Краска или боль

Всю свою жизнь я лишь – существовал.       Мне было около лет одиннадцати, когда я впервые увидел такую игру, как баскетбол. Эта история переплетает два моих увлечения. Нет, скорее два моих смысла жить, на них и строилась моя жизнь. В тот день я сидел и выполнял задание, что дала мне моя мама. Набросок движений людей, в точности не было необходимости. Лишь описывал некоторые действия, лавочка, на которой я сидел, была новой. Отсюда открывался вид на баскетбольную площадку, качели и палатку с уличной едой. Места довольно скучные, если учитывать, что данный парк и так был малопосещаемым. Площадка пустовала, качели ещё мерно качались после ухода девочки, сидевшей на них, у палатки люди долго не стояли. Не было запоминающихся моментов, не было чего-то захватывающего. Менять своё местоположение, словно избегать трудностей. Тут я краем уха услышал веселый ребяческий хохот у входа в парк. И, обернувшись, стало понятно, моя догадка подтвердилась, их семеро. Шесть мальчиков и одна девочка, с ней рядом шёл один из их шестёрки с таким озорным взглядом. Знать бы мне, чем обернётся моё желание в будущем. Впрочем, не думаю, что помогло бы. Они зашли на площадку и достали мяч, баскетбольный? Может правил самой игры я не знал, но хотя бы какой мяч мог узнать. Девочка подбросила немного в воздух мяч, и тот мальчик, шедший с ней, перехватил его. Она видимо была судьей, а остальные игроки. Все носились, как бешенные, особенно тот мальчик. Его смуглая кожа напоминала молочный шоколад, а волосы синего цвета – беззвездное ночное небо. Глаза сияли с каждым забитым мячом все больше и больше. Он от души веселился просто играя. До сих пор я не видел ничего подобного в людях, играющих во что-либо. Девочка с волосами цвета сакуры, с трепетом наблюдала за ним. Может она его любит? Рука сама двигалась пока я смотрел, точнее я описывал все движения того мальчика. Линии были жесткими и чёткими, что совсем несвойственно для меня. Глазами я пробегался по каждому маршруту его движений. Финальный бросок, он забивает, а мой карандаш падает на землю. Сзади я слышу шорох и тихий женский голос разрывает звуки шелеста листьев, пения птиц и того ребяческого смеха.       -Интересно, не так ли? Не хочешь играть также? –       - Простите, не нуждаюсь, моим единственным призванием является искусство, - ответил я, вставая с места.       - Извини уж странно я начала, меня зовут Александра Гарсия – представилась она.        - У меня нет таланта, как у него, единственное, на что я мог бы быть способен стать его тенью, - мне уже хотелось уйти.       - Сейчас дам тебе свой номер, обучу правилам, ты просто тренируйся и… - я перебил её, не дав договорить.       - Мне пора идти, если вы готовы ждать. То я позвоню, может через год, два или три будете ждать, я позвоню, – забрав листок с номером из её рук, я удалился.       Небо как всегда голубое, солнце золотое, лето жаркое и сухое. Ветер почти не дует, и негде спрятаться. Приходится ускорять шаг, чтобы быстрей домой добраться. Полчаса и я дома, бежать не вариант, сжарюсь ведь. Пот течет, будто марафон пробежал, что же делать? Спасибо хотя бы кепку надеть додумался. Был бы ещё солнечный удар, и всё же почему я? Она сказала, что будет тренировать меня? Смешно, я же худой и не спортивный. Задохлик в общем, если подводить итог. Да, нет во мне чего-то особенного, самый обычный ребёнок. Пока думал, уже подошёл к дому. И войдя в дом, облегченно вздохнул. В доме хотя бы слегка прохладно, мама пошла в магазин за продуктами. Отца у меня нет, мама сказала, он бросил нас ещё, когда она была беременна. Поднявшись в свою комнату, я кинул сумку на стул и лег на кровать, смотря в потолок. В голове звучал лишь один вопрос и вместе с ним ответ. «Не хочешь играть также?» - хочу.       