***
Баки достали наружу первым. В один прекрасный день коробку сняли с полки, всё вокруг закружилось и над всеми ними нависла большая, пугающая рука. Громкий пронзительный голос сказал, что наступает война. Стив хотел на войну. Ему уже порядком надоело лежать на месте и плесневеть. Хотелось куда-то, где идёт жизнь. Хотелось наконец встать на ноги. Хотелось повернуться к Баки лицом и, в кои-то веки, отблагодарить его за многолетнее товарищество. Может быть, даже стереть с него пыль, как Баки делал для него все эти годы. Но рука, обхватившая Стива, оказалась ещё больше, чем та, что вынимала Баки. Он не был уверен, боится ли он — решимость затмевала всё. Его куда-то несли, затем опускали в воду и больно тёрли щетками, очень больно, но он терпел. Он знал, что выдержит. После всех экзекуций он чувствовал себя новеньким, блестящим, будто только что купленным. Совсем не таким унылым и бесполезным, как в коробке. Его положили на какой-то столик и... — Алло? — ужасная трель, должно быть, сирена, не заглушенная больше толстыми стенками коробки, пробила Стива дрожью. Теперь он на войне? Сирена прямо тут, рядом с ним. Не далеко. Не в других местах для других игрушек. Здесь. И он готов. — Это доктор Эрскин, кто вам нужен? — сказал человек, прекративший сирену, почистивший и помывший его, и... Ушёл. И больше не вернулся за Стивом, который остался в одиночестве лежать на столешнице. Новые руки, взявшие его, пахли конфетами и ромашками. Они были мягче и меньше, Стив был уверен — такими руками на войну не относят. Очень скоро он оказался среди множества кукол, бесспорно красивых, но каких-то глуповато пустых. Человек заставлял его плясать и причесывать их, пить с ними чай и петь для плюшевых медведей, усаженных в ряд. Стив видел большой мир, видел множество других игрушек, но не видел ни войны, ни Баки, ни других солдатиков из своей родной коробки. По ночам он готов был выть от желания прикосновений прорезиненных рук к своей спине. Он готов был встать и пойти по большому дому своими маленькими металлическими ногами, только чтобы убедиться, что Баки не выкинули. Среди окружавших его кукол была одна, темноволосая и миленькая, почему-то, Человек часто ставил её в пару к Стиву. Куклу звали Пегги и она Стиву нравилась, потому что была сделана из того же материала, что и Барнс. Именно эта кукла подбила его ожить. Вечером, перед тем, как Человек забрал её с собой в кровать, она сказала Стиву, что он должен делать то, что считает правильным, но делать это так, чтобы Люди его не увидели. И Стив пошёл. Один. По бесконечно длинным половицам шаг за шагом. Он перелезал высокие пороги и по щиколотку утопал в мягких коврах. Он их нашёл. В соседней, другой комнате, прямо на полу, под кроватью. Баки лежал на спине, в голубоватом луче лунного света, и Стив не придумал ничего лучше, чем лечь рядом, коснувшись его половиной тела, как тогда, в коробке. Баки в ответ обнял его чуть пыльными, но всё такими же мягкими руками. Утром разразился скандал. Стив видел только четыре огромные ноги между ножек кровати. — Ты забрал мою куклу, Йоганн! Это мой солдатик! Всего один! У тебя их вон сколько! — Я ничего не забирал! Не трогал я твои игрушки! — Это не честно! Папа! — Я правда не брал! Ноги исчезли. Стив лежал, застыв, как изваяние, едва только чувствуя Баки лопаткой. Вдруг, с совсем другой стороны кровати, к ним протянулись руки и вытащили их на свет. По обоим прошлись грубой, клетчатой тканью рубашки и кинули на кровать, к остальным солдатикам. Люди кричали друг на друга. В основном, все кричали на Йоганна. Он говорил совсем не хорошие вещи и плакал. В итоге их всех собрали руки, пахнущие конфетами, и унесли обратно, в комнату с куклами. В комнату с Пегги.***
