Два слова

«Ее тело существовало только там, куда он прикасался; остальная ее часть была дымом», — Арундати Рой

— Тшш, тшш! Ладно, давай быстрее, пока нас не застукали. — Ты действительно умеешь создать настроение, не так ли, Купер? Как только Джагхед заканчивает говорить, с уст Бетти срывается смешок, и она притягивает его к своим губам. Их поцелуй грубый, как шероховатый бархат — необузданный и безразличный к силе и жалу боли, смешанной с удовольствием, которое он вызывает. В крошечной уборной Бетти ударяется спиной о металлические полки с такой силой, что начинает шипеть. — Прости, — вздыхая, извиняется Джагхед и отстраняется, прежде чем Бетти качает головой, хватая его за волосы и притягивая обратно к себе. — Тихо. Джагхед усмехается ей в губы, скользя руками и хватая ее за бедра, прежде чем поднимает ее на стальную раковину, полную моющих средств. Бетти на вкус как клубничное шампанское, которое они пили ранее, и он слегка стонет ей в рот, позволяя своим рукам блуждать по гладким изгибам ее бедер и под шелковой тканью ее сиреневого платья. Его пальцы гладят кружевную ленту ее трусиков, пока не погружаются под нее, прослеживая плоть, которую он знает почти наизусть. Каждую щель, каждый изгиб — они отпечатались в его памяти, будто татуировка. Его пальцы двигаются с искусной ловкостью, зная, откуда и как вытянуть мягкие вздохи и стоны, исходящие из ее рта, которые он так любит. Того же самого рта, который теперь саднит от укусов и давления их поцелуев. — Джагхед, поторопись… Джагхед приподнимает ее платье, пока оно не обвивается вокруг талии, и ему требуется мгновение, чтобы оценить то, как она выглядит; волосы вьются, как люминесцентные кольца солнечного света, кожа пылает, а глаза прикрыты от желания. Он задыхается от страсти, которая возникает от одного только ее вида. — Разве ты никогда не слышала, что «терпение — добродетель»? — язвительно усмехается Джагхед, с благоговением поглаживая ее талию. Бетти хихикает сквозь тяжелое дыхание, ее глаза закрываются, а голова откидывается назад. Она поддается навстречу его нежным прикосновениям, несмотря на поспешную настойчивость их соития. — Ты когда-нибудь слышал, что «секс в общественных местах под запретом»? — Ах, да, теперь я улавливаю суть, — поддразнивает Джагхед, спуская бюстгальтер и целуя возвышенности ее грудей. — Уважаемый репортер Вудборна, Бетти Купер, арестована за «непристойное и похотливое поведение». Классный заголовок. Бетти издает смешок, который превращается в стон в тот момент, когда его свободная рука обхватывает ее грудь, разминая с достаточным давлением, чтобы вызвать жар внизу ее живота. Его большой палец скользит по ее остроконечному соску, прежде чем к нему присоединяется язык. Глядя на нее, он кривит губы в легкой ухмылке. — Что подумает о тебе начальство? — Т-ты смешон, — качает головой Бетти, отвечая на его резкие возражения. Она заводит руку за спину, пытаясь найти опору получше, пока ее пальцы не касаются вентиля крана. Она крепко сжимает его, чтобы обрести стабильность, поскольку Джагхед продолжает приводить ее тело в состояние невесомости. Ее поцелуи на вкус как шампанское, но ее кожа уникальна для его рецепторов, ее чистейший вкус — Джагхед не может насытиться им. Прежде чем он успевает ответить, ее руки начинают расстегивать пряжку его ремня, быстро избавляясь от слоев одежды, отделяющих их друг от друга. Она стягивает с него брюки, прежде чем потянуть лямку его боксеров вперед, пока его бедра не оказываются на одном уровне с ее; чувствительные части их тел тесно соприкасаются. — Бетс… — Тшш. Джагхед стонет, погружая голову в изгиб ее шеи, когда входит в нее одним плавным движением бедер. Как в знакомом танце, который они освоили за годы исследований и исполнения, он двигается внутри нее пылкими толчками, скользя руками вверх, чтобы обхватить ее шею. Его длинные пальцы скользят по гладкой коже, и он смотрит, словно загипнотизированный. Бетти — это форма искусства. Муза, достойная лучших художников в мире, и только. Несколько долей секунд Джагхед жалеет, что не умеет рисовать. Он раскрасил бы в розовые и красные тона все ее тело, которое покрывается румянцем для него и только него. Он окрасил бы в сумеречный цвет ее соски и пухлые губы, покрытые ссадинами от ярости их страсти. Он постарался бы, чтобы в оттенках синего и зеленого было достаточно света для ее глаз — тех, что устремлены на него, ослепленные любовью и доверием, которые она излучает только для него. Возбуждение Джагхеда достигает пика от его собственных мыслей, и он снова прижимается к ее губам; ее рука скользит по краю раковины и случайно включает кран позади. Вода стекает с жестким звуком давления на сталь под ней. Но Бетти и Джагхед не обращают внимания ни на шум, ни на брызги воды. Бетти мурлычет и вздыхает ему в ухо, когда его рот покрывает каждый контур ее лица: глаза, нос, челюсть. Она целует раковину его уха, и его бедра вздрагивают от ощущения, которое это вызывает в глубине живота. Тут же за дверью они слышат восторженные крики и музыку, но их внимание сосредоточено друг на друге и синхронизации их бедер. Бетти проводит рукой по его волосам, не прикрытым его повседневной шапочкой для формальных целей. Ее прикосновения разжигают угольки желания в его животе, превращая его в бушующее пекло. Как и влечение к сигаретам, которые