Угрозы

      Такуми смотрит на неё и глаз отвести не может – такая она красивая. Пусть и лицо пятнами покрылось от злости, и ругается на чём свет стоит, и руками так смешно размахивает, даже заносит кулак, чтобы зарядить ему, Усуи, точно в нос. Всё равно красивая. Поэтому он с лёгкостью останавливает её руку ровно в паре сантиметров от своего лица и хитро улыбается:       – Президент, я ведь и сдачи дать могу, берегись.       Он наклоняется ближе к её лицу, наблюдая, как золотистую радужку глаз застилает пелена чистой, ни с чем несравнимой ярости, и чувствует блаженство. Её черная, бушующая дьявольская аура распространилась на весь этаж, никто из школьников и носа в коридор не показывает, ощущая кожей бешенство Мисаки, а Усуи стоит в самом эпицентре и бесстыже наслаждается.       – Что ты только что сказал?! Да я тебя...       Такуми не узнаёт, что так страстно обещает девушка. Просто в какой-то момент дёргает её на себя и резко опускает свою ладонь на ту часть спины, что прикрывает школьная юбка, срывая с губ Мисаки неожиданно тихое "ой" и чувствуя, как тёмная пелена её злости вокруг вдруг сжимается в одну точку и в следующую секунду испаряется.       – Я предупреждал.       Он улыбается, довольный собой и этой удивительной растерянностью в глазах Аюдзавы. У него есть несколько секунд, пока Президент не пришла в себя, и Усуи оставляет на кончике её носа лёгкий поцелуй. А в следующий момент ретируется за пределы досягаемости ошалевшей Мисаки и после весь день натыкается на обрывки фраз о "вконец чокнувшемся президенте".       Такуми счастлив, так по-детски счастлив знать, что лишь он один способен вывести Аюдзаву на такие сильные и продолжительные эмоции, и поэтому после уроков заходит в кабинет студенческого совета, насвистывая весёлую ненавязчивую песенку и отсчитывая секунды до нового взрыва.       Миса не выдерживает, когда счёт доходит до четырёх.       – Иди прохлаждаться в другом месте, Усуи. Тут люди делом занимаются, – ворчит она, раскидывая тонны бумаг по разным стопкам и даже не поднимая на него рассерженного взгляда.       – Аюдзава, ты же в курсе, что все давно ушли? – Усуи усмехается, оглядывая пустой класс, и плюхается на парту, без стеснения разглядывая девчонку напротив.       Мисаки бесится. Так потрясающе раздражается от одного его неосторожного слова, что это не может не восхищать. Она нервно дёргает головой и натыкается на его, Такуми, взгляд. Достаточно близко, чтобы вмиг покраснеть. Достаточно неожиданно, чтобы очередной приступ злости вдруг утонул в воспоминаниях о сегодняшнем утре. Усуи тянет шею в попытке приблизиться к её лицу ещё больше и усмехается. Он может только догадываться, что творится в этой беспокойной президентской голове, но когда Аюдзава так безропотно смотрит, ему хочется лишь одного:       – Отшлёпаешь меня, Президент?       Секундное осознание сменяется гневной и громкой тирадой.       – Маньяк доморощенный! Пришелец! Извращуга! – Мисаки кидается вещами, сжимая кулаки, а Такуми только смеётся, задрав голову.       – Всё-таки странная они парочка, – произносит Кано, стоя у порога в кабинет студсовета и не решаясь войти. Юкимура, вжимаясь в стенку напротив, только качает головой, пытаясь выбросить из головы вдруг непонятно откуда взявшийся образ Аюдзавы в костюме дьявола.       – Они же ненавидят друг друга, какая парочка?       – Я бы не был столь категоричным, – Кано улыбается и тянет за собой мальчишку подальше от этих двух сумасшедших, чтобы за углом натолкнуться на сияющего Хинату с мешком сухариков.       – Миса-тян в классе? – спрашивает Шинтани, предвкушая встречу с любимой, но прежде чем Юкимура открывает рот, Кано отвечает:       – Только что ушла вместе с Усуи. Если успеешь, может, застанешь у шкафчиков.       На секунду за плечами Хинаты парни видят образ рычащей собаки с красными блестящими глазами, а после Шинтани быстро убегает к главному входу школы, напоследок бросив что-то похожее на «пока, ребята» и «убью Усуи».       Юкимура смотрит на Кано с непониманием и оборачивается на кабинет студсовета, где воцарилась подозрительная тишина.       – Но они же ещё здесь... – нерешительно произносит он, натыкаясь на задумчивый взгляд друга. – Зачем ты ему соврал?       Кано пожимает плечами и треплет мальчишку по волосам, продолжая начатый путь домой. Соврал, потому что помнит каждый взгляд Такуми, брошенный вслед Мисаке. Помнит, как он боролся за неё после гипноза и какой сама она бывает наедине с ним, когда думает, что никто их не видит. Но самое главное, Кано соврал, потому что тишина в кабинете студсовета могла говорить только об одном, и речь не об убийстве Усуи. А значит, лишние свидетели этим двоим сейчас ни к чему.       – Ну что, успокоилась, Аюдзава? – Такуми улыбается, чувствуя дыхание Мисы под воротником застёгнутой рубашки, и крепче прижимает девушку к себе, когда её руки неуверенно обхватывают его поясницу.       – Дурак ты, Усуи, и шутки у тебя дурацкие.       Она не отпускает его, только голову поднимает, чтобы заглянуть в глаза и тут же отвести взгляд, чувствуя, как краснеют щёки и шея. Такуми смотрит с нежностью, и от этого у Мисы почему-то сводит дыхание, но когда Усуи касается её лица, вздохнуть не получается вовсе.       – Но ты же любишь меня.       Закрывая глаза, Мисаки шепчет тихое «люблю» и не видит, как меняется лицо Такуми от её первого признания. Он целует её слишком порывисто, будто боится, что всё окажется только сном, а очнётся он в больнице после сотрясения, полученного от удара Аюдзавы. Но Миса здесь, рядом с ним, и отвечает на поцелуи так неумело, но сладко, что Усуи верит в реальность происходящего.       Потому что в своём сне он уж точно никогда не услышит голос Шинтани, зовущего на весь школьный двор Мису-тян.