О неуклюжих людях

Кагеяма протёр глаза и широко зевнул, пытаясь согнать сонливость. Приученный подниматься к утренней тренировке организм не удалось убедить в возможности поспать лишних двадцать минут, поэтому зевалось особенно отчаянно — без бодрящей физической нагрузки проснуться окончательно не выходило. На этой неделе утренних тренировок не было — Укай-сан пообещал настолько страшные кары, что даже такие отчаянные смельчаки как Кагеяма и Хината не стали рисковать. Да и всевидящее око в лице капитана и Цукишимы не давало разгуляться — огребать со всех сторон не очень-то и хотелось. Кагеяма поплелся к автомату за молоком — пришедший поздно для утренней тренировки, но слишком рано к началу занятий — ему не нравились тихие и пустые коридоры. Обычно Кагеяма редко обращал на это внимание — в такое время он пропадал в спортзале и появлялся в классе практически к самому звонку. Сейчас это как-то тяготило, поэтому он решил скоротать время на улице. Захватившего кроме вожделенной (как любил говорить Хината, с шестого раза выучивший это слово!) коробочки баночку газировки Кагеяму ноги сами понесли в сторону спортзала. Ловить там сегодня — как и всю неделю — было нечего, баскетбольный клуб попросил волейболистов, едва не монополизировавших данное пространство для своих тренировок, уступить им спортзал на утро. Подходить к спортзалу не было никакого смысла, только раззадоривать щекочущее нутро чувство досады — упущенная возможность позаниматься казалась самым большим провалом в жизни. Кагеяма постоял с пару минут, гипнотизируя взглядом знакомое едва ли не до последней трещинки здание, и, пнув ближайший камешек, решил вернуться в класс. Почти исчезнувший за поворотом, Кагеяма краем глаза заметил движение в стороне клубных комнат — обернулся и не прогадал — знакомая миниатюрная фигурка менеджера маячила у входа в их комнату. Будь на месте Кагеямы Хината — он бы обязательно завопил, привлекая внимание, забросал вопросами о делах и самочувствии, сказал добрую (очень не добрую, по мнению одного связующего) тысячу слов, помог бы с коробками, с которыми, кажется, сейчас маялась Ячи-сан — а это была именно она. Если бы это были Танака или Энношита семпаи тоже не возникло бы никаких проблем — почему-то у других членов волейбольного клуба подобного рода вещи выходили легко и непринуждённо. А у Кагеямы каждый чёртов раз будто язык примерзал к нёбу (нет, дело было далеко не в том, что ему не хотелось тащить коробки). Он сам знал о том, что не самый социальный человек на свете — самый несоциальный как едко шутили Цукишима с Хинатой в моменты его жуткого торможения в общении (хоть в чём-то спелись, засранцы). Кагеяма, не без помощи Карасуно, конечно, осознал многие свои ошибки, главной из которых было именно неумение общаться. Не сказать, что на сегодняшний день у него всё великолепно (до уровня Хинаты ещё далеко — звучало преужасно, что ему приходилось в этом на него равняться). Но, несмотря на общую угрюмость (сколько раз он повторял идиотам из клуба, что это лицо у него такое!), у Кагеямы появились приятели в классе, изредка он перебрасывался сообщениями с Киндаичи, даже отвечал на злые оскорбления Ойкавы-сана с долей иронии (тот даже позвонил ему однажды с перепугу, что буку Тобио похитили и подменили пришельцы). Противоположный (Хината учил это слово три дня!) пол — конечно, отдельная тема, даже из их клуба мало кто мог похвастаться тем, что умел полностью адекватно и по-человечески общаться с девушками — японские традиции, что с них взять. Но ответить на вопрос одноклассницы, который был задан на весь класс, подсказать дорогу кохаям (странное всё-таки слово), которые заблудились в незнакомом крыле — уже несложно, главное не хмуриться сильно (Ячи-сан сказала, что именно это сильнее всего и пугает девушек). С Ячи-сан почему-то было по-другому. Нет, в пределах спортзала и вообще волейбола всё было отлично, она перестала его бояться ещё на первом году обучения, научившись различать оттенки эмоций так легко и просто, что сначала Кагеяма даже пугался, как она понимает его без слов. Но подойти вне клуба, поздороваться первым, предложить помощь или просто перебрасываться словами по дороге в одну сторону — было за гранью возможного. Кагеяма десятки раз видел, как это проделывали Хината и Ямагучи, да даже чёртов Цукишима со своей арктической прохладой ко всему миру был не прочь поболтать о какой-нибудь заковыристой теме, пройденной на алгебре, но сам — не мог. Хотел, представлял, даже улыбался (придурок