Чёрное и белое

      Солнце пыталось пробиться сквозь тяжелые бархатные портьеры. Самые юркие лучики, проникая, отражались от хрустальной люстры. Тишина окутывала все вокруг, нарушаемая лишь тиканьем секундной стрелки старинных часов. В этой части особняка, в восточной части, всегда было светлее, несмотря на темные обои, темную мебель, и громоздкий кроваво-красный ковер. Строгий мрачный интерьер коридора контрастировал с нежным струящимся светом.        Как обычно, чуть ли не расписанию, в это время тишину нарушили торопливые шаги и шуршание юбок. Они всегда проходили именно по этому коридору по пути в общую столовую. Мирана всегда настаивала пройти именно этим путем. По дороге она смотрела в окно, иногда мельком, когда спешила, а иногда, останавливалась, и, отодвигая чёрный бархат портьеры, вдумчиво, нахмурив тонкие брови. Горничная только мысленно вздыхала, но неизменно терпеливо дожидалась госпожу. На что там можно пялиться? Но тем не менее, это было чем-то сродни небольшому ритуалу, а может быть обычной привычкой, однако сегодня у них не было времени задерживаться надолго. Горничная никогда не вникала в причуды маленькой хозяйки, мало ли что ей взбредёт в голову. Хотя Мирана и не была самой скандальной и взбалмошной из сестёр, иногда она вела себя странно. Но это нормально для девушек ее возраста, у них должны быть свои секреты.       Горничная Анна была рада прислуживать именно Миране. В их первую встречу она подумала что это очередная избалованная девчонка, насмешница, ничего не смыслящая в жизни, зависящая от денег и влияния своего отца, что она, всю жизнь купавшаяся в роскоши, считает как и остальные девочки из благородных родов, что прислуга за людей разумных не считается. Но это было не так, что Анна увидела уже через неделю. Девушки сдружились втайне от чужих глаз, Мирана никогда не ставила себя выше, хотя по социальной лестнице была просто космически далеко от скромной горничной. Они много разговаривали, обо всем на свете, одна рассказывала интересные истории про балы, пересказывала любимые романы, другая же рассказывала о тяготах жизни людей рабочих, смешные рассказы, произошедшие с ее родственниками из отдаленной деревни. Очень часто обменивались шутками, и спустя год работы в доме Батори, горничная совсем освоилась и ни на какую другую работу не променяла бы своё место. Она знала свою хозяйку только наполовину, но и этого было много с такими девушками как Мирана. Анна выполняла свои обязанности почти с удовольствием, да ещё и получала жалование за свой труд. В ее обязанности входила уборка в комнате своей госпожи, уход за ее кошкой (пожалуй единственная неприятность), уход за её огромным гардеробом, а также мелкие поручения поварихи, и, если понадобится, поручения самой Мираны.       Но вернемся в роскошный коридор, соединяющий галерею портретов рода Батори с мраморной лестницей, ведущей на первый этаж. Две девушки, одна облачённая в синее форменное платье с белым фартуком, темно-каштановыми волосами, туго стянутыми в узел на затылке, шла чуть позади. Другая, чуть ниже ростом, в бордовом, с небольшим вырезом платье, нервно поправляла складки одеяния. Девушки старательно рассеивали тишину раннего утра.  — Стоит поторопиться. — Глядя на отбивающие свой ритм часы, заметила семенившая чуть сзади горничная.  — Я знаю, Анна, мы уже почти пришли. — бесстрастно согласилась спутница.  — Ваши зимние сапожки вчера доставили из ремонта, как новые. Я ещё раз все почистила, и поставила на место, и…  — Спасибо. — Рассеяно кивнула собеседница.       