О друзьях и...

Я не читаю книги.

Кроули не любил читать. Совсем. Не любил скрипучее шуршание бумаги, её непонятный запах. Бесконечные стеллажи в лавке Азирафаила, до верху забитые цветастыми фолиантами, от которых рябило в глазах, казались Кроули чем-то нелепым, ненужным, слишком человеческим. У него было достаточно знаний о мироздании, истории, географии и науках, чтобы не интересоваться подобного рода записями; было у него и своё, удивительное, многогранное воображение, не требующее подпитки историями и легендами. Да что там: он повидал столько людей и знал столько историй — настоящих, невообразимых, — что любые человеческие фантазии меркли на их фоне. Кроули находил книги бессмысленными, по крайней мере для такого древнего, мудрого создания, как он или Азирафаил, и искренне недоумевал, почему ангел всё время ходит, уткнувшись в тот или иной томик своим острым вздернутым носом. По всей видимости, чтение приносило Азирафаилу удовлетворение, но порой Кроули замечал на глазах своего ангельского друга и слёзы: не то грусти, не то радости, не то умиления — поди его, ангела, разбери. То, что книги так действуют на Азирафаила, Кроули не одобрял, и сам ни разу не попытался вникнуть ни в один текст, опасаясь, что эта напасть способна помутить и демонический рассудок. Кроули не хотел рисковать. Не хотел себя обрекать — а вдруг! — на нежелательные чувства. Да и не было у него на подобное времени. Ни минутки. У демона вроде него, ответственного не только за падение первых людей, но и за достойное воспитание Антихриста, уж точно не могло оставаться времени на всякие мирские глупости. Если Азирафаил считал, что обязан прочесть то или иное — это было сугубо его личное дело, которое Кроули никоим образом не касалось. И то, что он привозил из удалённых уголков земли редкие фолианты для коллекции друга, было просто проявлением вежливости, не более. А ещё ему нравились горящие глаза Азирафаила, вертящего в руках новый образец, нюхающего его, шуршащего страницами. Нравилось выражение лица, отражающее благоговение и радость, нравилась широкая улыбка и тихое «спасибо». Кроули отмахивался, делая вид, что ему плевать; убеждая, что не сделал ничего особенного, и что книга чуть не сама прыгнула ему в руки, когда он выполнял какую-то тёмную миссию для своего господина. То, что иногда он преодолевал тысячи километров исключительно ради нового библиотечного экземпляра, он умалчивал — Азирафаилу знать об этом было абсолютно не за чем. Кроули не любил книги, но он любил старого друга, а потому носился с этой сомнительной литературой не меньше самого Азирафаила и знал, что если ангел однажды попросит его, он прочтет. Даже несмотря на неприязнь и отсутствие времени. Прочтет что угодно и в любом объёме, просто чтобы снова увидеть счастливую улыбку, румянец на пухлых розовых щеках, услышать довольный смех. И даже, откровенно говоря, готов был прочесть что-то сам, без просьб. Когда-то. Не сейчас, но потом. Непременно однажды. Очень и очень нескоро, но совершенно обязательно. Не интереса ради и без единой капли желания, но чтобы стать к доброму другу ещё чуточку ближе. Азирафаил книги обожал. Он любил их той любовью — безумной, бесконечной, безусловной, — которой должен был любить только Бога. Но если Бога ему полагалось любить в силу профессии, к книгам это чувство он питал исключительно самого себя ради. Ради себя же он содержал целую лавку: прекрасную, удивительную, любимую. И в ней было очень и очень много книг. Азирафаил наслаждался всем: рельефом обложки под пальцами, хрустом новой или шелестом старой бумаги, запахом свежей краски — если книга приходила к нему прямиком из типографии, или непередаваемым запахом страниц — если она пропиталась долгими годами существования. Азирафаил любил каждую историю: будь то научный трактат, жизнеописание или проза, потому что так он словно мог прикоснуться к человечеству. К его истории, тайнам людских сердец. Он делал первые робкие шаги вместе с младенцами, составлял нелепые признания в любви с неопытными юнцами, махал шпагами с полководцами и правил с монархами. Азирафаил любил становиться на один уровень с человеком, приумножая полученный практический опыт теорией. Конечно, Кроули не говорил, но явно думал, что куда полезнее было бы вместо чтения заниматься чем-то реальным и познавать то или иное на собственном опыте, но Азирафаил был с ним не согласен. Ему вовсе не хотелось учиться на своих ошибках, а книги готовили его. К любым ситуациям, начиная от склоки в очереди за блинчиками, заканчивая вторжением каких-то там марсиан — если б они существовали, конечно. Впрочем, учитывая, что божественный план никому до конца неизвестен, инопланетяне могли и быть припрятаны, подобно тузу в рукаве, на самый что ни на есть чёрный день. Который, к слову, неумолимо приближался. Азирафаил ни на секунду не забывал о предстоящем Апокалипсисе и в книгах же силился найти какое-нибудь практическое руководство на этот случай. Хоть иногда и искал его там, где его заведомо быть не могло. Кроули ворчал, но постоянно пополнял коллекцию Азирафаила новыми экземплярами, и вид у него в тот момент был такой, словно он победил всё воинство небесное, не меньше. Гордость, удовлетворенность. И потому, даже если подобная книга в библиотеке имелась, Азирафаил расплывался в самой искренней и счастливой улыбке из всех возможных и от души благодарил демонического друга за проявленное внимание, отмечая, как старался — крайне безуспешно — в такие моменты Кроули сдержать ответную улыбку. Азирафаил знал, чувствовал, что демону интересно, и был совершенно уверен, что однажды Кроули сдастся и прочтет первую — и, наверняка, не последнюю книгу, — но не хотел его к тому подталкивать, чтобы не спугнуть ненароком. Азирафаил умел ждать, и пока ждал, составлял список того, что понравилось ему больше всего, чтобы однажды, когда друг будет готов, подсунуть этот список ему. А потом, за чашечкой чая в какой-нибудь уютной кафешке, обсудить прочитанное — он верил, что, пусть не скоро, но это случится. Потому что иногда чудеса случаются и с демонами. А Кроули был больше, чем демоном — он был его лучшим другом.