Стив был счастлив. Он наконец-то воевал. Наконец-то исполнял своё предназначение. Человек, поначалу заставлявший его петь, поменял правила игры, и теперь они с Баки и другими игрушками ползали по-пластунски, спасали прекрасных дам и даже летали на бумажных самолётиках, крепко удерживаемых маленькими, мягкими руками. На ночь их с Баки клали в ящик, непременно рядом, хотя днём Стива и ставили за командира. Наверное, потому, что он был железным. В ящике было темно и совсем не пыльно, но Баки всё равно оживал и проверял, в порядке ли Стив. Только теперь Стив оживал тоже и гладил твёрдое игрушечное тело Барнса в ответ. Другие боялись даже голову повернуть в их сторону и делали вид, что ничего не видят и не слышат и вообще неживые. Некоторое время спустя половину солдатиков Йоганн забрал обратно, но Стива с Баки, к счастью, оставили на месте. Вокруг велись какие-то страшные непонятные разговоры про Дачу. Эта Дача пугала всех игрушек без исключения. Старожилы рассказывали, что обратно никто ещё не возвращался, что Дача сильно отличается от мира, в котором они все живут. Она меняет Людей, и те в свою очередь, меняют поведение игрушек. Топят их. Кидают в песок. Пачкают в земле. Давят ими красные ягоды, так что сок пропитывает их одежду навсегда... В тот день Стив и Баки вели операцию на Лестнице — на чуть изогнутых перилах, под которыми далеко внизу виднелся пол холла. Человек не хотел спускаться вниз и водил их по узкой деревяшке туда-сюда. Стив ещё подумал, что если свалиться с такой высоты, то одними царапинами на краске не отделаешься — голова наверняка отлетит, может быть, даже ноги. — Эй, кинь мне кого-нибудь из них? Заберу его на Дачу! — раздался снизу голос Йоганна. — Лови! — и Стив, как в замедленной съёмке наблюдал, как Баки летел вниз, как его тело становилось всё меньше и меньше, а сам Стив даже не мог дёрнуться за ним, не мог шевельнуться, не мог закричать от ужаса. Человек унёс его с перил раньше, чем он увидел, отлетела ли у Баки голова при столкновении с полом. Стиву было очень плохо. Он больше не хотел воевать. Не хотел танцевать. Не хотел, чтобы Человек его когда-нибудь трогал впредь. Ну что Ему стоило кинуть с Лестницы его, Стива, вместо Баки? Он железный, он выдержал бы! А Баки... Стив старался не думать об этом днём, чтобы Люди не заметили его слёз. Стив хотел на Дачу вслед за Баки. Стив хотел умереть. Человек никогда не закрывал окно. Стив иногда видел кусочки неба и зелёных веток, совсем как на картине над ящиком, где он лежал без сна каждую ночь. Однажды его в суете забыли на подоконнике, очень близко к краю. Человек пускал из окна самолётики и держал Стива под рукой, на всякий случай. Небо в тот день совсем не было голубым, а дерево не было зелёным. Сочетание серого и жёлтого слепило красиво прорисованные стивовы глаза. — Иди обедать! — раздался далёкий голос, и руки, удерживающие его, исчезли. Стив остался стоять на подоконнике один. Сквозняк раскачивал самолётик, лежащий рядом с ним — тот с каждым дуновением ветра придвигался всё ближе. Дюйм. Ещё дюйм... Стив всего мгновение поколебался, глядя на фигурку Пегги, застывшую на полке напротив и... Ухватился за край крыла падающего из окна самолётика. Падение было недолгим и закончилось в холодной октябрьской луже. Стива накрыло бумагой и он больше ничего не видел.***
Зимы в те годы были холодными, как говорили потом Люди. Стив несколько лет пролежал под снегом, не видимый под кустом и забытый своим Человеком. Газонокосилка не доставала до ямки, где он лежал, а сверху его надёжно скрывали густые ветки шиповника. Его нашли только тогда, когда куст проредили, чтобы легче было ремонтировать дом. Стив не помнил, чьи руки его подняли, но они точно не пахли конфетами. Голос Человека тоже был незнаком. — Смотрите, кого я нашёл! Эй, дети! Ник! Александр! Я играл этим солдатиком в детстве! Ваша тётушка всё норовила забрать его у меня, так он был хорош. Стива снова мыли и чистили, но куда более бережно, чем в прошлый раз. Его словно боялись лишний раз тронуть, обходились с ним осторожно, будто с фарфоровым. Руки, в которых он оказался, были небольшими, тёмными и пахли велосипедным маслом. Его поставили на полку и оставили в покое. Мир вокруг сильно изменился. Это был будто бы другой дом, другая мебель, кругом были какие-то чёрные экраны, в которых Стив видел своё отражение. По вечерам экраны оживали и показывали других солдат, настоящих. Стива