не нравится

      Тсунаёши не нравятся приставучие мальчики. Не нравятся такие, как Хару.       Она каждый раз вздрагивает, слыша за спиной громкий яркий голос, зовущий её по имени.       — Тсуна-сан! — кричит он и врезается в неё, сбивая с ног и ловя одновременно. Хару душит девушку в своих объятиях, а она, задыхаясь, просит отпустить её, цепляясь за его руки.       Ей не нравятся такие приставучие мальчики, а вот красивый и спокойный Кё-кун приковывает её робкий взгляд и заставляет губы изогнуться в глупой ломанной улыбке. Он словно солнце, сияет без остановки, даруя мягкое тепло, проходящее по всему телу от макушки до кончиков пальцев. Но солнце светит всем одинаково. И всем достаётся столько же тепла, сколько и Тсуне. Хару же слепит глаза только ей одной, заставляя зажмуриться и захотеть скрыться прочь от назойливых лучей.       Тсуне не нравится то, как легко он её касается. Берёт за тощие руки и тащит куда-то: посмотреть на аппетитные пирожные за витриной или очередной флаэр нового фильма. Её щёки всегда становятся такими румяными, такими сладко-красными, когда он берёт её ладонь в свою. И ей это очень не нравится.       Хару просто странный дурачок. Его неприязнь к ней так быстро превратилась в влюблённость, что Тсуне в это совершенно не верится. Она тощая, нескладная, смахивает на миловидного мальчишку и волосы у неё, словно птичье гнездо. Да кто вообще может влюбиться в Бесполезную Тсуну? Смех — да и только. Такой же громкий, как и у самого Хару.       А он приходит к ней домой, играет с маленькими Ламбо и И-Пин, всегда приносит с собой её любимые пирожные и помогает с домашними заданиями. Тсуне не нравится, что он видит её многочисленные заваленные тесты, что знает какой низкий у неё средний балл и как добродушно улыбается, подвигая её стул ближе к столу.       — Я тебя подтяну! Следующий тест ты точно напишешь хорошо!       Хару не Реборн. Хару не злится на неё за неправильные ответы и неловкое молчание. Он просто улыбается и объясняет ей снова. А Тсуна виновато сглатывает и внимательно слушает. Ей до красноты стыдно и не нравится то, как он усердно старается помочь ей.       Хару такой умный, но такой придурок. Он может решить такое длинное сложное уравнение, но не понять почему Тсуне так неловко, когда он держит её за руку. Кё-кун же смотрит и добродушно улыбается, почти поздравляет взглядом. Она такая неудачница. Но Хару каким-то непонятным образом ощущает печаль в кончиках пальцев и покрепче перехватывает её ладонь. Тсуна чувствует, как ещё сильнее приливает к её лицу жар и нервно косится на их переплетённые пальцы, хмурясь не то от возмущения, не то от смущения. Ей это так сильно не нравится, что она забывает про солнечного рыжеволосого мальчика, стоящего чуть позади.       После того, как пламя предсмертной воли угасает на её лбу, Тсуна не успевает смутиться своего внешнего вида и обхватить голые руки, как её почти мгновенно укутывают в большую толстовку, протягивают быстро снятые штаны и обувают в потёртые кроссовки. Тсуна стоит, как ребёнок, в висящих на ней великоватых вещах, и смотрит на раздетого до носков Хару, что довольно улыбается, с небольшим румянцем на щеках. Она сначала покраснела до кончиков ушей, а потом прыснув, рассмеялась, так ярко и так громко, как редко с ней бывало. А юноша неловко чесал щёку, стоя в одной футболке да семейниках.       — Зато благочестие Тсуны-сан в безопасности! И никакие извращенцы не будут пялиться на неё! — прокричал он, полный смущения и уверенности в своём поступке.       Тсуна впервые почувствовала себя не рыцарем, а самой настоящей принцессой. Пускай вместо платья — спортивный костюм, а хрустальные туфельки заменили кроссовки на два размера больше. Она просто непутёвая, и всё у неё неправильное. Так что ничего страшного.       Тсуна всегда думала, что Хару не умеет плакать. Не потому что мальчик, не потому что обязан быть сильным, просто не могла представить в его счастливых больших глазах слёзы, а на щеках с милыми ямочками солёные дорожки. Ей так хотелось утереть их с его лица, но она сейчас лежала, вся избитая, почти без сознания в заброшенном кинотеатре, слушала чужие упрёки, а он плакал в парке, потому что боялся, что она может умереть. Жалел, что отпустил одну.       — Глупая Тсуна-сан! Глупая! — тянул он, отмахиваясь от издёвок Ламбо и закрывая лицо руками.       — Сам такой… — пробормотала она, вытянув губы в подобие улыбки. Вышло, на самом деле, просто ужасно.       Ну и как она могла сейчас умереть здесь? Не оставит же она его в таком состоянии? Тсуне совершенно не нравились оба варианта.       Она думала, что порог надоедливости Ламбо невозможно преступить, но Хару, навещающий её каждый день, смог. Он волновался, готовил ей домашние супы, тайком приносил пирожные и пробирался через окно, когда заканчивались приёмные часы. Тсуне не нравилось это. Он ведь мог сломать себе что-нибудь! Но Хару вытирал лицо, улыбался и снова садился на стул рядом с её кроватью. И как ему самому не надоедало столько времени проводить с ней, прикованной к больничной койке и пропахшей бинтами вперемешку с лекарствами? Ну, он ведь просто приставучий мальчишка.       Хару, словно липучка, прилип к ней, и ей не нравится такое излишнее внимание. Ей не нравятся глаза, что смотрят на неё так преданно-влюблённо. Ей не нравится то, насколько тёплые и мягкие у него руки и как нежно они берут её ладони. Не нравится его приятный тёплый голос, бальзамом растекающийся у неё внутри. А особенно ей не нравится то, насколько ей это нравится.       Тсунаёши не нравятся приставучие мальчики, такие, как Хару. Потому что ей нравится только он.