Heroes and Villians

Гнома, оказавшаяся костюмершей, выслушав просьбу Назгули, спокойно проводила её к комнатке, ничего не спросив. Это Назгули очень понравилось. И Музыкант, мрачно прогуливающийся у дверей комнатки, ей тоже понравился. Музыканта она знала, он был своим Увидев Назгуль, он кивнул ей и почему-то осипшим голосом сообщил, что дядя попросил сообщить, что скоро придёт сюда с беседой. Назгуль, широко улыбнувшись Музыканту, от души поблагодарила его и, зайдя в комнатку, осмотрелась. Здесь в самом деле было уютно. И очень светло, причём тем самым светом, который, по словам Радагаста, нужен цветам, плодам и деревьям. Назгуль, во всяком случае, так увидела этот свет, льющийся из окошек, почему-то, на взгляд Назгули, похожих на теплицу. Наверное, из-за света и “зелёного” антуража, комнатка и казалась неподходящей для создания тьмы. Назгули стало интересно, где поселили Музыканта, раз он живёт в комнате, изначально выбранной Магом или эльфом для неё, но пока идти к Музыканту в гости она не собиралась. Она ждала дядю. Ей было, что ему рассказать. Наверняка его заинтересует, что хоббиты перед тем, как попасть в ПЦ, якобы слышали загадочный зов. Чтобы не терять времени, Назгуль осмотрела содержимое сумки Радагаста. Ничего не пропало и не испортилось, правда, антиморочного драже уже оставалось немного. Скорее всего, его рецепт найдётся в записях Радагаста, но Назгуль не считала себя хорошей зельеварительницей. Она даже опасалась изучать заметки, чтобы нечаянно не накликать на свой отряд беду. Ведь Назгуль никогда не создавала зелий. И лечить она почти не умела, но не ожидала, что в ПЦ светлых сил с лекарями всё настолько непонятно. Хоть эльф и сказал, что его раны перевяжут, Назгуль почему-то это не убедило. Дядя в самом деле пришёл к ней довольно скоро. Обрадовавшись, Назгуль хотела было выпалить полученное о хоббитах знание, но подумав, спросила, как поживает отец, и что он придумал, пока она пила чай у садовника и выслушивала речи эльфа. Дядя заверил, что с ними не произошло ничего ужасного, а Назгул, так и не найдя связку иголок, решил мстить за хоббитов и разрушить ПЦ другим оружием. — Оно точно пригодится, — сказала Назгуль и поведала дяде всё, что узнала от садовника и эльфа. Рассказала о хоббитах и зове, об их нарядах. О том, что хоббитам до сих пор не написали ни одной песни. Упомянула даже странный разговор о родителях, точнее, как эльф пытался поговорить с ней о своём отце, которого никогда не видел и даже не знает, кем он был. — Интересно, — сказал дядя и задумался. Назгуль вежливо улыбнулась и тоже начала думать, как же поступать ей. Помогать отцу с новыми планами по разрушению ПЦ? Ей этого очень не хотелось. Ей хотелось домой и помочь хоббитам. Молча уйти отсюда? Смысла в таком жесте Назгуль не видела. Он ничему не поможет, а ей самой станет ужасно тревожно за оставленных в ПЦ. — Так что нам делать? — сказала она, наконец. — Наблюдать и осваиваться, — ответил дядя. — Пока ничего другого мы не можем. — А… а как же хоббиты? — пробормотала Назгуль. Почему-то она переживала за хоббитов сильнее, чем когда смотрела шоу, где их засудили. Тогда она надеялась, что в ПЦ их всё же приглашали поварами, просто не осмелились объявить о том во всеуслышание. Поваров видели все и, наверное, многие знакомы с поварами, вот становиться поваром и кажется ужасно не романтичным и непривлекательным, но вкусную еду любят все. Дядя пожал плечами. — Думаю, мы их обязательно встретим. Пока мы слишком мало знаем о порядках в этом заведении. Чтобы как-то его встряхнуть, нужно лучше узнать, что тут происходит. И обдумать это, а не рубить сплеча, как привык поступать брат. — Здесь