение и чуть ли не притягивая Клауса обратно. Тот, убедившись, что русский послушался и не подглядывает, вернулся к занятию, переключившись на ещё не испытавший боли сосок, второй рукой мягко лаская укусы.       Николай не удержался, рвано выдохнув и застонав от сладкой боли. Господи, как же приятно. ***       За дверью стояла девушка, прижимая ладонь ко рту и беззвучно плакала. Чёрт её знает, зачем она осталась подслушивать. Может, чтобы вмешаться, если услышит крики парня и мольбы. Хотя, что она могла сделать? Позвать на помощь какого-нибудь немца, в надежде прервать Ягера и сбить ему настрой? Вряд ли.       Услышав окрик Ягера и следующий почти сразу стон наслаждения Ивушкина, Аня сделала вывод, что её помощь сейчас точно не потребуется, и отлипла от двери, не решаясь уйти совсем. Она отошла подальше, чтобы не слышать возни, но услышать, если вдруг Николай завопит. Оставить его одного она сейчас не могла. ***       Ивушкин был уверен, что его вылизывает кот, настолько язык мучителя чувствовался шершавым на раздражённой коже. Парень уже даже хотел засунуть пальцы в рот немца и проверить, не ошибался ли он, считая, что человеческие языки мягкие и нежные. Ягер издевался над ним, ни на секунду не прекращая кусать и с усилием зализывать, по ощущениям, почти кровящий сосок, вырывая всхлипы и мольбы русского. В штанах у того уже намечалось мокрое пятно от возбуждения, и Николаус, в порыве ребячества, отвлёкшись на секунду, провел по бугорку одними пальцами. Желая продлить прикосновение, Ивушкин неосознанно двинул бёдрами, зажимая руку немца между тел.       От наслаждения парень застонал сквозь зубы, прижимаясь плотнее и потираясь. Клаусу тоже досталось — рука была зажата, фактически, между двумя пахами. — Nein! — немец заставил себя рассердиться и с силой шлёпнул разошедшегося парня по ягодице, выдернув руку на свободу. Тот, покорно жмурясь, лишь поджал губы, соглашаясь на чужие правила. Дрочить в концлагере было не лучшей идеей, воздержание давало о себе знать — кончить хотелось уже от простых прикосновений. — Mein kleiner Junge… — промурлыкал ему на ухо Ягер. Ивушкин сдержал порыв малодушно прогнуться под ласкающую руку на спине и почти рассерженно прошипел: — Сам ты кляйне, я уже большой! — и с силой приложился головой об дверь, пытаясь прогнать морок возбуждения, плавящий мозги. Воздуха катастрофически не хватало, ставшее чувствительным тело сдавало позиции, требуя от своего владельца подчинения гладящим его рукам. — Nein, du bist kleeein, — издевательски протянул Ягер, шалея от вседозволенности и покусывая заалевшую мочку русского. — Klein und mein.       Коля подавился воздухом, покрываясь мурашками от жаркого шёпота. Немец влажно прошёлся языком по краю уха, неожиданно проникая внутрь, горячо и влажно вылизывая проход. У Ивушкина предательски подкосились колени, и от страха упасть он судорожно схватился за плечи Ягера, сминая погоны. Тот, почувствовав состояние русского, подхватил его под бёдра, заставляя обнять себя ногами, и Коля охнул от резкого поворота больного колена. Извиняясь, Клаус вылизал кадык жмурящегося от боли парня. Нежно, почти любяще.       Стоп, нет, надо избавляться от этой алкогольной мути в голове. Ивушкин усиленно жмурился, сосредотачиваясь на мыслях. Думай о долге перед родиной, о том, как будешь сбегать от фашистов, превративших жизнь половины мира в ад.       Мысли о долге парню мало помогли, только напомнили, что в его стране точно так же не приветствуется мужеложство, как и в стране нацистов, тем более с представителями далеко не арийской нации.       Крепко зависнув на этой теме, Коля осознал, что своими действиями Ягер сейчас подписывает себе если не смертный приговор, то отсылку на фронт точно, с возможным понижением в статусе. А Николай что? Он жертва обстоятельств.       Господи… Лишь бы никто не узнал. Парень искренне надеялся, что Анна никому не расскажет, потому что от такого позора отмыться во век не получится, ещё и шпионом сочтут свои же, ну его нахер.       