Жизни девушек так отличались друг от друга. Одна никогда не носила ничего кроме шелка или парчи, дорогих костюмов и красивых туфель, хорошая жизнь была обеспечена с самого рождения, другая же трудилась каждый день, чтобы обеспечить себе рыбную или картофельную похлёбку, кусок хлеба, жесткий матрац на чердаке, да немного денег, которые сразу отправлялись к родственникам в деревню. В деревню, что принадлежала графу Батори, как и этот особняк. Как и практически все в их измерении. Знак щедрости Короля. Впрочем, Мирану Батори никогда не занимали подобные мысли.       Дверь с грохотом распахнулась и девушки разошлись в разные стороны, одна спешно побежала в сторону кухни, за чёрную дверь, а другая, стараясь не шуметь, шмыгнула на свое место за столом. Некоторые из присутствующих в столовой окинули ее неприязненным взглядом.  — Ты опоздала, Мирана.  — Да, прости. Я поздно проснулась.       Темноволосый мужчина средних лет тихо усмехнулся, наливая кофе из массивного кофейника. Он сидел во главе стола, как всегда одетый с иголочки, с идеально ровной осанкой. Он окинул наконец полностью собравшиеся за столом семейство своим тяжелым взглядом, задержав его на только что вошедшей, стыдливо уставившейся в свою тарелку.За столом собрались все 5 женщин дома. — Теперь, когда все в сборе. Можем начать трапезу. — миролюбиво протянул он.  — Вечно тебя приходится ждать. — прошипела рыжая девушка в голубом платье. Ее волосы очень сильно выгорели на солнце и казались совсем светлыми. Слова предназначались сидевшей слева от неё Миране, но в тишине столовой комнаты были слышны всем.       Мирана решила что лучше пропустить ее реплики мимо ушей, не хотелось разбираться с ней перед отцом и мачехой, она не сможет в полной мере высказать все что хотелось бы. — Папа, ты улетаешь завтра? — спросила светловолосая девочка лет четырёх, мило хлопая глазами и болтая ногами на слишком большом для неё стуле. — Да, дорогая, что тебе привезти? — улыбнулся мужчина. Девочка на секунду задумалась. — Бобы, которые выращивают эльфы. — Джейн! — возмутилась светловолосая женщина, сидящая по правую руку от главы семейства. — Я никогда не позволю тебе есть эту дрянь. — Но мама! Я не хотела их есть, я хотела посадить их в нашем саду. — Зачем? — устало вздохнула женщина. — Как зачем? Чтобы вырастить большое бобовое дерево и утереть нос противной Кэтти Керн. Она считает себя лучшим садоводом в школе. У меня вырастет огромное дерево, я выкопаю его и представлю всем в школе, бобовое дерево эльфов в сто раз лучше ее изнеженных цветов. — Исключено. Ты не будешь как одержимый бесом крот копать ямы вокруг дома и пачкать одежду. Никаких бобов.       Девочка насупилась. — Бобы эльфов не проросли бы здесь, они никогда не приживутся в нашем измерении, это все равно что сажать в землю монеты в надежде вырастить денежное дерево. — вмешалась светловолосая девочка лет 13, молчавшая до сих пор. — Откуда тебе знать, Луиза? Может у меня получилось бы, тётя Полина говорила что я своим упорством горы свернуть могу! — Не глупи. — Если бы тебе, малышка, удалось бы прорастить денежное дерево, я бы ушёл с работы и наш сад сделали бы заповедником. — улыбнулся граф Батори. — Мне было бы достаточно взбесить вертихвостку Кэтти. — девочка показала язык портрету прапрапрабабушки, висевшему напротив, взяла со стола сдобную булочку, и, выскочив из-за стола, побежала по своим делам, улыбаясь своим мыслям и громко хохоча. — О, Всевышний… — покачала головой светловолосая женщина. Хотя ее лицо оставалось серьезным, карие глаза улыбались.        Мирана ковырялась в остывшей еде. Она прослушала глупую перепалку, виновниками которой были бобы, погрузившись в своим мысли. Отец снова уезжал, наверняка надолго. Ещё не ясно в какое измерение, с какой целью… В голову начали лезть дурные мысли, вдруг его отправят в измерение к каким-нибудь неизведанным монстрам, устанавливать контакт? На душе стало паршиво.       