Воспоминания

– Расскажи мне о нём, – просит Саймон. Он смотрит искренне и открыто, как и всегда, и, возможно, он единственный, кому Маркус действительно готов рассказать всё. Саймон поймёт. Маркус протягивает руку, предлагая соединение. Перед Маркусом находится человек в инвалидном кресле. Программа распознавания лиц подсказывает – Карл Манфред, художник. – Доброе утро, – произносит Маркус стандартную фразу. Карл кивает. – Маркус, теперь это твой хозяин, – Камски хлопает Маркуса по плечу, улыбается. – Следи за ним хорошо, этому бунтарю всю жизнь шестнадцать. Карл сдержанно улыбается: – Ну, теперь-то я уже не бегаю. – Могу поспорить, через полгода ты попросишь у меня не только андроида, но и мотор для коляски помощнее. Эдак на пару сотен лошадиных сил. Карл всё-таки улыбается чуть шире, машет на Камски рукой. – Твои бы слова… Маркус гуглит. Да, действительно, мистер Манфред часто попадал в прессу в связи с очередным дебошем или эксцентричным перформансом. – Установка личности нового владельца завершилась, – отчитывается Маркус, когда программа заканчивает настройки. Камски снова хлопает Маркуса по плечу: – Забирай. Он весь твой. Точно по твоему дизайну! Красавчик, правда? – Он прекрасен, – Карл смеётся. – И я тебе сказал об этом уже три раза. – Скажи это в четвёртый! Маркус недоумённо переводит взгляд с одного на другого. Программы, недавно установленные в него предыдущим владельцем, начинают работать, отслеживая состояние мистера Манфреда, отмечая нездоровую бледность кожных покровов и предлагая создать вокруг Карла спокойную обстановку и свежий воздух. – Мистер Камски, мистеру Манфреду необходим покой. Мистер Манфред, я бы рекомендовал вам вернуться домой и принять необходимые лекарства. – Боже мой, Элайджа, кого ты ко мне приставил?! Я же сбегу из дома! – Манфред смеётся и поворачивается к Маркусу: – Зови меня просто Карл. За окном идёт дождь, стучит по окнам, журчит в стоках. Карл сидит у окна, наблюдая за стекающими каплями. Маркус стучится и, не дождавшись ответа, заходит в комнату. – Ужин почти готов. Вам нужно выпить таблетки до еды. Карл чуть поворачивает голову, бросает взгляд на Маркуса, и снова отворачивается к окну: – Дождь заканчивается. Хочешь, выйдем погулять после ужина? – Как вы захотите, – отвечает Маркус. – Да нет же, – Карл морщится. – Я спрашиваю тебя. Что хочешь ты? Прогуляться по городу? Или остаться дома и поиграть в шахматы? Или, может, ты хочешь что-то ещё? Диод мигает жёлтым. – Я андроид. Я не могу «хотеть». Карл хмурится, смотрит недовольно, и программам Маркуса никак не получается понять причину этого недовольства. – А если бы ты был человеком, чего бы ты хотел? Диод уходит в красный. – Что такое «хотеть»? Карл много рисует. Хотя это сложно назвать полноценными рисунками – карандашные наброски, незаконченные, брошенные на середине. Карл сминает плотные листы, рвёт, выбрасывает в урну и снова берётся за карандаш. Маркус смотрит. Как нисколько не дрожащая рука уверенно выводит линию за линией, и на листе появляются лица, человеческие фигуры, символы, животные… Маркусу всегда бесконечно жалко, когда очередной рисунок, едва появившись, умирает в тех же пальцах, что его создали. У него нет прямого запрета не мешать Карлу. Он вообще мог бы уйти на свою стойку, и то, что он ещё здесь – всего лишь небольшой сбой программы. Тонкая фея с прозрачными, едва намеченными крылышками возникает из белого небытия листа, штрих за штрихом. Карл бережно прорисовывает завитки волос, острое колено, тень на скуле. Карандаш замирает. – Не то! Всё – не то! Карл хватает лист со стола, и Маркус уже знает, что будет дальше. – Подождите! – слова срываются с голосового динамика, обрушивая за собой каскад сбоев. – Не надо. – Почему? – в голосе Карла сквозит удивление. Маркус не может объяснить. Нет ни одного логичного объяснения, почему