Хината тогда огреб, когда спросил, что с его лицом). Кагеяма и рад был бы сказать, что дело в Ячи-сан, что это она какая-то не такая, делает что-то не так. Но это была не средняя школа, когда у него хватало наглости и наивности (тупости, король, так и скажи, хотя и сейчас её в тебе с лихвой — голосом Цукишимы в голове) так поступать. Кагеяма знал, что дело в нём. Знал, что это иррациональное чувство тревоги, поднимающееся в нём от одной мысли о том, чтобы привлечь внимание Ячи-сан к себе за пределами клуба, это дурацкое оледенение, потеющие ладони и гулко бьющееся в висках сердце — ненормальны. Знал, но ничего не мог с собой поделать. Вот и сейчас, готовый окликнуть девушку, Кагеяма ощутил, как не может издать ни звука. Ни единого звука. Витиевато выругавшись у себя в голове, он развернулся на пятках и собирался припустить в сторону класса — время покорить себя за слабость до звонка ещё было. Но звонкое «бабах», раздавшееся как раз оттуда, где была Ячи-сан, заставило его передумать. Услышав её голос — девушка распекала себя за неуклюжесть и неосторожность — Кагеяма в два счёта преодолел разделявшее их расстояние, чтобы застать разбросанные по полу коробки — из половины выглядывали вещи — сидящую на коленях Ячи-сан и её расстроенное выражение лица. Кагеяме не понравилось то, что он увидел. Ячи-сан давно перестала быть зашуганной первогодкой, льющей слёзы по любому поводу (хотя даже тогда она никогда не делала этого просто так), а сейчас у неё глаза были на мокром месте. С языка сорвалось быстрее, чем Кагеяма успел подумать — значит, почувствовать и испугаться: — Ячи-сан, ты в порядке? Девушка только подняла свои глаза цвета топлёного шоколада на Кагеяму — в уголках блестели слёзы — как поняв, кто перед ней, отвела взгляд и принялась утираться тыльной стороной ладони.  — Ох, Каг-геяма-кун, привет. Вот же растяпа… Как неловко-то вышло, — забормотала она, смущаясь того, что кто-то застал её в такой ситуации. Или потому что её застал именно он, Кагеяма? Вряд ли она стала бы так себя вести перед Хинатой, может, даже пожаловалась бы — они были в достаточно тёплых отношениях, насколько он мог судить — поэтому его она практически не стеснялась. Чтобы не топтаться рядом без дела, Кагеяма собрал коробки, одна из которых оказалась чуть ли не на лестнице, поднял и стряхнул со школьной сумки Ячи-сан пыль — всё-таки упала не в самом чистом месте. Ячи-сан бросила на него удивлённый взгляд, когда Кагеяма подал ей сумку, но, заметив нахмуренные брови, поспешила улыбнуться:  — Спасибо большое, Кагеяма-кун, — не получив на свои слова ответной реакции, помахала перед ним рукой, — всё хорошо?  — Да, — кивнул Кагеяма. — Не хочешь встать? Ячи-сан неловко улыбнулась, заправляя светлую прядь за ухо. Кагеяма ещё раз вгляделся в её лицо и, вспоминая наставления Сугавары-сана, протянул девушке руку:  — Ты не ушиблась? Ячи-сан странно посмотрела на протянутую ладонь, но прежде чем Кагеяма успел почувствовать себя глупо или неловко, ухватилась за его руку своей.  — Кажется, я ссадила колени. Она выпустила воздух сквозь плотно стиснутые зубы и, наконец, поднялась. Кроме сползших гольф в разводах пыли и нескольких пятнышек грязи на белой коже ноги украшали алые пятна в районе коленей, отпечатавшиеся, как выяснилось, и на полу тоже.  — Выглядит жутковато, — ляпнул Кагеяма раньше, чем успел прикусить язык. И тут же пожалел об этом.  — Твоя правда, — дёрнулся уголок рта в усмешке. — Видала я, конечно, с вами, ребята, вещи и похуже, но ощущения не самые приятные, — поделилась она, выуживая из сумки антисептик. У Ячи-сан в сумке, казалось, было всё: от запасной ручки до обеззараживающего средства. Порой было гораздо проще и быстрее разобраться с ссадиной или царапиной на месте, чем тратить время на то, чтобы добраться до медпункта. Вообще, предупредительность Ячи-сан уже стала своего рода легендой: с какой бы бедой не обращались к ней члены клуба — а иногда и не только они — она всегда выручала и помогала, чем могла — менеджерская выучка, помноженная на доброту, как частенько шутил Энношита-сан.  — Тц, — цыкнула Ячи-сан, сминая в руке пустую упаковку из-под пластырей. — Вчера купила же новую упаковку, после того как пришлось извести почти всю пачку на Хинату, забыла положить в сумку. Вата, которой она промокала ссадину, уже успела окраситься в красный, и Кагеяма, прикидывавший уже, как быстро и без потерь доставить Ячи-сан в медпункт — гольфы уже с минуты на минуту должны были пострадать — вдруг вспомнил о шутке Киндаичи, которую тот отколол в последнюю встречу. Торопливо перебирая учебники и тетради в сумке, Кагеяма всё-таки нащупал коробочку и, выуживая её из недр, зацепил пару вещей, которые с громким звуком упали на пол. Ячи-сан, среагировавшая на шум, выронила использованную вату, из-за чего начала бормотать о своей неуклюжести.  — Вот, — Кагеяма вскрыл упаковку и принялся распечатывать полоски пластырей. — Клей скорее.  — А, — Ячи-сан сначала не поняла, в чём дело, но, увидев в руках Кагеямы пластырь, сообразила, ловко прилаживая клейкие полоски на ссадины.  — Быстро, — заметил Кагеяма, подавая последний пластырь.  — Так было же на ком потренироваться, — улыбнулась Ячи-сан уже куда более радостно. — Погоди-ка, Кагеяма-кун. Что изображено на этих пластырях? Кагеяма, до последнего надеявшийся на то, что до этого вопроса не дойдёт, кашлянул в кулак и, отведя взгляд, тихо произнёс:  — Белки-летяги.  — Что-что? Белки-летяги?  — Белки-летяги.  — Прости за такой странный вопрос, Кагеяма-кун, но откуда у тебя пластыри с белками-летягами? —…ичи.  — Что?  — Это всё дурацкие шутки Киндаичи.  — Так вы хорошо общаетесь?  — Не сказал бы. Просто Цукишима сказал, что постоянно терпеть подколы это не дело и что нужно пошутить самому. Ну, мы слегка увлеклись и…  — И Киндаичи подарил тебе пластыри с белками-летягами?  — До этого я подарил ему скотч с утконосами?  — С утко… что? — Ячи-сан издала странный звук, и Кагеяма, всё это время смотревший в сторону, уставился на неё, округлив глаза.  — Кагеяма-кун, серьёзно? — Ячи-сан схватилась за живот, продолжая издавать булькающие звуки. — Прости, пожалуйста, — еле выдавила она, но не успел он как-то на это отреагировать, как она громко расхохоталась.  — Утко-хаха-носы, белки-хихик-летяги, — Ячи-сан утёрла выступившие в уголках глаз слёзы и ярко улыбнулась — у Кагеямы у самого аж глаза заслезились. — Кагеяма-кун, ты нечто! Смущённый её реакцией, парень снова отвёл взгляд и потёр шею. Отдышавшись, Ячи-сан ещё несколько раз извинилась, и Кагеяма, конечно, не мог не принять её извинений. Отвоевавший у девушки коробки, Кагеяма шёл следом за ковыляющей Ячи, когда вдруг неожиданно её окликнул.  — Ячи-сан! — Она обернулась, вопросительно склонив голову на бок. — Эм, могу я тебя попросить никому не рассказывать об этой истории? — он кивнул на пластыри на её коленях.  — Что ты, Кагеяма-кун, я бы и так никому не рассказала об этом. С моей стороны было очень некрасиво смеяться над этим, хотя это довольно-таки забавно, — улыбнулась девушка. — Я рада, что у тебя есть друзья.  — Мы не друзья! — среагировал Кагеяма на знакомую реплику. — То есть… извини, не думаю, что нас можно назвать друзьями.  — Это ты прости меня за то, что снова лезу не в свое дело. Это здорово, что вы так хорошо общаетесь. — Она снова улыбнулась. — Честно говоря, мне казалось, что ты меня избегаешь, Кагеяма-кун. Кагеяма напрягся, услышав то, что грызло его самого долгое время, но не успел ещё даже придумать, что сказать, как Ячи-сан продолжила свою мысль:  — Так что я даже рада, что иногда бываю такой неуклюжей. Мне было очень неуютно от мысли, что ты меня избегаешь. Я даже подумала, что успела тебя чем-то обидеть, но спрашивать было как-то неловко и боязно.  — Я… — в горле пересохло и, исчерпавший весь свой запас красноречия и силы на социальные взаимодействия, Кагеяма не знал, что на это ответить.  — Так что спасибо тебе большое за помощь! Донеси, пожалуйста, коробки до учительской. Такеда-сенсей хотел разобраться с этим как можно скорее. — Ячи-сан, кажется, не заметила его попытки и, махнув рукой на прощание, побрела в сторону класса. С её скоростью перемещения успеть она должна была как раз к звонку. Кагеяма сделал глубокий вдох и резко выдохнул. Поставил коробки на землю, обтёр вспотевшие ладони о штаны и крикнул:  — Ячи-сан! — Девушка обернулась, в последнюю секунду заметив летящий к ней объект, ловко поймала его левой рукой — работа менеджером волейбольного клуба и не такому её научила. — Обязательно зайди в медпункт. Ячи-сан улыбнулась, прикрыла смеющиеся глаза на мгновение и, прижав прохладную баночку ко лбу, ответила:  — Так точно! Не опаздывай на тренировку, Кагеяма-кун. Уже по дороге в учительскую Кагеяма не мог сдержать торжествующей улыбки — над его проблемой можно и нужно работать! Вот он, прогресс!  — Бакагеяма, что с твоим лицом?! — вдруг завопили с другого конца коридора. И от немедленной расправы рыжего камикадзе спасло только поручение Ячи-сан, которым Кагеяма никак не мог пренебречь.