окружали совсем другие игрушки. Не было больше тех простых, лёгких солдатиков, не было мягких Барби в ситцевых платьях. Было много непонятных, разноцветных фигур. Рядом с ним на полке стоял красно-золотой робот, с него размером, очень красивая тонкая рыжеволосая куколка, лишь отдаленно напоминающая Барби, большой пушистый зелёный кто-то и человек в шлеме — если нажать на кнопку на его подставке, раздавался звук грома и молоток в его руке начинал светиться синим. Стиву они все не нравились. Они казались ненастоящими, какими-то слишком навороченными. Такими не поймёшь, как играть... По ночам оживали все. Никто больше не боялся быть застуканным с поличным. Стив видел, как Робот сходил со своего места, ловко спускался по шторе на полку ниже и до самого рассвета хихикал там с фарфоровыми куклами. Воин в шлеме соскакивал с постамента и непременно отправлялся к изящной статуэтке красивого молодого человека. Тот был то ли гипсовым, то ли глиняным, то ли в самом деле фарфоровым, и совсем не смотрелся рядом с Воином, который упорно продолжал называть его своим братом. Стив в такие моменты думал о Баки. Вот бы тому понравилось, что никто ничего больше не боялся! Они с Баки теперь могли бы шевелиться, как все, может быть, даже путешествовать по дому вдвоём, и ни одна игрушка бы не осудила их за безрассудство. Но Баки остался там, в другом мире, с Йоганном... Однажды ночью Стив всё же решился вылезти на разведку. В шкафу напротив, на самом верху, он увидел краешек знакомого платья и не мог не проверить. Пегги была покрыта пылью и царапинами, содравшими краску с её лица, особенно вокруг глаз. Она была испачкана в белой краске и, по всей видимости, больше не могла стоять. Стив расстроился ещё больше и, когда вернулся на свою полку, решил, что больше не будет оживать в этом грубом и слишком громком мире.***
Руки пахнущие велосипедным маслом вскоре вернулись, и Стив снова оказался на войне. Чем-то ему это даже понравилось — война была совсем другой, чем он помнил. Теперь над ними летал настоящий вертолёт, управляемый пультом в руках Человека, теперь Стив мог ездить в красивой, пластиковой машинке с кузовом... Рядом с ним сражались все обитатели его полки, и он перестал считать их новомодными зазнайками. Даже Робот оказался полезен в бою, а Рыжая куколка чем-то напоминала Стиву Пегги. — Пап! Я возьму солдатиков Александра, он мне разрешил! Он всё равно на Даче, всё равно пока не играет! И Человек принёс новую, большую коробку. Воспоминания о Даче чуть не отвлекли Стива от созерцания её содержимого. Внутри лежали самые лучшие солдатики, каких Стив только видел. Все как на подбор, пластиковые, качественно расписанные, с автоматами и пистолетами. Баки был бы рад таких увидеть. Может быть, ему бы тоже выдали такой автомат... Человек назвал Стива старым полковником и поставил командовать игрушками Александра. Самым бесстрашным солдатиком из нового набора оказался Брок. Он сам так представился, когда однажды ночью вскарабкался к Стиву на полку. Не сказать, что стивовы соседи оказались этому рады, особенно большое зелёное нечто, но все вежливо посторонились, давая им пространство. Той ночью Стив узнал, что и он, и Баки были героями среди игрушек. О них слагали легенды, старички рассказывали новичкам об их подвигах... Всё думали, что они оба исчезли навсегда. Каждый солдатик из коробки Брока мечтал стать похожим на Железного Стива. Даже Робот сказал, что слышал истории о нём и часто смотрел в окно, гадая, какая же там высота, и сколько же храбрости понадобилось, чтобы с неё спрыгнуть... Брок стал приходить почти каждую ночь. Рыжая кукла только посмеивалась, глядя на них со Стивом, а остальные и вовсе перестали обращать на них внимание. Несколько раз, после особо ярких боевых действий, Человек оставлял солдатиков "в поле", прямо на полу. Стив снова чувствовал себя молодым, как когда-то давно, ещё в коробке, когда бездумно лежал и смотрел в потолок, только теперь не Баки, а Брок подпирал его левое плечо. Стив не знал, что дёрнуло его сказать то, что он сказал — может быть, тоска по прошлому, а может быть, желание наконец пожить настоящим — но однажды ночью он попросил Брока отряхнуть его спину от пыли и... Руки Брока были не такими мягкими, как у Баки, но умели плавить стивов металл не хуже.***