многое непонятно, — осторожно сказала Назгуль. — Очень многое. Например, почему у них нет медицины. Когда папа ранил того эльфа, почему же он не позвал на помощь? Доверять едва пришедшим незнакомцам слишком смело, по моему мнению. Не папа на помощь не позвал, конечно, эльф, — зачем-то уточнила она и после недолгого молчания продолжила. — И… и зачем им артисты, если тем артистам не пишут песен? Не творят, точнее. Для количества? Тоже странно. Наверное, не только наши хоббиты числятся за ПЦ, но не имеют своего репертуара? Что-то мне подсказывает, всё обстоит именно так! — Кстати, ты слышала, что сказал маг себе под нос, когда брат рассказал ему о словах эльфа? — неожиданно спросил дядя и, заметив, что Назгуль отрицательно покачала головой, продолжил. — Он сказал “что за олух”. Назгуль почувствовала себя так, словно её ударили и ужасно рассердилась на мага. Такое отношение к её отцу показалось ей очень неприятным и презрительным тем самым презрением, которое испытывают якобы непогрешимые Светлые к Тёмным, виноватым уж тем, что они находятся по разные стороны. Назгуль, несмотря на опасения, даже задумалась, не оставил ли Радагаст в записях рецепт какого-нибудь слабого яда. Или зелья, от которого у жертвы, например, вырос бы рог. — Как некультурно! — сказала она вслух, чтобы не расстраивать дядю. Наверное, планы племянницы дяде бы не пришлись по душе. Хотя планов у Назгули пока не было, но была обида за отца. — Думаю, всё немного не так, как может показаться, — туманно ответил дядя. — Наверное, мы ещё многого не знаем, — и, попрощавшись с Назгулью, вышел из комнаты. Назгуль, ничего не придумав, включила изобретение, чтобы узнать, какие новости приготовил всем ПЦ, пока они добирались до него, не зная, что делать и чего ждать. По изобретению показывали передачу о двух эльфийках, третий год не могущих поделить уникальные часы с кукушкой. Первая эльфийка, мудрая и сохранившая в глазах свет Валинора, которой часы якобы принадлежали изначально, подробно рассказывала, что обошла все суды, но часы никак ей не возвращали по непонятной причине. Вторая эльфийка, молодая и очень красивая, отмалчивалась. За неё, судя по тому, что показывали публике, говорил гном, поясняя, что часы защищаемой им эльфийки совсем другие, чем часы, о которых рассказывает первая эльфийка и не имеют к ним ни малейшего отношения. И создал их не супруг первой эльфийки, а совершенно другой эльф, славящийся своими часами, оправами, механизмами и прочими ювелирно-техническими творениями. А первая эльфийка ищет свои часы не там, где они могли пропасть. Назгуль, поняв, что запуталась в приключениях часов и эльфиек, включила другой канал. По другому каналу показывали того самого художника, которого хвалили эльф и маг, и о котором довольно скептически отзывался садовник. Назгуль мало понимала в живописи, но картины отца нравились ей больше и казались более приятными, чем странный реализм так расхваливаемого художника. Но сам художник показался ей довольно приятным на внешность. Красавцем он не был, но Назгуль почему-то представляла его старым, толстым и похожим на бургомистра, как говорил о подобных персонажах её брат. Художник напомнил Назгули роханского пастушка, подружившегося с их Музыкантом и научившегося у него мрачному взгляду и сложному выражению лица. Правда, у Музыканта это получалось лучше. Художник не рассказывал, как ему хорошо в ПЦ, зато много и непонятно говорил о своих проектах. Решив, что художник знает, что делает, а Маг знает, как направить его энергию в мирное русло, Назгуль выключила изобретение и решила найти в ПЦ библиотеку. Ей хотелось почитать и поразмышлять в тишине и покое. И без эльфа рядом.