Сейчас вспоминая эту глупость, мне хотелось издеваться над собой. Мне двадцать один, зарабатываю на жизнь непосредственно написанием портретов прохожих. Хватает, хоть и без развлечений. Жалоб и претензий не имею, как могу, так и цепляюсь за свою никчемную жизнь. На данный момент предо мной девушка, школьница по форме видно. Живые глаза, легкая улыбка, смешное выражение лица. Такому человеку, как я точно бы не подошли данные параметры. Когда мне исполнилось шестнадцать, я перестал улыбаться. Ни улыбки после дня рождения, не стоит расценивать это как претензию. В голове одна бессмыслица в последнее время, сложно бывает отделить реальность от выдумки. У этой девушки обычное не отличающееся от других лицо. Бывает скучно от того, что картины пишутся годами. И я всё трачу своё время и жизнь на них. Как я уже сказал, в моей жизни было два смысла. Один прививаемый с раннего детства и второй, открывшийся в одиннадцать лет, о нём было моё воспоминание. Это проблемно, что их всего два, а с другой стороны, хорошо, что немного. Зато не лицемерю, когда общаюсь с другими. Вспомнилось тут мне одно интересное событие.       Я долго думал над словами Акаши, стать призраком. Да, у меня не было тех же способностей, что у других, но я всё же смог бы сыграть с тем парнем, его лицо мне казалось знакомым. Эта смуглая кожа, и синие волосы, только глаза диковаты. По моим внутренним ощущениям на втором году средней школы с ним может, что-то произойти. Не физически, психологически, он слишком одинок. Лишь та девушка сопровождает его всегда. Она всё так же ходит с ним, может они друзья детства? Не довелось мне, и воспользоваться тренировками от Александры Гарсии. Я многое узнал о нёй, не стоит ей тратить время на меня. Даже не позвонил, точнее, попытался, она сменила телефон. Может и правда стать тенью? На следующий день я дал согласие и стал играть, в роли призрака на поле.       Это глупости совершённые мной. Сейчас им нет места, ведь у меня нет никого кроме себя самого. Сегодня работа закончена, пора возвращаться домой. Дома светят тусклые лампы, по телевизору не идёт ничего нормального кроме новостей. О, Акаши вступил в наследство, рад за него! Ни капли, вообще плевать. Не люблю капризных детей вроде него, скука полная с ними и морока одна. Лучше бы показывали, что-нибудь важное, хотя кто им разрешил бы? В новостях нужно столько воды, чтоб Токио можно было затопить. Сегодня на ужин, карри нужно ещё приготовить. И подготовившись, начинаю нарезать всё необходимое. Чёрт! Палец порезал случайно, кровь идёт. Хотя может не случайно? Когда всё это началось? Задал я вопрос, в тишине смотря на запястья в шрамах.       Впервые я решил самостоятельно приготовить блюдо. Итог: все пальцы в ранках, на лбу пластырь и язык прикусил. После моего горе труда я помыл посуду, когда я убирал её и держал в руке нож, поскользнулся и упал, машинально схватившись за него. Порезал ладонь, отбросил нож, поднялся еле-еле и посмотрел на руку. Кровь стекала по ладони, капала на пол и одежду. Я лишь смотрел, она была словно особенная краска. Не такая кровь, как в кино, вместе с ней вытекал запах металла. Дурманящий, будоражащий аромат, заставлял ухмыляться собственному дару. Люди получили огромный дар, они могут создавать из боли потрясающую краску. Под названием кровь. Жаль только, то, что стоит немного переусердствовать и этот дар отнимут. Но я ведь могу использовать его так до самой смерти? Интересно, не так ли?       