hawaii / гавайи

* — У тебя на носу веснушки. Сквозь открытые двери и муслиновые занавески дует легкий ветерок, в отдалении доносится звук бушующих волн и просачивается свет восходящего солнца. Алек открывает один глаз и прищуривается, смотря на Магнуса. На протяжении последних пятнадцати минут он чувствовал на себе взгляд Магнуса, который, видимо, не возражает быть пойманным, поэтому Алек снова опускает веки. — Да, они иногда появляются летом. Он сильнее зарывается в подушку, вжимаясь в нее щекой, когда Магнус берет его ладонь и переплетает их пальцы. Он спит на боку, свернувшись калачиком, и единственная проблема, которую он нашел, будучи на Гавайях – температура слишком высокая, чтобы ночью обниматься с Магнусом. Но, не считая этого, все прекрасно. Вся эта неделя была прекрасная; нескончаемое количество напитков, превосходная еда, медленные танцы на пляжном песке под тысячами звезд в ночном небе. Алек почти готов выкинуть телефон в море и забыть, что Нью-Йорк вообще существует. — И еще на плечах, – добавляет Алек и слышит, как шуршат простыни, а Магнус поворачивается, проверяя правдивость его слов. – Мне выдался шанс расцеловать их прошлой ночью. — Правда? – голос Магнус звучит игриво, но все же, в нем слишком много нежности, чтобы дразнить, и Алек слегка улыбается. — Да. Они представляют собой созвездия на твоей коже, и мне нравится очерчивать их. Магнус отвечает через мгновение, но его слова немного легкомысленны – притворство, будто его на самом деле не тронуло то, что произнес Алек. — Ты был поэтом в другой жизни, Александр? — Нет, я говорю искренне, – кончик его пальца обводит контур кольца Магнуса, но маг не отвечает. Когда он открывает глаза, взгляд Магнуса снова устремлен на него – потемневший от внимательности, а сам он сонно и неподвижно лежит под низко спустившимися простынями. Алек не отстраняется, он слишком умиротворен, чтобы принимать защитную позицию, слишком уверен в возможности того, что ему не поверят. Ему кажется, что Магнус наконец начинает понимать, что чувства Алека в такие моменты – это постоянное ощущение, когда он рядом с Магнусом. — Хотелось бы мне, чтобы ты родился лет на четыреста пораньше, – ответил Магнус, и охотник фыркает от смеха. – Ты, возможно, спас бы меня от огромных душевных страданий. — Ты, в самом деле, думаешь, что та версия тебя, существующая четыре столетия назад, полюбила меня? — Каждая версия меня полюбила бы тебя, – Магнус прищурился. — Так, если бы мне удалось отправиться в прошлое, – начинает Алек, а Магнус уже качает головой, с нежностью дивясь многозначному “если”. – И я бы встретил тебя, допустим, лет в тридцать в баре, и мы бы разговорились, учитывая то, что мы говорили бы на одном языке. Ты бы все еще был заинтересован в сумеречном охотнике? — В тридцать я еще никогда не встречал сумеречного охотника, – легко отвечает маг. – Я бы зацепился за твои руны, чтобы начать разговор, предполагая, что они несут в себе культурную ценность или значение. Они были бы для меня диковиной, а не угрозой. Алек приостанавливается – Магнус был совершенно другим человеком четыреста лет назад, и Алеку не нужно, чтобы он любил его в каждой своей жизни, лишь в этой, но он не собирается возражать. Магнус знает свою историю, знает Алека. И Алек доверяет ему. Щеки Алека слегка потеплели, и он сжал ладонь мага. Ответная улыбка Магнуса отражалась больше в глазах, чем в изгибе его губ, и Алек знает, что это значит, ведь обычно именно они обо всем говорят. Затем, Магнус двигается. Матрас продавливается под весом его тела, но Алек лишь ждет, закрывая глаза, когда Магнус прикасается губами к его щеке, лбу и веснушкам. Несмотря на то, что погода довольно жаркая, Алек притягивает его к себе, обнимая мужа. Возможно, они так и заснут, дрейфуя где-то на грани реальности, но они не будут двигаться, пока им не придется.