Часть 1
2 июля 2019 г. в 00:19
Она не прощает его. Это видно по её поджатым губам и холодному взгляду, по неестественно выпрямленной спине и по тому, как она не подпускает его к себе.
Санджи знал, что виноват. Что теперь его задача вымолить прощение за всё содеянное и за все их пролитые слезы. Но если капитан говорил, что ничего страшного, главное — скоро они смогут вернуться; Чоппер недолго мочил его плечо слезами, которых позже сказал, что не было, ведь он сильный и так рад, что он с ними. Брук смеялся в своем стиле, уже начиная вести речь о новой песне, в честь воссоединения, то Нами совсем его к себе не подпускала, даже взглядом лишним не одаряя.
Она не винила его в том, что его вынудили или в том, что он не покидал границы города, дорожа руками.
Но обида зрела в ней никак не подобная виноградным ягодам, не было там ни капли сладости, лишь непередаваемая горечь и такая кислая обида. Она не винит, но и не прощает. Она не говорит, чтобы он не возвращался или проваливал; она говорит со всеми и упоминает о том, как будет хорошо, наконец, всем вернуться на Санни и воссоединиться всей командой. Все — это и он. Но она не обращается к нему лично. Она даже если смотрит на него, то как-то сквозь.
Она дает понять, что обида её глубже, чем морское дно и так просто прощения она не даст. Санджи готов ждать, готов держаться даже дальше, чем привык, но не сейчас, потом пусть на Санни изведет его всего, но не сейчас, когда после собрания, по плану устранения одной из Йонко, он знает, что завтра может стать их последним днем. Что он может потерять её или любого другого из команды. Не пожалеют ли они потом о этом? Санджи лучше сделает и будет знать, что сделал все возможное, чем не сделал ничего и упустил последний шанс ощутить ее рядом.
Он перехватывает ее сразу после собрания, в коридоре. Хладнокровную по отношению к нему, всю такую собранную и строгую в ее тёмном багровом платье и собранными вверху волосами.
Она идеал для него, прекраснейшая из девушек и лучше морских нимф. Он готов поклоняться ей и жить у ее ног, если она только пожелает, но она не желает. Он готов вымаливать прощение, но она не готова к этому.
Она оборачивается, когда он мягко перехватывает ее запястье. Разит колким взглядом и спокойно бросает:
— Пусти.
— В любой бы другой день, Нами-сан, но не сегодня.
Он притягивает ее к себе. Это так невинно, ведь он рук не отпускает даже к талии ее, обхватывает за плечи и делает это осторожно, нежно. Любя. Как в последний раз. Она слабо пинается миг и замирает. Руки её у груди, словно в нерешительности она решает: притянуть ближе его или оттолкнуть. Санджи знает, что если она это твердо решит, он не сможет ее удержать. Она выскользнет как дым, развеется как первая утренняя дымка и больше не попадется в его руки. Никогда.
Поэтому он обнимает крепче и шепчет: ломко и дрожа.
— Только не отталкивай. Пожалуйста. Только не перед завтрашним днем.
Она миг думает. И притягивает его к себе. Завтра может стать датой на их могилах. Она понимает это также ясно, как и он. Она обижена, зла, неуверенна; она испугана, не желает жалеть, но не готова прощать. Санджи готов ждать. Но только, когда это будет на Санни, а не когда он может ее потерять.
— Я ненавижу тебя, — шепчет она.
— Я знаю.
— Ты бросил меня.
— Я… — он хочет казать, что был вынужден, что хотел уберечь ее, что… Но все «что» разбиваются о неё. Она скала для его оправданий волн, и только время возьмет вершину.
— Ты… Ты готовился к свадьбе, с ней. — И голос срывается. — Ты бросил нас.
— Я не хотел.
Санджи не дает понять, что чувствует как увлажняется рубашка; он едва касается её волос в успокоительной ласке. Они стоят так недолго: Нами быстро берет себя в руки, когда отстраняется — глаза ее спокойны без единого следа слез. Она выпутывается с его рук, как с нежеланных пут и разворачивается, чтобы уйти. Замирает лишь на единый миг, чтобы шепнуть:
— Не прощу.
Санджи говорит:
— Знаю.
И она уходит. Не оборачивается, цокает каблуками по полу, и она все еще такая идеальная, даже когда Санджи под её напором раздавлен. Он готов ждать, главное, чтобы подле нее. А как долго уже не важно.