Поев, я стал готовиться к еженедельному ритуалу. Ткань, чаша и лезвия. Мне не нужно больше, только этого мне хватит, что бы задействовать мой дар. Аккуратно поднимаю лезвие и подношу к запястьям, такой точный разрез годы работы дают о себе знать. Капля за каплей стекаются в чашу, снова этот запах пронизывает воздух. Вдыхая его, протяжнее с каждым разом, наслаждаясь каждой новой ноткой в нём. Чувства переполняют, пустоту, зиявшую до этого во мне. Но вот не задача, наполнив лишь наполовину, пора заканчивать. Таковы условия дара и с этим нельзя не согласиться. Обработав рану, я подхожу к чаше беру её другой рукой и несу в подвал. Дверь со скрипом отворяется, и запах металла бьет в нос. Вся комната, что была белой от пола до потолка четыре года назад, сейчас является огромными холстами. Четыре стены, потолок и пол всё в этой краске. Где-то больше, где-то меньше, но нет ничего не тронутого. Судорожно окуная пальцы в чашу, я начинаю писать свои картины. Руки всегда дрожат, как в первый раз, c каждой секундой мазки всё увереннее. И по окончанию действий во мне снова пустота. Чаша остаётся там, и захлопнув дверь у меня больше нет ничего. Боль она то, что пробуждает эмоции, встряхивает меня, но даже она не сравнится с даром. Боль сильна всегда, но она утихает также скоро, как появляется. Всё же это была такая прекрасная случайность сильно порезаться во время творческого спада. Раньше я не замечал этой краски, может, заметил лишь после худших событий в жизни?       Был мой второй год с Сейрин, после победы они поменялись, возгордились. Хотя чем гордится, почти безызвестная команда победила Ракузан. С какой стороны не посмотри, а на бред сумасшедшего больше походит, чем на правду. Разленились они, отупели слегка, нет, скорее всего, были тупыми с самого начала. С ними становится скучно, пора бы уходить. Одно только, сожаление о запрете выходить на крышу из-за той «звезданутой» тренерши выводит меня. Удручает и то, что такой же «звезданутый» свет начал жрать, как не в себя. Уже тошнит от всех них, еле сдерживаю рвотные позывы на тренировке. Ох, погорячился я что-то, называть «ЭТО» тренировкой. Да, животные в зоопарках менее «устало» живут. Эти тушки, пробегают один круг вокруг спортзала и всё. Держите героев после войны, они родину от еды спасали. После сего действа я забрал документы и уже на выходе, телефон зазвонил. Я взял трубку и знакомый голос сказал.       - Тецуя, Мисаки в больнице. Приезжай скорей, говорят ей недолго осталось – это тётя.       - Сейчас буду, - но по приезду в больницу, мне рассказали о кончине моей матери.       Она была известной художницей, работала в импрессионизме и обожала в этом стиле абсолютно всё. И, что мне делать без неё? Ведь мама привила мне любовь к искусству, так почему её больше нет? Вновь я одинок? Мне больно, но боль не физическая сделать с ней ничего невозможно. Сколько не усмехался бы, не улыбался, не менял мысли изменяется ровным счётом ничего. Вот так и случается, оставаться по обыкновению одиноким. Тётя взяла опекунство на себя и сейчас я живу один, у неё своя семья. Я лишний, да, в школе ещё учусь. Теперь у меня после ухода из баскетбольного клуба полным-полно свободного времени. Могу писать портреты за деньги, что-что, а это у меня отменно получается. Спасибо, мам – поблагодарил её, стоя у могилы в те дни.       Шрамы на руках всегда легко прикрыть чёрной водолазкой. Царапины на лице пластырями, а все что касалось кисти, я не трогал. Жить только ради искусства – это мой остаточный смысл. Баскетбола больше нет. Даже игра отказалась от меня. Мне не стать профи, как Аомине. Я больше не живу баскетболом, потерялся мой второй смысл жить. Завтра иду в картинную галерею, договорится о выставке картин. Лежа в кровати, я думаю о жизни в целом.       