Разбитый калейдоскоп

— Мэри, девочка, не стоит так убиваться! — вот и все, что сказала эта женщина, ее мать! Не стоит убиваться? Убиваться? Да она не проживет и дня без Сириуса! Это не пустые слова. Мэри рыдала так горько, будто он уже умер. Она никогда его больше не увидит, не поговорит, не прикоснется к самому любимому человеку на свете. Он захлебывалась слезами, она кричала так громко, что (она была почти уверенна) отец наверняка наложил на ее комнату чары Тишины, чтобы его непутевая дочь не пугала своих детей. Детей! Она зарыдала еще горше. Они, еще совсем крошки, никогда не увидят своего отца. Им придется вырасти безотцовщиной, потому, что она никогда больше не выйдет замуж. Никогда! Она встала с коврика у кровати, где сидела все это время и, не переставая плакать, подошла к книжной полке. Там стоял ее альбом с колдографиями. Мэри раскрыла его на станице с их свадьбой. И зарычала бессильно, пытаясь в крике выплеснуть из себя всю боль. Сириус с фото отсалютовал ей бокалом, она стояла рядом в белом платье, такая счастливая, даже слишком счастливая, как сказал ей тогда школьный приятель Нотт. Кажется, он пришел сам. Никто его не приглашал тогда. И вроде бы даже, его отец состоял в Пожирателях Смерти! Но она не могла поверить и не хотела выгонять его со своей свадьбы, хотя Лили… О, Лили. Мэри не думала, что у нее еще есть слезы. Ей, казалось, что за два часа рыданий без перерыва они вылились все. Но вот слезы снова хлынули. — Он не мог, — прошептала она, — он не мог — закричала, — не мог, не мог, не мог. В комнату вбежала мама с успокоительным (неужели, заклинания все-таки не было?). Но Мэри не хотела ничего пить. Она завижала: — Он не мог, — и швырнула склянку в стену. Мать попыталась приблизится, но она закричала: — Нет, нет, уйди. Краем глаза увидела, что в комнату вошел отец и направил палочку на нее. — Сонное заклятье пойдет ей на пользу, — сказал он левитируя безвольное тело дочери на кровать — Бедная девочка, — ее мама села на кровать и поправила дочке волосы, — ты уже вызвал целителя? Он вскоре прибудет. — О, Дерек, неужели ничего нельзя сделать? — заплакала мать, — Я не верю, что Сириус мог такое совершить! Он так любил Джеймса и Лили. — Волан-де-морт искушает юные сердца. Кто знает… Он тоже подошел к дочери и еще некоторое время стоял рядом, вглядываясь в ее лицо. — Главное, чтобы в этом не была замешана наша дочь. — Что ты имеешь в виду, Дерек? — Думаю, вам с ней и детьми лучше будет уехать на континент. Жена преступника — не то будущее, которого я хотел для дочки. Я пойду, открою камин. — Я еще посижу с ней. Иди. Когда он вышел, женщина поцеловал дочь в лоб и прошептала: — Несчастная моя девочка. У тебя все будет хорошо.

***

— Сиирииус… Сиирииуус… — чей-то хриплый голос постоянно звал его по имени, выдергивал из такой приятной дремы. Сириус не обращал на голос никакого внимания. Он появился недавно, всего каких-то пару месяцев назад. И еще, что было немаловажно, он не существовал. Блэк знал это абсолютно точно. Сначала он пытался понять, кто его зовет из темноты, но потом вспомнил, что там попросту никого нет. Тогда Сириус успокоился и принял как должное, что он сходит с ума. —Ты и так долго держался, Бродяга, — сказал он себе. Позже он кричал, чтобы заглушить этот голос, орал на пределе своих голосовых связок, отчаянно ругался и даже пел. А потом падал на свою койку совершенно обессиленный. Шел третий год его заключения. Сириус все еще считал дни, но уже понимал, что скоро бросит это дело. Как тот, как же его звали… Из маггловской книжки… Сириус напряг память, но вспомнить не мог. Теперь это тоже отравляло его существование. Так он и жил: страдая от несуществующего голоса и невозможности вспомнить названия книги. Единственным развлечением были ежемесячные визиты комиссии по надзору за особо опасными преступниками. Сириус видел людей, даже мог поговорить с какой-нибудь доброй душой. Правда, случалось это крайне редко. А еще перед приходом комиссии специальные служащие, работающие в Азкабане на постоянной основе (хотя, если честно, надолго они не задерживались) применяли к заключенным и их камерам очищающие заклятья. Это были огромные мужики, сами гораздо более похожие на матерых уголовников. Но среди них могли найтись желающие поболтать, и Сириус особенно ценил таких индивидов. На 793 день его заключения произошло что-то странное. Он ждал этого дня с нетерпением. Так как дементоров сегодня не было, значит, сегодня день Очистки. Сириус довольно улыбнулся. Может, еще уговорит Бена побрить ему бороду. Нет, в юности, конечно, были мысли отпустить бороду, как настоящий байкер. Но не так он планировал свою жизнь, не так. Без дементоров к нему начинали возвращаться воспоминания. Это было одновременно радостно и ужасно больно: самым счастливым воспоминанием в его не такой уж длинной жизни была Мэри. Ха, а что ж еще? Не родительский дом же вспоминать. Сириус знал, что в маггловских тюрьмах разрешены свидания с заключенными. Если бы он только мог увидеть Мэри. Его Мэри. Он почувствовал, что голоден. Еду в этот день разносили те же «цирюльники». Что-то Бен задерживается: подумал лениво Сириус. Чувство голода уже не так донимало его, как раньше. Сириус глубокомысленно заметил про себя, что человек — это такая тварь, что ко всему привыкает В конце коридора раздались торопливые шаги. — Ну, наконец-то Бен, — начал Сириус, давно уже заимевший приятельские отношения с работником. Тот был самым приличным из всех сменившихся, и у него Сириус мог брать маггловские сигареты и спички. Но тут он осекся. Из темноты к нему вышел совсем не Бен, как он ожидал, а кое-кто совсем другой: молодая коротко стриженная женщина в рабочей форме цирюльника. — Однако, — пробормотал Сириус, во все глаза разглядываю неожиданную гостью.