***
Улыбка на восхитительно-неподатливых губах встречает О с утра уже несколько месяцев, встречает в последний раз и она отлично знает это. Голубые глаза сейчас закрыты, а обычно сдвинутые к переносице брови расслаблены, безмятежно дышит мужчина рядом и она старается запомнить каждую деталь на его лице. Потому что она обещала, обещала себе, обещала ему, что это последняя их ночь, последняя возможность нарушить правила и остановить время хотя бы ненадолго. О смотрит в зеркало, вздыхает и проводит расческой по мягким волосам, золотящимся в свете утреннего солнца, бликующим, как настоящие драгоценности. Она и правда дорожит ими, она дорожит всем, что любит Кей и от этого почему-то становится спокойно на душе. О горько улыбается, прощально целует мужчину в щеку, быстро одевается, хватает сумочку и убегает за дверь. Если бы она взяла выходной, то наверняка было бы больше времени на прощание. Она больше не сможет смотреть на Кея так, как смотрела последние три месяца. Невольные переходы на шепот сменятся короткими сухими диалогами, чувственные вздохи шрамами останутся на сердце, заранее зная, что никогда не повторятся, домашнее тепло пропадет, оставляя после себя запах яблок. Только смотреть друг другу в глаза они будут дольше. Лето покажется невозможной сказкой, фальшивыми воспоминаниями, самой сладкой ложью, которая только есть на земле. Огоньки, зажженные Кеем в душе девушки, не потухнут, разгораясь все ярче, но разве до этого есть дело опытным агентам? О не перестанет мечтать, не перестанет видеть во снах одного и того же человека. Слишком уж много огоньков он зажег. Внутри прозрачная светлая грусть обволакивает легкие, сладко растягивая момент, когда они вновь сталкиваются взглядами и О видит в синеве напротив настоящее море, шторм, разбушевавшиеся воды ожидания невозможного, несбыточного. Долгие годы проходят в томлении, пока его не заменяет тоска. Тоска по кому-то, кого считаешь всем своим миром, кого боишься потерять больше, чем себя. О видит, как только поступивший на службу стажер непонимающе глядит на серебристый нейрализатор у себя в руках, когда собирается выйти и обнять Кея. Видит, как он нехотя надевает темные очки и как грустно усмехается мужчине. Очередной шторм в его глазах успокаивается вместе с белой вспышкой и он забывает. Забывает все. Женщина находит Джея у шкафчика, который каких-то пару дней назад принадлежал лучшему агенту. Тот сидит и невидящим взором смотрит на стену, игнорируя мягкие шаги О. Она знает, что стажер, похоже, видел и понял все именно так, как должно. Удивительным для самого себя образом Джей успел привязаться, привыкнуть к Кею за двое суток, проведенных плечом к плечу. От мужчины веяло той самой надежностью и постоянностью, которой так не хватало мальчику. О знала, что однажды ступив в эти темные воды ты не сможешь выбраться из морской пучины, пока не потонешь в ней окончательно, пока не захлебнешься горькой влюбленностью. Кей исчез из сплоченных рядов ЛВЧ, но в жизни агентства для него все также оставалось особое место. О наблюдала за ним довольно часто, организация никогда не оставляла бывших сотрудников без присмотра. Иногда, переключаясь на камеру внутри почты в Труро, она видела приходящего темнокожего парня в черном костюме. Он всегда стоял спиной к ней, но сомнений не было — Джей навещает покинувшего ЛВЧ напарника. Он протягивал Кею — а теперь, скорее, Кевину — письма, на которых никогда не было адреса, марки, посылки, но всегда молчал. Был бы он инопланетянином, О подумала бы, что Джей передает все свои мысли прямиком в голову мужчины. Он тоже был безмолвен, только здоровался иногда. В голосе Брауна слышался какой-то необъяснимый взрыв эмоций за оболочкой из холодности и агент чувствовала, как тысячи мелких иголок бьются о стенки легких. Она знала этот голос, эту интонацию, и мечтала услышать, как Кей еще хоть раз обратится к ней с мягкой улыбкой, попросит закрыть глаза и легко коснется лба сухими губами, проведет ладонью по щеке. Проходят пять лет, пронесшиеся мимо практически незаметно, но растянувшиеся на мучительно долгий срок. Вот О снова видит его