Всё шло хорошо. Во время одного боя с непонятными пластмассово-резиновыми монстрами Робота подкинули до самого потолка, и Стив с замиранием всего на свете смотрел, как он падает, и вспоминал другое фатальное падение, но всё закончилось хорошо. Робот был крепким и хорошо сделанным, так что уже тем же вечером снова стоял на своём месте. Стиву даже стал нравиться новый мир. Однажды Брок утащил его на кухню, на первый этаж. У них ушла вся ночь на путешествие, вернулись они лишь под утро, но оно того стоило. Стив волновался, как резиновый пупс, не нюхавший пороху из пистонов. Всё было слишком большим, слишком красивым и захватывающим. Ему было очень весело. Даже Лестница не напугала его, потому что рядом был Брок, который помогал ему карабкаться по ступеням. Однажды Человек втянул их в показательный бой, да так и оставил друг на друге, убегая по своим делам. Стив был смущён — все игрушки на них смотрели — но в то же время ему нравилась лёгкая пластиковая тяжесть тела на себе. Он немного переживал, что был металлическим и твёрдым, но Брок сказал ему прямо в ухо, что ему это нравится. Они остались так на всю ночь и в следующий раз уже сами улеглись в ту же позу. Робот одобрительно хмыкнул, а Рыжая кукла закатила глаза. Спустя пару недель в доме стало неспокойно. Люди снова вспоминали про Дачу, но говорили, что она заканчивается, ведь Александру предстоит пойти в школу. Стив ещё ни разу не видел этого Александра, а потому не знал, хорошо ли то, что у него начинается школа, или нет. Брок стал нервным и агрессивным. Когда Человек сталкивал их со Стивом, он больше не сдерживал свой удар и даже не пытался ожить в течение дня, как нередко бывало раньше, стоило им остаться в комнате без надзора. Александр приехал поздно вечером, Стив слышал, как его Человек радуется этому и уговаривает новоприбывшего поиграть в войну, как раньше. Всю ночь напролёт Стив обнимал Брока и уговаривал их обоих, что всё будет хорошо. Но хорошо не было.***
Александр оказался жестоким Человеком. Он забрал своих солдатиков, в число которых входил и Брок, и выставил их против игрушек с полки Стива. Люди заставляли их драться в полную силу, они бездумно кидали их навстречу друг другу, и Стив прилагал все усилия, чтобы не сцарапать своими металлическими кулаками краску с Брока и его друзей. Они же были и его друзьями тоже. — Ник, подожди секунду, я сейчас кое-что принесу! Александр убежал и появился ровно через минуту, неся что-то в руке... Эта игрушка выглядела очень странно, половина была будто не от неё, голову покрывали пятна чёрной краски, да и костюм, кажется, был перекрашен неровной детской рукой. — Ещё один папин солдатик! Смотри! — и Александр кинул игрушкой в брата. Видимо, он не рассчитал силу или место попадания, потому что брат вскрикнул и умчался из комнаты в слезах. Александра же ничего не смутило — он подобрал упавшего солдатика и напал им, иначе не скажешь, на Стива. Стив просто лежал на полу и содрогался изнутри, угадывая в новом агрессоре своего родного Баки. Он не мог шевельнуться, да и не хотел. Он не стал бы уклоняться от атаки, не стал бы вредить старому другу. Баки сильно стукнул его своей странной рукой в грудь, и там тут же появилась чёрная царапина, до самой основы, до серебра, до металла. Лязг раздался такой, что у Стива заложило уши. Александр размахивался и вбивал своим солдатиком Стива в ковёр. Он специально отогнул ему руки в стороны, чтобы каждый удар попадал в корпус. Следующая царапина появилась на щеке. — Александр! Ты почему не извинился перед братом! А ну-ка иди сюда! — послышался далёкий спасительный голос, и боль прекратилась. Человек ушёл, бросив и Стива, и Солдата, и все остальные игрушки вокруг них.***
