немного о больных отношениях

А она, нежная и ядовитая как змея, тянется губами к фильтру, будто бы собираясь кого-то поцеловать, касается своих же тонких и бледных, почти как бумага, пальцев. Вдыхает. Долго вдыхает, заполняя дымом всё изнутри, будто бы дышит через сигарету. Выдыхает полупрозрачный, совсем не как у него выходит, дым. Скалится. Ёрзает по одеялу, подминая его под себя, светя своими гладкими, худыми ногами. Светлая, до безумия светлая, но грязная всей душой. Облизывает искусанные губы, снова кусает, сдирает тонкую кожицу до крови. Снова скалится улыбкой.. Опасно. Очень опасно. Эрнест смотрит, хмурится уже по привычке, будто бы он таким и родился — с глубокой вертикальной морщинкой чуть выше переносицы. Прямо меж бровок. Она смотрит, кидая острый, как нож, взгляд. Как под наркотиками, смеётся. Звонко, распевчато, затихает на секунду и снова. Ещё громче. Футболка... Его, или уже давно принадлежащая ей, не знает точно. Мнётся, становится серой от крошек пепла, который тот час пылью слетает с груди на одеяло. Опасно. Очень. Но жутко интересно. Кусается. Опять и опять. А она даже не пила сегодня. "Синтия" Вздрагивает, и сама хмурит светлые бровки, кажущиеся более тёмными от её бледной кожи. Смех прекратился, хотя эхом всё ещё отражается от стен, пульсирует в висках и бьёт по сердцу. Невозможно смотреть. То ли противно, то ли прекрасно, хрен разберёшь. Втыкается острием иглы прямо в душу, её взгляд. Холодный и притягательный, до безумия магический. Нереальный. "Эрнест..." Хищный. Облизывает снова губы и замирает. Бычок, подобно взгляду, втыкается в руку. В её руку. На нежной коже остаётся красная точка, круглая, и будто бы с каждой секундой становящаяся больше. Вечно семнадцать. Она никогда не взрослеет. Играется, ждёт реакции, ждёт когда снова придушат, назовут дурой, сделают что угодно, причинят боль. Ведь чувствуешь боль - значит живой. Так ведь? Эрнест и сам кусает губы. Вторит её действиям. Вот сука.. Нельзя попадать под влияние, нельзя.. Нельзя противостоять. Колкие объятия, как старый дедовский свитер, впиваются иглами в кожу, соединяя так тела. Больно оторваться, больно оставаться. Тишина согревает, больно бьёт по спине шорохами и не даёт думать. Ночь, тишина и объятья. Укус. И нежный, и больной, и с кровью... Но уже не свои губы. Грубый, практически дикий. Больно быть рядом, больно уходить. Подсознание вопит о том, что нужно прекратить, но тело привыкает к колкой боли. Жаждет ещё и ещё, но нельзя.. Нельзя.. Каждый выдох как последний. Она тянется нежными губами к сигарете, касается фильтра, целуя пальцы и ощущая такой приторный металлический вкус крови. Он всегда был на кончике языка, танцевал свой безумный, сводящий с ума танец и не уходил. Никогда. Прикуривает снова. Выдыхает. Полупрозрачные тучки дыма. Весь воздух из лёгких.