лицо, радостно подбегает к нему, бросается на шею, но в глазах у него пустота и не понимание. Она застывает на секунду, отстраняется, поправляет черный пиджак, коротко улыбается и убегает за бумагами к шефу. В глазах Кевина спокойная морская гладь, а на душе у женщины холодный колючий ветер, пускай на улице и жаркое лето. О мельком бросает взгляд на Джея, когда тот проходит мимо, и замечает, что улыбка на его лице смешивается с разочарованием и такой же горечью, какая разливается по телу с каждым ударом её сердца. Она слышит его голос, но он обращается не к ней. О все равно, сейчас она безумно рада и этому. Мысли путаются, не дают нормально работать, заставляют отвлекаться и открывать пачку лимонных леденцов, от которых она отказалась полгода назад. Слишком уж они напоминают о том далеком лете. Еще десяток лет растягивается на целую жизнь, в которой смыслом является единственный человек. О знает, сколько раз Кей влюблялся, знает, почему от него ушла жена. Мысли о звездах никогда не оставляли его, как бы далеко он не запрятал всю свою жизнь в ЛВЧ. Она не боится разрешить себе в очередной раз проводить взглядом крепкую спину. Рано или поздно они разделятся и, О почти уверена, агент будет провожать ее, как и любимую жену, как и принцессу Лоранну, как и строгую инопланетянку Эйлинн. Рано или поздно ее маленькому миру болезненно-сладких грез придет конец и тогда не будет уже ничего. В памяти всплывает давно минувший июль шестьдесят девятого года и цепкий взгляд темных глаз. Джей всматривался в лицо будущего напарника, в его улыбку, а потом слышал тихие слова О. Агент знала, что мальчик отважился на рискованное путешествие не только ради спасения мира. Она не раз замечала, как Джей смотрит на лучшего сотрудника ЛВЧ и была уверена — он понимает ее лучше, чем кто-либо другой. Потом, через много лет после запуска Аполлона, у напарников было сражение с бастулланцами, о котором О узнала только со слов Кея. Он долго сидел на кухне один, вертел в руках чашку с эмблемой организации, тяжело вздохнул, а потом взял выходной. Джея привезли на носилках и срочно отправили в госпиталь с ожогами по всему телу. Кей навещал его несколько раз и мальчик старался улыбаться ему сквозь застилающие глаза слезы, вот-вот готовые потечь по щекам. Но от слез было только больнее и Джей улыбался, улыбался как можно шире, боясь потратить убегающее время на что-то не то. Лучший агент уверял, что тот скоро придет в себя и оправится, но лежащий на белоснежной койке только усмехался. Он снова увидел неспокойное море и легкие наполнились соленым счастьем. Потом Джей счастливо прошептал что-то невнятное вслед Кею. А через пару дней были похороны. Он не сказал ни слова, только сжал кулаки сильнее. Его хватило еще на три года после потери напарника, все-таки возраст берет свое. Его бюст поставили рядом с бюстом Джея, наградив почетными медалями. Агентство находилось в трауре около двух месяцев, но работа не могла ждать. Многие сотрудники продолжали ежедневно исполнять долг и, смотря на снующих людей в строгих черных костюмах, О улыбалась, ведь они еще живы.***
Эм смотрит прямиком на шефа горящими нетерпеливыми глазами и с готовностью клянется в верности организации. Если бы они были обычными людьми, то наверняка О рассказала бы девочке обо всем, что было, обо всем, чем она живет и обо всем, что будет. Если бы она могла, то по-матерински мягко обняла бы Эм, погладила бы по мягким черным кудрям и поцеловала бы в макушку. Провожать оказалось намного больнее, чем уходить самой, и О поняла это. Хотелось предупредить каждого новобранца об опасности, предостеречь, не дать сердцу управлять собственными действиями. «Никакой личной жизни» — говорит Эм и женщина знает, что та ошиблась, ошиблась сильнее, чем когда-либо. Если бы не было правил, если бы не риск, О бы призналась бы во всем ей, чтобы девочка не чувствовала то же, что и она. Но проходит мгновение, она улыбается шире, в уголках глаз плещутся воспоминания, и, как когда-то давно, в собственных глазах О чувствует неспокойный океан. Она уходит, а по щеке скатывается блестящий шарик светлой скорби.