Первым к ним подошёл Брок. Он оттащил замершего Солдата в сторону и склонился над Стивом. Следом ожила Рыжая кукла и тоже подошла ближе. Позже подтянулись остальные. Брок рассказал, что его и всех его солдатиков тоже возили на Дачу. Он и в песке бывал засыпан, и в воде утоплен, и на деревьях застревал, и даже ездил на спине огромной живой Собаки. Там он и познакомился с Солдатом. Никто не давал этой игрушке имени, даже Люди называли его просто Солдат. Старые ломанные куклы шептали по ночам, что он — Зимний, потому что много-много лет назад он появился на Даче перед самой зимой, в последний раз, когда Люди приезжали из города перед холодами. Брок познакомился с ним уже в таком, странном виде, и никогда не видел его целым и чистым. Старый деревянный Медведь рассказал, что однажды, когда Хозяйский Пёс был совсем ещё щенком, к Йоганну приходил соседский друг, Иероним, который панически боялся собак. Медведь видел в окно, как Пёс побежал на Иеронима, и с перепугу тот бросил в него Солдатом, которого как раз держал в руке. Животное ухватилось за игрушку своими огромными клыками и стало трепать её из стороны в сторону изо всех своих собачьих сил. Когда же Старый Медведь увидел Солдата снова, у того не доставало руки, и почти вся краска с его тела была содрана. Но Люди нашли выход. Иероним, виноватый в увечьях игрушки, принёс из дома железного солдатика, почти такого же, как Стив, прочного и большого. В сарае при помощи каких-то пил Люди разделили его пополам и отсоединили металлическую руку. Как раз эту руку они и приделали Солдату вместо его дыры. Рассказ Брока завершился тяжким вздохом, а Стив был не в силах даже вздохнуть. Его бесценного, дорогого Баки покалечила Собака. Люди издевались над ним, перекрашивали, даже уничтожили другую игрушку ради него... Лучше бы отнесли его на свалку. Баки бы смотрел в небо и отдыхал, пока не стал бы каким-нибудь пакетом или ещё какой-нибудь полезной вещью. Стив встал, проверил, не треснул ли в пылу драки где-нибудь его корпус, и подошёл к неподвижно лежащему Баки. Кажется, тот совсем забыл, каково это, быть живым. Стив осторожно потрогал его новую руку. Это было совсем не тем резиновым касанием, которое он помнил, но в ответ на прикосновение Баки повернул голову, и Стив с радостью отметил, что глаза у него сохранились прежними, их никто не перерисовал. В комнату вернулся Человек, к счастью, не Александр. Он бережно поднял Стива, погладил пальцами все его царапины и поставил на полку. Солдата он поднял тоже, подвигал ему руки и ноги и поставил туда же. Вскоре все были на своих местах — солдатики вместе с Броком вернулись в комнату к Александру, Стив, Рыжая кукла, Робот, Воин и Зелёное что-то остались на полке. Только теперь среди них жил и Баки. Никто не смеялся над его несуразной рукой, никто не огорчался его присутствию. Все с уважением взирали на вернувшегося с Дачи героя. И Стив был рад такому соседству, как никогда. Некоторое время спустя Баки осмелел настолько, что согласился выйти со Стивом из комнаты и повидаться с Броком. Солдатиков всей кучей свалили в коробку из-под обуви с очень высокими стенками и даже с крышкой, но, к счастью, Брока уложили прямо напротив небольшого круглого отверстия внизу, так что Стив и Баки могли разговаривать с ним и даже держаться за руки. Каждую ночь они совершали своё путешествие и к рассвету возвращались на полку. Всё, наконец, было хорошо.***
Несколько лет спустя, когда Стив окончательно поистрепался, а у Баки стал выпадать его протез, потому что треснул корпус, когда Александр совершенно перестал играть в солдатиков и они стали ему не нужны, их всех переселили на чердак. Их положили в одну коробку, не обращая внимания на то, кто, за кого и против кого воевал когда-то. Стив лежал, как в детстве, спокойно и тихо, чувствуя Баки за своим левым плечом и видя перед собой затылок Брока. И даже пыль, которой на чердаке было предостаточно, его не пугала, потому что теперь было целых четыре руки, готовых стереть её с его тела. Просто лежать в коробке было куда лучше, чем воевать. И Стив собирался пролежать здесь ещё очень, очень долго, только иногда выходя наружу со своими спутниками для того, чтобы взглянуть на луну через маленькое чердачное окошко.