Николай твёрдо решил, что никому ничего рассказывать не будет. И как только он дошёл до этой мысли, немцу надоело вылизывать Колины ключицы, выпирающие от недавнего истощения. Облизнувшись, как кот, наевшийся сметаны, Ягер смешно натянул шрамы на щеке, заставляя Колю злорадно улыбнуться, вспоминая, как они появились. Немец удобнее перехватил парня и оторвался от стенки, в четыре широких шага оказываясь около кровати и скидывая туда пленника.       Мягко приземлившись и осторожно распрямив ноющее от надругательств колено, Коля выжидающе застыл. Что придёт на ум Ягеру в этот раз?       Тот стоял не шевелясь, с высоты своего роста разглядывая возбуждённого парня. Перехватив взгляд пленника, он улыбнулся, обнажая белые зубы. Коля даже не обратил внимания на шрамы, как делал это каждый раз, когда немец лыбился, вдруг осознав, что, возможно, немцу придёт в голову взять его прямо сейчас.       Вдруг испугавшись такого исхода, Коля попытался отползти по кровати, тем самым только вынудив Клауса приблизиться и нависнуть сверху, упираясь коленями в край кровати.       Ивушкин затравленно посмотрел на немца. Отдавать свою задницу на растерзание он не был согласен, даже будь это триста раз приятно. Объяснять потом Василенку, почему не можешь сидеть на жопе ровно и морщишься при ходьбе — не для него.       Ягер прижал палец к губам, успокаивая парня. — Tsss, — прошипел он, — beruhige dich.       Он протянул руку, предлагая русскому схватиться за неё, но тот только откинулся назад, отказываясь приближаться самостоятельно к врагу. Ягер усмехнулся, дотягиваясь пальцами до подтянутого живота подставляющегося парня. Тот тихо прошипел сквозь зубы, вновь покрываясь мурашками от холодных рук немца.       Повышенная тактильность и возбудимость от афродизиака даже нравились Коле, будь только рядом не враг, а какая-нибудь девушка. Да хоть бы и товарищ Ярцева… Ох как бы они тогда…       Парень закрыл глаза, вновь представляя ласкающую его Аню. Девушка склонилась над ним и прижалась губами к многочисленным шрамам от пыток, вновь провела ладошкой по рёбрам, вынуждая Колю выгнуться и приподняться, чтобы позволить гладить спину.       Парню всё было мало, надо больше прикосновений, он хочет… Чёрт его знает чего, но чего-то не хватает. Руки сами собой закинулись за голову, зафиксировавшись там, сминая покрывало, напряжённую спину сводило от удовольствия, в паху давно и прочно пульсировало, и только штаны свободного кроя спасали от неудобств.       Ивушкин, сам того не осознавая, развел колени в стороны, открывая свободу действий Ягеру. Тот только этого и ждал, еле сдерживаясь от того, чтобы сразу же запустить руки в штаны русскому.       Чуть прикусив кожу на ключице, вызывая рваный вдох парня, Клаус, не торопясь, оглаживал напряжённые мышцы, каждый раз спускаясь рукой чуть ниже. Вылизывая шею, покусывая и не позволяя Коле расслабиться ни на секунду, он накрыл рукой пах парня, от чего тот слабо застонал и сделал попытку толкнуться бёдрами, усиливая прикосновение.       Немец с нежностью обхватил напряжённый член русского, и тому пришлось закусить губу, чтобы не начать требовать от нерасторопной Ани действовать быстрее. Собственные штаны уже мешали, хотелось избавиться от них поскорее. И когда Коля решил, что больше не может терпеть их присутствие, немец предупреждающе закусил кожу на шее русского, не позволяя двигать руками и снимать одежду. Тот чуть не захныкал от желания, но снова вовремя спохватился и закусил губу, отказывая себе в удовольствии быть услышанным.       Клаус, не отрываясь от вылизывания и выцеловывания шеи и ключиц пленника, сам стянул ненавистные штаны с бельём, лишь на пару секунд отвлекаясь на то, чтобы пониже спустить одежду и не мешать русскому раскрываться так, как тот хочет.       Коля чуть не открыл глаза, желая посмотреть в чём заминка, как Ягер тут же накрыл его глаза ладонью, не позволяя увидеть себя. Клаус вновь прильнул губами к кадыку парня, возвращая руку к члену и спускаясь поцелуями на ключицы и грудь, а оттуда к узкой дорожке волос, ведущей к паху.       