он бросил курить, Бетти — это зависимость, от которой Джагхед никогда не собирается избавляться. Он хочет касаться ее пышной груди вечно. Он хочет, чтобы она шептала мольбы о его ласках и любви. Он хочет, чтобы она удовлетворенно вздыхала и обнимала его за талию. Он хочет видеть точно такой же оттенок голубого в ее глазах каждый раз, когда заставляет ее смеяться. Он хочет заручаться ее уверенностью, доверием и компанией каждый день до конца жизни. Он хочет ее тело, ее душу, и он хочет, чтобы она хотела того же от него. — Выходи за меня, — стонет Джагхед, когда ее каблуки впиваются в его бедра. — Бетти… Бетти открывает глаза от его неровных слов, но он не замедляет темп. — Что? — она с трудом переводит дыхание, перемещая руки, чтобы впиться в его плечи. — Ты, я, — повторяет Джагхед, серые глаза скользят по ее лицу и считают каждую маленькую отметину на коже. Он хочет ее и имена, которые она дает «созвездиям» в виде его родинок, нарисованных на теле. «Это — Одинокий Улвер». «А это — Джон Бендер». — Ты выйдешь… — Ты не сделаешь мне предложение, пока мы трахаемся в уборной на свадьбе нашего лучшего друга, — обрывает его Бетти со скептическим весельем и слегка раздраженным тоном. Ее слова срывают с его губ резкий смешок, заставляя Джагхеда ухватиться за край раковины, чтобы сохранить равновесие. Ее обычный скрипуче-чистый рот, который оказывается испорчен бранью, приближает его к краю экстаза, но он заставляет себя сдерживаться, пока Бетти не кончит первой. Он перемещает руку между ними, и его глаза останавливаются на ее губах, в то время как румянец на ее теле становится более насыщенным от дополнительных усилий. Бетти светится от тонкого блеска пота, с ее горла пот катится по ключице, пока его губы не отправляются в погоню за ним. Джагхед играет на ее теле, как искусный музыкант, играющий на гитаре, полностью очарованный ее реакцией на его действия, как будто это их очередной первый раз. За дверью музыка стихает, и он слышит, как диджей начинает говорить о тостах и танцевальном перерыве, только побуждая его двигаться с большим рвением. Бетти начинает дрожать вокруг него, ее пальцы и пятки продавливают барьер из его кожи, когда они впиваются в его плоть с возрастающим наслаждением и потерянным рассудком. Рассчитывая время, прежде чем они должны будут вернуться, Джагхед опускается губами к ее уху, шепча слова любви и обожания, прежде чем она содрогается вокруг него, стонет долго и громко, заставляя его проглотить этот звук торопливым поцелуем, прежде чем их застукают. Он следует за ней, спотыкаясь вперед, пока его рука не соскальзывает в воду в раковине, а ладонь касается ржавой стали. — Ты… ты, — пытается отдышаться Бетти, когда он выходит из нее, поспешно натягивая штаны, и она соскальзывает с раковины, шатаясь и дрожа. Он собирается заговорить прежде, чем дверь распахивается, заставляя Бетти пискнуть, когда она отворачивается, чтобы натянуть на себя платье. Звон его расстегнутой пряжки оглушительно перекрывает песню Элвиса, и Джагхед опускает голову под угрюмым взглядом одного из женихов у двери. — Вы двое, серьезно? — корчит гримасу Кевин Уокер (ранее: Келлер), глядя на них, прежде чем голова Вероники выскакивает над его плечом с идеально изогнутой бровью. — На моем торжестве? — Я… нам очень жаль, Кевин! — извиняется Бетти, прикусив губу со смесью веселья и смущения. Ее румянец нежно расцветает на ее лице и шее от их любовных ласк, и Джагхеду приходится заставить себя отвести взгляд, чтобы обратиться к двум, все еще стоящим у двери. — Мне — нет. Кевин одаривает его мрачным выражением. — Сестра Клея скоро будет говорить тост. Приведите себя в порядок и возвращайтесь к своему столу. Вероника лишь ухмыляется им, закрывая дверь при уходе Кевина, на миг задерживаясь, чтобы многозначительно посмотреть ниже талии Джагхеда. — Тебе стоит застегнуть молнию, Ромео. Сомневаюсь, что ты бы хотел, чтобы кто-то, кроме Джульетты, смотрел на твое достоинство. Джагхед застегивает молнию, и дверь захлопывается, оставляя его и Бетти наедине. Оторвав горсть бумажных полотенец от ближайшего рулона, он засовывает их под кран, выжимает лишнее и притягивает Бетти ближе к себе. Его сердце колотится от волнения при осознании того, что он выпалил в муках страсти. Когда Джагхед вытирает бумажными полотенцами кожу Бетти, он борется с желанием улыбнуться тихому вздоху довольства, который она издает в ответ на его заботу. Ее глаза застенчиво мерцают из-под темных ресниц, и он почти теряется от нежности ее взгляда. — Насчет моего вопроса… — начинает Джагхед, чувствуя, как вся уверенность, которая была раньше, полностью исчезает. Он судорожно глотает, его плечи напрягаются от ее резкого вдоха, прежде чем она подносит палец к его губам, заставляя его замолчать. От этого жеста глаза Джагхеда удивленно расширяются, но его беспокойство быстро улетучивается при виде мягкой улыбки на ее лице. — Спроси меня еще раз, когда мы не будем полураздеты посреди уборной. Взгляд Джагхеда задерживается на ее глазах с ошеломляющим изобилием любви. — Продолжение следует, — бормочет Бетти, слегка прикусывая губу, прежде чем тянется и чмокает его. Когда толпа снаружи ревет от веселья и праздности, все, что слышит Джагхед, — это бешеное биение собственного сердца. — Продолжение следует. Эти два слова никогда не звучали настолько красиво.