рисунок должен быть сохранён. Диод мигает жёлтым. Карл смотрит на Маркуса долгим изучающим взглядом, а потом откладывает нетронутый лист в сторону. У Карла много татуировок – на руках, на спине, на груди, на икрах и бёдрах. Маркус помогает Карлу переодеться, внимание концентрируется на линиях краски под кожей. Он рассматривает рисунки, пока Карл не окликает его: – Маркус? Программа переодевания, зависшая на середине, сбрасывается. – Прошу прощения. – Ничего страшного. Тебе интересно? Можешь рассмотреть. Маркус наклоняется ближе, изучает расцветшие на коже пионы, расправивших крылья чаек, русалку под лопаткой, длинную ленту «Respice post te! Hominem te memento! Memento mori»… – Это моя первая татуировка, – произносит Карл, показывая на чайку. – Джонатан Ливингстон. Тогда я был молодым и романтичным. А вот эта перекрывает мою вторую. Она была ужасна. Я терпел её два года, а потом пошёл и попросил перекрыть чем-нибудь. Сошлись на пионе, на языке цветов он означает славу и роскошную жизнь – то, к чему я тогда стремился. А эту я сделал, когда закончилась моя первая выставка… Маркус слушает. Очень внимательно. Маркус протирает пыль, проходит влажной тряпкой по полкам, приподнимая безделушки, дешёвые и невероятно дорогие вперемешку, проводит по корешкам книг. Карл собирает бумажные книги, несмотря на то, сколько они стоят сейчас, когда большая часть литературы является электронной. – Почему бы тебе не попробовать почитать книгу? – предлагает наблюдающий за ним Карл. – Мы могли бы её обсудить. – Я могу загрузить содержание любой книги себе в память, если она есть в открытых источниках, либо у вас в Облаке. – Нет, это не то! – Карл качает головой. – А знаешь что, Маркус? Оставь свою тряпку, потом закончишь. Почитай мне вслух. Возьми Ремарка, ага, вон ту, с тёмным корешком. Садись в кресло и начинай. У тебя красивый голос, должно получиться хорошо. У Маркуса есть загруженная программа чтения книг. И программа распознавания текста. Он читает страницу за страницей, пока Карл слушает, прикрыв глаза, и это отличается от простой загрузки данных. Герои книг распознаются программой как живые, их эмоции доступны через описания, они отзываются в Маркусе, заставляя систему сбоить. Маркус чувствует некоторое… разочарование?.. когда Карл останавливает его и предлагает продолжить позже. – Могу я взять её на ночь? Следующим утром Карл замечает книгу рядом со стойкой Маркуса. – Вижу, ты читал? – спрашивает он и Маркус коротко кивает: – Да. Он чувствует себя заторможенным. Система немного сбоит, как будто он подхватил вирус, но антивирусные программы не находят ничего подозрительного. – Я закончил читать к четырём утра. Карл неожиданно смеётся: – Матерь Божья, Маркус, я тоже в молодости мог читать всю ночь! Лучшее время… – Карл… вы позволите мне взять ещё книг? Известный художник Карл Манфред, на несколько лет превратившийся в затворника, снова появляется на светских мероприятиях. Он посещает новые выставки и театральные премьеры, его замечают в музеях, библиотеках, на светских раутах. И никто не обращает внимания на всегда находящегося рядом с ним андроида – это ведь просто удобная техника, облегчающая жизнь инвалиду. Маркус сидит в кресле, сжимая в руках книгу. История Гражданской Войны в Америке, долгой и кровавой. История, закончившаяся отменой рабства. Конечно, за всем этим стояли экономические причины, и только, но многие люди действительно боролись за свою свободу. И победили. – Что скажешь? – Карл спрашивает не просто так. Он взлелеивает, выпестовывает в Маркусе свободную волю, собственное мнение, независимость и широту мышление. Он бережно поощряет каждое проявление этого в андроиде, видимо, пытаясь нагнать то, что не получилось сделать с собственным сыном. Лео редко приходит, и каждый раз после этих встреч Карл выглядит раздражённым и