Мама. Картины. Баскетбол. Средняя школа Тейко. Живопись. Предательство. Старшая школа Сейрин. Портреты. Изгнание. Одиночество. Институт. Кубизм. Прохожие. Мать. Лезвие.       - Мам не уходи, я нарисовал все, что ты сказала – кричу вслед уходящей из дома матери.       - Молодец, Тецуя, слушайся бабушку, возможно, меня не будет долго. Оставайся хорошим мальчиком. Прощай, - тогда я не осознавал, смысла слова «Прощай».       Прощай – говорят, когда не думают о встрече вновь. Мне думалось, что она придёт и заберёт меня с собой. После осознал, ненавижу – импрессионизм. Её не было слишком долго, я перестал считать на пятом году. Даже при смерти, она не обратилась ко мне. Я понял, что был нежеланным для неё молодой и талантливой художницы – грузом.       Проснулся я, как всегда с головной болью. Ничто не предвещает хорошего дня. Выпив таблетку, начал собираться. Поход на место встречи был недолог. Придя в кафе напротив галереи, я занял место с краю. Организатор, пришёл на десять минут позже и, заметив меня, впопыхах начал разговор.       - Ох, Куроко Тецуя - сан? Планы резко меняются, здание покупает один влиятельный человек. Но у меня потрясающие новости, этот человек не переделывает здание. Взамен мы согласились на то, чтобы один из наших лучших художников-новичков написал ему портрет. Сейчас он прибудет для знакомства с Вами, – пока организатор говорил к столу, приближалась знакомая фигура.       - Здравствуйте, я новый владелец галереи Акаши Сейджуро. Прошу оставить нас наедине, - такой же наглый, как всегда. После этих слов, организатор быстренько смылся.       - Давно тебя не видел, - спокойно я начал.       - Ты вовсе не удивлён? А я вот уж точно, кто бы мог подумать. Куроко Тецуя – художник, мой друг со средней школы, - из него прямо тянуло манией величия.       - Не думаю, что мы друзья Акаши, -       - Правда, тогда почему так фамильярно с заказчиком, не боишься, работу потерять? – спросил он, испуская страшную ауру.       - Во мне есть страхи, но не потерять работу, потерять смысл жить. Да, и если пожелаешь, можешь сразу зарыть меня, как художника. Меня не волнует подобное, – ответил я.       - А ты стал храбрей, - довольно сказал Акаши, потащив меня в свою машину. Приказав водителю ехать в его поместье, наш опрос продолжился.       - Зачем мы едем к тебе? – спросил я.       - Ну, не у тебя же портрет рисовать мой будешь, -       - Писать, портреты и другие картины пишут, а не рисуют, - надоело честное слово, каждый раз поправлять приходится.       - Ты так зациклен на этом прямо, как на баскетболе, - ехидно утверждал Акаши.       - Я больше не играю в баскетбол, только пишу картины, - на этом я закончил разговор.       Наступила тишина. Ехали мы где-то час. Поместье находилось дальше, чем были мои предположения. За это время я подумал о том, как вырос Акаши. Сейчас он будто взрослый, а я подросток. Даже подбешивает меня данный факт. Пройдя в мастерскую, перед моим взором открылось множество портретов, скорее всего, семейства Акаши. Хорошие инструменты, отличный выбор красок. Жаль, нет краски, которую создаю я. Точно, другие не должны о нёй знать, иногда я забываюсь, полностью придаваясь мечтаниям. Он сел на заранее подготовленное место. Я начал делать набросок.       - Я могу говорить? –       - Нет, помолчи пока, - ответил быстро я.       Вздохнув, он просто сидел. Странно, нет шевелений, обычно люди не могут долго сидеть на месте. Нет лишних движений, пожалуй, стоит дать ему поговорить.       - Тебя что-то интересует, можешь говорить, - редко я даю свободу действий.       - Уже? Мне обычно два часа не давали говорить, - понятно он привык ко всему этому.       - Я сделал лишь набросок, до готового портрета ему далеко, - уточнял я.       - Почему больше не играешь? –       - У меня нет таланта, и не вижу смысла играть за деньги, -       - Знаешь, мне жаль, что скрывал твой талант, помнишь, у тебя были отдельные тренировки. Думаю, этим пользовались и Сейрин. Ты привык к тому, что незаметен для окружающих, не знаю, как ты выработал такой навык, но если бы тебя тренировали должным образом с самого начала, твой уровень был бы выше уровня Аомине. Говорю это сейчас, потому что вижу изменения в тебе. У тебя проблемы? – последний вопрос звучал для меня словно показная милость.       - У меня всё прекрасно, - но договорить мне не дали.       - Тогда, что – это? – быстро преодолев расстояние между нами, он закатил мой рукав. На свет открылись мои шрамы.       - Надеюсь, ты отпустишь моё запястье и сядешь на место или не хочешь портрет написанный мной? –       - Почему ты вредишь себе. Ты псих или мазохист? Была бы здесь Сацуки, уже облепила со всех сторон.       - Мазохист скорее, и Момои-сан вышла замуж, - Акаши с интересом пытался надавить на меня, что было крайне бесполезно.       - Вот, как. Давай ты расскажешь мне о своей жизни, а я тебе о своей? – странный вопрос, мне нечего ему рассказывать.       - Сядь на место и умолки, не собираюсь делать работу халтурной, не так я воспитан, -       Он и я продолжил работу, в его глазах я видел дикий интерес к тому, что я делаю. Пусть недвижима была его поза, но глаза так и бегали по всей комнате. Я не собираюсь давать ему возможность говорить. И так мысли путаются, частая бессонница не самое приятное учитывая, только полноценный сон вчера. Хожу, как панда какая-то. Честное слово и уснуть не могу, ну, не испытываю таких желаний. Почему я решил подумать о сне? Никогда, такое не волновало – это же лишь физиологические потребности. А то, что я психованный иногда, скорее, из-за окружающих. Комната, как и весь дом, была прекрасно обставлена, но меня не покидало ощущения замкнутости и одиночества. Здесь не так много слуг и Акаши слишком придирчив. Поместье больше напоминало дом с приведениями, пустующий многие столетия. Доделав основной набросок, я принялся разбираться с цветами. Отчего-то мне было не по себе, разглядывая портреты, висящие на стенах. В них не было даже доли живости, хотя бы какие-то детали должны были быть, но на них нет отличий. Все они из реализма, а что это за портрет? Подпись даже есть, маленькая еле заметная – Мисаки Китаджима. Девичья фамилия моей матери, Китаджима. Акаши видимо устал и решил присоединиться ко мне в просмотре портретов.       - Нравиться, этот? – спросил он, указывая на портрет моей матери.       - Да, - ответил тихо я.       - Его написала женщина, которую любил мой отец, она уже мертва, не подумай! Она не моя мать, и у них не было романтических отношений, - мне пришлось его перебить.       - Странно, что твой отец любил мою мать, - после моих слов, ошарашивших его, он сухо спросил.       - Это шутка? –       - Нет, мою мать звали Китаджима Мисаки, - ответил также сухо я.       - Даже в таком ты меня обскакал, - говорил он, пропуская свои волосы через ладонь.       