Почему-то Ивушкин не смог представить себе, как бы Ярцева вот так опускалась поцелуями ниже, это совсем не вязалось с невинной девушкой, и воображение предательски пасовало, оставляя парня наедине с ощущениями и подкрадывающимся осознанием, что Ягер ему сейчас отсосёт. От этого стало ещё волнительнее, Коля зажмурился, ожидая прикосновения губ.       Клаус остановился на секунду в миллиметре от желаемого, оглядывая Колю в этот волнительный момент. Сжимающий простыни над головой, зажмурившийся, в распахнутой рубашке со спущенными штанами и с широко расставленными коленями, он выглядел так порочно, что находящийся под действием того же самого препарата — коньяк они пили одинаковый, — Ягер еле сдержался от того, чтобы притереться пахом к бедру русского. Клауса уже слегка потряхивало. Нет, надо держать себя в руках, а не то пленник испугается и точно сбежит, вспомнив, с кем он сейчас и что они вдвоём делают.       Клаус решил больше не мучить парня, вобрав наконец головку в рот, проходясь языком по уздечке. Русский потерял все мысли от наслаждения, тут же толкаясь немцу глубже в рот. Тот не сопротивлялся, позволяя проникнуть глубже и сам насадился, пропуская член в горло, всё равно парню много не надо было, он уже давно не в том состоянии, чтобы сдерживаться.       Не успел Коля испугаться происходящего, как почувствовал, что находится уже почти на грани, немец сделал плавное сильное движение языком, зажав пальцами сосок парня. Того прострелило усилившимся возбуждением, грань была слишком близко, он задыхался.       Ягер не дал Ивушкину возможности сдержаться, старательно вылизывая член парня, и у того сорвало все стопоры.       В пару глубоких толчков в горло старающемуся не поранить зубами немцу, Коля с громким стоном кончил, совершенно забыв, что фрицу это может не понравиться. В зажмуренных глазах застыли слепящие искры, на долгую минуту русский забыл как правильно дышать, дрожа и выгибаясь в руках немца, конвульсивно иногда продолжая двигаться в горло Клауса.       Как только вышибающие дух судороги оргазма прошли, выбросив парня обратно на землю, и, еле разлепив глаза, тот увидел недовольство Ягера, то тут же спохватился и, перебарывая негу, попытался приподняться на локтях, чтобы оценить масштабы произошедшей катастрофы.       Клаус выпустил член Ивушкина, напоследок широко лизнув, чтобы тот увидел, и облизнулся, сглатывая противную горечь на языке. Немец плюхнулся рядом, вытягиваясь сбоку от парня и смешливо поглядывая на него.       Коля слабо откинулся обратно, окончательно расслабляясь. Ему ещё предстояло осознать произошедшее окончательно и выработать собственное мнение по этому поводу, поскольку сейчас оно заканчивалось чем-то вроде «боже» и «вау». Не требующий ничего взамен Ягер напрягал, но Коле сейчас было трудно думать о таких сложных вещах.       Усмехнувшись, немец разглядывал парня. Русский выглядел озадаченно, явно ждал подвоха от гнусного фашиста. «Подожди, Коля, подвох ещё будет», — думал про себя Клаус, в который раз продумывая и корректируя стратегию по совращению Ивушкина: сперва односторонняя дрочка, потом с массажем простаты, а потом и до задницы русского доберёмся — немец уже предвкушал, как парень будет просить о большем, когда силы терпеть закончатся, даже не начавшись.       Ягер встал, потягиваясь и поправляя собственный стояк. Пугать Колю не хотелось, лучше дождаться пока тот сбежит и удовлетвориться спокойно, вспоминая дрожь русского тела за минуту до конца.       Отперев дверь, немец поймал недоверчивый взгляд пленника. — Geh, — кивнув в сторону двери, кашлянул Ягер. Это короткое «гех» заставило Колю вздрогнуть, пробуждая воспоминания прошедших лет, когда его принуждали идти на жаре, пытали усталостью и жаждой.       Перебарывая негу, объединившуюся с сытостью и требующую уснуть немедленно прямо здесь, Коля сполз с кровати, еле переставляя ноги. Уйти действительно стоило от греха подальше, желание остаться немец мог воспринять по-своему.       Благо, Анечка ушла задолго до конца громких стонов, и встретиться сейчас с ней лицом к лицу парню не грозило.