не смогли

      Арсений не понял, в какой момент все изменилось. В какой-то момент Антон изменился. Его взгляд стал слишком пустым, прикосновений стало катастрофически мало, его просто словно подменили. Заснул с одним парнем, а проснулся с совершенно другим. Он и поговорить пытался, но разговор получился какой-то не такой… Антон отмахивался, отнекивался, все отрицал, — Я нормальный, Арс. Ничего не поменялось, ты накручиваешь. Но Арс понимал, что все, блять, поменялось. Что ничего уже не будет как прежде.       Антон изменился, Антон приходит домой позже, уходит раньше. В машине постоянно накурено — но Шаст в своей тачке не курит; Антон все чаще пользуется метро, от него идёт пешком. Арсений думал: просто гуляет, просто расслабляется. А Антону надо, чтобы запах её духов выветрился. Арсений постоянно ждёт, обнимает крепко, боясь, что одни из объятий окажутся последними. он не представляет, насколько прав. Антону с Арсом не так. Ему с ней комфортнее, ему с Ирой правильно. Арсений надоел. Арсения слишком много. Дышать рядом с ним уже сложно, а с ней — словно глоток свежего воздуха. Они долго к этому шли, и постепенно Шастун пытался начать давать понимать. Он домой не возвращался совсем, пропадал на несколько дней. Он не обнимал в ответ, а лишь похлопывал по спине. Шастун целовался с Арсением неохотно, коротко, казалось, неловко. Звонки ограничивались двумя минутами, ответы на смс-ки становились слишком однотипными и не-такими-как-раньше. Арсений понимал. Он не дурак. Ему, в конце концов, не семнадцать лет. Вещей Антона в их квартире становилось меньше с каждым разом. И это Попов тоже прекрасно замечал. — Антон, почему ты просто не скажешь мне, как есть? — Арсений тоже не-такой-как-раньше. Он смотрит по-другому, он думает иначе, у него голос стал грубее, — курить стал больше; мешки под глазами отчетливее, — не спит почти; искр в глазах нет. А Антон на месте замирает, шумно сглатывая. В комнате предательски мало места, кажется слишком тесно, тишина давит сильнее. Шастун молча достаёт свой чемодан из шкафа, складывая туда последние вещи. — Оставь мне одну. — Арсений не просит, — умоляет. В груди защемило, голос дрожит, вместе с ним и руки. Попов губы кусает до крови, смотря глазами, полными боли. Шастун молчит до сих пор. Молчит, но слушается, одну футболку на полке оставляет, закрывает дверцу шкафа и замирает, глядя на матовую поверхность мебели. А они этот шкаф вместе собирали. И выбирали вместе. — Поговори со мной, блять! Я здесь, Антон! подожди, я здесь ещё. и в последний раз дай обнять, потом всё. я не знал, что отплатил долг. невозможно больно без тебя быть вольным. — Так надо. Мне пора, Арс. — выстрел в висок. С первого раза, намертво, без промаха. Антон понимает: Арсений любит. Он чувств Арсения исправить не может, как и Арс его. А Арс держать не будет, отпустит. Пускай и не хочется, пускай больно. Он должен. Арсений Шасту только лучшего желает и, если так надо, он пожертвует самым ценным, что у него есть, — их отношениями. — Я не хотел тебя обидеть, Арс. Но с Ирой мне проще. Я с ней… Ближе, чем с тобой, понимаешь? не хотел тебя обидеть, просто я не он. я тебя совсем не вижу, ставил все на кон — и с другой теперь я ближе. А Арсений понимает. Он давно понял. Попов смеётся от глупости сложившейся ситуации. Смеётся так звонко, так громко, заливаясь краской и чуть не задыхаясь. Смешно. Иронично. А ведь клялся в вечной любви… — Я не могу тебя держать, Антош. Но не любить тебя тоже не могу. И не изменю уже ничего. А ты изменил все. И мне. — Я не хочу тебя отпускать, Арс. Но мне так жаль, что мы не смогли. Прости меня. Он в последний раз улыбается уголками губ, берет чемодан и выходит из квартиры, — их когда-то их квартиры — захлопнув дверь. Остаётся лишь пустота, везде: на полках, в шкафу, внутри Арсения. я не могу тебя держать. я не могу тебя ломать. я не могу тебя не любить, но не могу тебя изменить. я не хочу тебя отпускать, я не могу тебе обещать. и без тебя — я не живу, но мне так жаль, что мы не смогли; меня прости.