Граф Стефан Батори, отец почти дружного семейства Батори, был советником Чёрного Короля. Он долго проделывал этот путь. Родившись в обедневшей дворянской семье, он долго не мог найти себе место. Изначально он метил в генералы. Хотел возглавить войско Охотников, прославиться на века… Но, начав свой блистательный путь в армии, быстро нашёл себя в политике. Однажды его направили сопровождать какого-то важного человека в отдаленное измерение на переговоры, он присутствовал на решении важных вопросов, но голоса не подавал, и именно тогда понял для себя, что величие королевства достигается не только кровью соперников… Ещё когда ему было 24 года его часто отправляли в разные измерения с дипломатическими миссиями, которые под его руководством практически все были успешны.Позже его заслуги окупились втройне, он вошёл в Большой Совет, а оттуда в Близкий, по-настоящему добился расположения короля. Таким отцом можно было гордиться, Мирана всегда восхищалась им. Несомненно потому что он собственными трудами проделал большой путь от непутёвого офицера захудалого полка, до ближайшего советника, а ещё потому что матерью навряд ли можно было гордиться… — Мирана, ты слушаешь меня? — спросила Мари — мама маленькой непоседы, вторая жена графа Батори, а значит мачеха первым трём дочерям. Но не злая, как в Золушке, а наоборот, самая добрая. Мирана всегда трепетала перед ней, считала эту женщину чуть ли не святой. Она всегда была так добродетельна и мила, такая чуткая и понимающая, воспитанная и начитанная, она казалась идеальной леди современности. Мирана искренне хотела быть хоть чем-то похожа на Мари, эта женщина была образцом, для всей семьи, для всего их рода. — Разумеется. — соврала Мирана, откинувшись на стул. — Прекрасно, так какой ты хотела бы? — Какой… Не острый, пожалуйста. — пролепетала Мирана, надеясь что речь шла о еде. Мари поглаживала ручку соусника, мысль о том что она спрашивает какой соус ей подлить казалась логичной.       Все смотрели на неё с непониманием. Очевидно, ошиблась. — Она про веер, тупица. — хохотнула старшая сестра. Кажется, Эльвира всё-таки напросилась. — Захлопни клюв, Элли, иначе в следующий раз я перепутаю мышьяк с сахаром и подмешаю тебе в чай. — бросила Мирана, зло посмотрев на рыжеволосую сестру. — Девочки! — прикрикнула Мари. Она отвечала за воспитание юных графинь, но его плоды явно были недоспелыми. — Мирана, я спрашивала какой веер ты хотела бы взять с собой в качестве аксессуара на Бал Первых Яблонь. Тётя Полина, благослови ее Создатель, прислала тебе и Эльвире чудесные вееры из лунной нити, отделанные кружевом, если вспомнишь в посылке был синий, фиолетовый и белый, но Эльвира пожелала взять белый, а какой хотелось бы взять тебе? — Я не пойду на этот бал. — отрезала девушка. — Так нельзя. Ты отклоняешь уже 3 предложение за этот месяц, ты же знаешь наша семья немного… на виду, ты же не хочешь чтобы поползли слухи? — подал голос отец.       Мирана нервно поправила тёмную прядку. Идти на скучный бал очень не хотелось, опять щебетать с пустоголовыми девицами, подобными старшей сестре, про погоду, о модных платьях в этом сезоне или сплетничать про кого-нибудь в уголке, опять танцевать и принимать заигрывания юных магов, беспечно улыбаться, кидать трепетные взгляды из-под ресниц, улыбаться и смеяться, как будто кавалер остроумно пошутил… А ещё тугой корсет, что не вздохнуть, не выдохнуть, и туфли на высоком каблуке. И тем не менее не хотелось ударить в грязь лицом, дать почву для догадок и сплетен. Ещё, если она пойдёт будет возможность увидеть Его… Хотя не факт что Он появиться, мужчинами намного проще! Если они не пришли на бал, это значит что они заняты, или просто не хотят, и никто не посмеет им и слово сказать, они приходят когда хотят. А женщины вынуждены выдумывать стоящие поводы чтобы не идти, выкручиваться, лгать, иначе засудят и вовсе никогда не пригласят… Да и отец похоже уже начинает раздражаться ее поведением.