Далее воцарилась тишина, мы заняли свои места. Но мне все думалось над словами Акаши. Почему тот сказал, что я в чём-то и до этого превосходил. У него ровное лицо, интересные глаза, но живости в нём нет. Пустота, полное отсутствие, будто ему приказали стать бездушным на это время. Изобразить его, можно было и так. Однако я добавил, все, что только было возможно из его отличительных черт в обыкновенности. Он стал одухотворенным, ярким, властным человеком. На сегодня я закончил. Я не проработал фон, да, и пока в нём не было ничего хорошего. То, что я сделал лишь мелкие детали, которые пригодятся в будущем. Мы провели здесь порядка трёх часов. Настала пора расходиться, сегодня я слишком сбил его всём, что делал, говорил, рассказывал. Ему стоит побыть одному в раздумьях. Меня отправили домой, я не хотел, есть, точнее организм хотел, а я нет. Потому мне решилось остаться без обеда. Пора работать, деньги лентяев не любят. Взяв все, что нужно я отправился в парк. Придя на своё место, а также расположив всё, мой взгляд невольно метался по фигурам в парке. Молодая семья, старушка, пара друзей. Я не заметил, как на место заказчика сели.        - Вы Куроко Тецуя? – спросил женский голос.       - Да, это я. Мы знакомы? – ответил я вопросом на вопрос.       - Неужто уже забыл меня? – этот насмешливо-детский голос так знаком. И подняв голову я слегка хлопал глазами в недоумении. Александра Гарсия.       - Здравствуйте. Давно вас не видел. Как ваши дела? – она слегка раздражена моим официозом.       - Знаешь, я тут решила с тобой поговорить о моём предложении. Я до сих пор не понимаю, почему ты отказался. Даже не позвонил. Я ведь, правда, хотела чтоб ты стал моим первым учеником. Жаль ты не хотел этого. Ты спросишь, что было в таком худощавом мальчишке? В нём не было физически хорошего телосложения, не было убийственной живости, так почему? Я думаю, ты хотел играть. Даже, то что ты рисовал до этого, не так тебя привлекало, как баскетбол. Однако тогда я увидела твой талант. Ты наблюдал за теми детьми и рисовал, не смотря на бумагу. И у тебя получало улавливать и запоминать все моменты их игры. И ты видел даже больше меня, такому за пару месяцев рисования не научишься. Мне также и подумалось: « Неужели он, правда, может различить движения каждого? ». Ведь я смотрела лишь на мяч, но ты видел полноценную картину, - когда она закончила говорить, я отдал ей портрет.       Забрав портрет, с грустным выражением лица, ей пришлось уйти без ответа. Александра Гарсия – такой же мусор, как и другие. Какой талант? Посмешище, рад, что не стал у неё учиться. В ком-то вроде меня нет абсолютно никакого таланта. Точно, я же сегодня писал портрет мистера Абсолютность. Он такой же отброс, как и все. Пора домой.       Я не лучше их, но притом, да, хуже них, в общем. Однако они такие же мерзкие, как и все другие люди. Завтра мне придётся продолжить писать его портрет. Уже дома, я понял, что стоит съесть хоть немного все же стоит. Впихнув в себя остатки овощного салата, оставалось лишь раскинуться на диване. Интересно, как живёт сейчас Поколение Чудес. Аомине стал профи, ну я уже давно об этом узнал от него. Акаши унаследовал семейное состояние, Кисе стал моделью. Об Мидориме и Мурасакибаре не было практически никакой информации. Поэтому о них думать скучно. Пора бы в зеркало взглянуть. Но перед этим поставлю чайник.       Как всегда я полный урод. Огромные мешки под глазами, шершавые губы и ужасные голубые волосы, но что бесит больше всего. Эти мерзкие тусклые, словно безжизненные, глаза. Как же хочется их выколоть. Плевать, что делал порезы лишь вчера, какая нафиг краска? Плевать я хотел на неё. Кровь лишь предлог. О, там чайник не закипел? Не обращая внимания на пар исходящий от него, взял его за ручку без полотенца левой рукой. Хах. И тут же поставил обратно, если не обработать ожег, останется. Схватившись за руку, захотелось сразу посмотреть. Подушечки пальцев так раскраснелись. Ха-ха-ха. Так больно. Что хочется ещё.