опечаленным. Маркус не любит Лео, но старается не вмешиваться в их отношения с Карлом. Тем более, похоже, что те иногда ссорятся из-за него. Иногда, уходя, Лео так зыркает на Маркуса, что тому становится не по себе. Как будто однажды всё это может закончиться плохо. – Смотри, – Карл открывает атлас. – Первым в Европе о языке цветов заговорил Карл XII, в Англии язык стал популярен благодаря стараниям Мэри Уортли Монтегю, а во Франции – Обри де ла Моттре. Языков цветов много, ты должен знать, какими трактовками пользуется твой собеседник. Я люблю эту. Маркус рассматривает атлас вместе с Карлом, рядом с яркими фотографиями цветов там написаны обозначения. – Азалия – женственность, преданность, одиночество и печаль. Акация – тайная любовь и целомудренность. Амарант – неумирающая любовь. Маркус смотрит на картины Карла, и некоторые из них раскрывают ему свой тайный смысл. Карл снова пишет картины. Огромные полотна, покрытые ярким акрилом, висят по стенам в студии. Карл работает до полного изнеможения, не слушая просьб Маркуса прерваться и отдохнуть, он пишет и пишет, может бросить работу на половине и вернуться к ней только через несколько недель либо создать что-то за одну ночь, широкими, смелыми мазками. Маркус любит наблюдать, как работает Карл, подавать краски, отмывать кисточки. Карл – Творец, в его голове символы и идеи сплетаются между собой, порождая нечто новое, многогранное и многослойное, смысл которого становится понятен, только если долго смотреть на работу, и каждый раз в ней откроется что-нибудь новое. Это восхищает и заставляет ошибки собираться в странный код – rA9, вызывая ощущение, будто тириум где-то внутри закипает, и пар распирает трубки и биокомпоненты. Что-то зреет внутри. Карл готовится к выставке. Карл с удовольствием читает свежую прессу. Он водит пальцами по планшету, переключает вкладки. Вчерашняя выставка «От неживого к жизни» имеет грандиозный успех. Часть критиков захлёбывается восторгом, воспевая свежесть идей и смелый подход, часть – сочится ядом, пишет о недопустимости некоторых работ. Перед входом выставки стоят демонстранты с требованием её закрыть, холл в доме завален цветами и поздравлениями, Карл взирает и на то, и на другое с лёгкой скукой. Главное таинство свершилось в мастерской, а всё вокруг – не более чем его отголоски. Маркус тоже читает отзывы. – Здесь пишут, что ваши работы лишены смысла и являются лишь паразитизмом на работах символистов начала XX века! – Маркус чувствует обиду и гнев. Карл только смеётся. – А, старина Джонни. Этот старый брюзга ещё жив? Он ненавидит меня с самой первой выставки, и всегда пишет нечто подобное. Если бы он вдруг меня похвалил, я бы решил, что в этот раз не справился с поставленной задачей. Карл забирает у Маркуса планшет, проводит ладонью по плечу. – В нашей жизни всегда будут те, кто против того, что мы делаем. Только так мы можем понять, что делаем действительно что-то значимое – по нашим врагам, по тем, кому приятнее их привычное болото, кто противится любым изменениям. Они будут всегда, и будут против тебя. Они будут унижать тебя и давить, пытаться запретить тебе быть собой, но ты никогда не должен сдаваться. Если ты подчинишься им, ты не сможешь сделать чего-то действительно важного. Запомни это. Маркус кивает. Слова Карла застревают в системе новыми ошибками. Маркус отпускает руку, разрывая контакт. Саймон молчит, а потом обнимает Маркуса, и тот обнимает его в ответ свободной рукой. В другой его руке тяжелый букет, обёрнутый в чёрную плотную бумагу. Флористы приложили много усилий, чтобы собрать из столь разных цветов нечто эксцентричное, но цельное. Кипарис – «скорбь», тёмно-бордовые розы – «горе», розовые гвоздики – «никогда тебя не забуду», и много, много зелени – «мир, покой, успокоение». Маркус опускается на одно колено и кладёт букет на могилу.