Ещё раз взвесив все стороны вопроса, девушка ответила: — Хорошо. Я хотела сказать, что пойду, но может быть не останусь до конца. — Почему же? — Я помру там от тоски, и веер синий, пожалуйста. — Замечательно, он прелестно подойдёт к твоему шелковому платью и шали, ты будешь великолепна! — просияла Мари, пропустив мимо ушей ее недовольное замечание поводу смертной скуки.       Когда завтрак закончился, Мирана решила зайти в кабинет отца. Он был просторным, обделан темным деревом, основную его часть занимали стеллажи с книгами, как в библиотеке. Здесь хранились очень древние манускрипты и свитки, рукописные средневековые книги, почти все о чёрной магии, но были и исторические книги. Посередине располагался ковёр из медвежьей шкуры и огромный пыльный камин, в котором дотлевали поленья. Напротив витражного окна располагался широкий письменный стол, полностью заваленный книгами и бумагами. А слева от стола огромный портрет. На нем были изображены, как сам отец выражался «девочки Батори»: Просторное помещение библиотеки, свет от окна падает прям на фигуры, в центре портера стоит высокая рыжеволосая девушка в небесно-голубом платье в пол, она легко и даже немного кокетливо улыбается, опираясь руками в кружевных перчатках на темно-зеленое кресло, посреди комнаты. Ее волосы собраны в красивую прическу, украшенную искусственными ландышами. Они кажутся здесь совсем светлыми. Эльвира вышла здесь бесподобно.       На крупном плане сидит маленькая девочка, она держит в руках медведя, ее зелёные глаза обращены прямо к зрителю картины, рот забавно приоткрыт, светлые волосы переплетены ленточками. А на заднем плане почти невидимая Луиза, она прижимается к стеллажу с книгами, видно только ее силуэт, так как она почти полностью закрыта стеллажом и свет не достаёт до неё настолько, чтобы осветить черты лица.       А посредине в кресле, на которое опирается Эльвира сидит она — Мирана. В чёрном закрытом платье, темные кудрявые волосы распущены по плечам, она держит в руках потрёпанный молитвенник и смотрит своими кошачьими зелёными глазами…на саму себя.       Отец отвлёк ее от созерцания итак уже вдоль и поперёк изученной картины. — Это ваш лучший портрет. — улыбнулся мужчина, становясь рядом и проводя рукой по улыбающемуся лицу нарисованной Эльвиры. — Но ты же не на него смотреть пришла? — Я хотела просто… Сказать чтобы ты был осторожнее и… быстрее возвращался домой. И в какое измерение тебя направили? — прошептала она.       Он обнял ее очень нежно и долго не отпускал. Она знала, что он не любил долгих прощаний и телячьих нежностей, но, пожалуй лишь она была исключением. Хотелось плакать. — Это неважно, не забивай свою голову. Бал Первых Яблонь через две недели, я вернусь ещё раньше и мы всей семьей будем присутствовать там. Я бы хотел попросить тебя, Мирана, — он взял ее руки в свои и посмотрел в глаза. — Ты знаешь, что я не буду навязывать тебе свою волю, я верю что ты знаешь как будет правильней поступить, но… Пообещай быть паинькой на балу и не шокировать общественность. Мари очень расстраивается, и я не хочу слышать глупых упреков и непрошенных мнений на твой счёт. Поумерь свой пыл, дочка, и будь добра, перестаньте цапаться с сестрой. — он шутливо щёлкнул ее по носу, и она, медленно кивнув, пообещала.       Она не любила обещать, обещания всегда сковывали ее, не давали полной свободы действий, давили как обручи, сжимаясь все туже и туже. Но, пожалуй, лишь отец был исключением.