дворы

У Алекса ухмылка наглая и самодовольная. Он скалится, как шакал, и сжимает в правой руке бутылку пива. Он еще не полностью пьян, но голова уже начинает плохо варить. Где-то там звездопад, о котором Макси трещит без конца. Она говоритговоритговорит, что там безумно красиво и романтично, слышишь, Алекс, романтично. Ему плевать на звездопады, потому что звезды совсем не будоражат кровь, как и сама Макси. Потому что алкоголь вливается в вены, все внутри вскипает и пора бы уже валить с чужой крыши, потому что Крыш слишком громко орет, а Илья с Никитой уже готовы подраться. — Сворачиваемся, — пьяно хрипит Алекс, пропуская мимо ушей замечания Яны, которая сжимает в руках игральные карты. — У тебя совсем совести нет, — говорит она и отдает две пустых бутылки. Алекс не берет и они падают, разлетаются сотнями зеленых и желтых стеклышек. (Так же Алекс разбивается каждую ночь). — Придурок, — бурчит Серебрянская и уходит, не дожидаясь брата. Алексу хочется смеяться, но он себя сдерживает — ситуация совсем не смешная. Это пиздец, конечно, потому что смеяться хочется от того, как живет Волков. У него есть квартира в Лондоне, в каком-то прекрасно-очаровательном городе Италии и в пыльном, заброшенном Яховске стоит огромный дом, в стенах которого он теряется каждый раз. У него есть богатенький отец, есть мать-знаменитая-актриса, есть дохуя денег, навороченные телефоны, машины и в два раза больше, только смысла от этого нет. Он лучше бы был какой-нибудь дворнягой на мусорке, но ему было бы в кайф от этого, чем быть ненужным сыном-мажорчиком и иметь таких фальшивых друзей. От которых иногда блевать тянет. Это пиздец и круче не становится, только воздух в легких сбивается в комья грязи. Если бы он был какой-нибудь хуевой, сломанной, с разными глазами (один большой, из пуговицы, второй нарисованный) игрушкой на витрине недавно сгоревшего магазина, было бы в сто раз лучше. Илек что-то бормочет, поправляя очки, Алекс, честно, не ебет. Потому что Ильку плевать на него так же, как Волкову на него. Они лучшие друзья, но система ломается, с Алексом ломаются все системы, а Илька лучшим другом делать нельзя. У него ж на первом месте слушаться отца и репутация. И ему абсолютно похуй что там случится с его другом. Алекс не лучше. Он чудовище, чудовищечудовище, монстр, у которого есть чувство юмора и нет чувств к людям. Тим старается бежать быстрее — до финиша остается совсем немного и он абсолютно точно лидирует. Абсолютно точно выигрыш в его кармане. Морж сзади в шутку выкрикивает, какой же он подонок, это, правда, смешно. Но, когда Тим в кого-то врезается, а Морж сзади громко и зло материться, то веселье куда-то пропадает. Князев открывает глаза и встает с асфальта, упрямо игнорируя перед собой знакомую фигуру. — Волков, ты чего тут забыл? — шипит Венька. Он от злости сжимает кулаки и двигает Тима плечом, загораживая его. Будто он маленький и не сможет за себя постоять. — Мимо проходил. — ухмыляется Алекс, — Но у Князева, видимо, глаза на заднице и он не видит куда бежит. Тим хмурится, сжимает кулаки, напирает на сгорбленную спину Моржа, чувствует злость друга, который сердится на мудака Волкова и на неугомонного Тима. Он буквально источает из себя "угомонись, парень, спокойно, не туда лезешь". Морж рукой толкает Тима назад, будто говоря, что ему пора валить. Будто Князев ни разу не дрался ни с кем. Будто он маленький мальчик и не сможет сейчас за себя постоять. Он хочет развернуть Веньку к себе и сказать: это мое дело, я должен сам разобраться. Но напряжение между ними сейчас очень большое, между ними все искрится. Кажется, что сейчас воздух взорвется. Алекс как всегда ухмыляется, сжимает и разжимает кулаки, в глазах искры танцуют огненный танец. Раньше Тим от этого сжимался внутри, но не сейчас, когда он повзрослел и привык к такому. Но по сравнению с этими двумя оставался всего лишь семнадцатилетним подростком, у которого еще молоко на губах не обсохло, рожа в царапинах от уличной кошки, а руки от краски не отмываются. А еще через две недели выпускной. И вообще заебись. Руки оплетаются каплями пота и на нем вырастает лес. Вьется и оплетает полностью всего Тима. Ворошит внутри него органы и звезды. И что-то внутри бешено вырывается наружу, потому что Морж от злости ударяет Волкова в лицо, но тот резко наклоняется. Что-то зло шипит: проклятья, маты, молитвы. Медленно выпрямляется. Губа разбита и гадкая улыбка уже не озаряет его лицо. И он тут же сильно ударяет Моржа в лицо, а потом в живот. Он сгибается, хватаясь за живот, — у Волкова руки сильные, накаченные. И бьет он со всей дури. По три удара правой в живот, удар левой куда-то Веньке в висок. Он не успевает выпрямиться, а этот-ебнутый-мудак-Волков-святые-проклянете-его бьет снова. И тут же падает, потому что Морж, вытирая кровь с лица, хватает противника за ногу и тянет на себя, чтобы тот упал. — Блядь, — материться Алекс сквозь зубы. И Тим не выдерживает. Подбегает к Волкову бьет в уже разбитые губы и в живот. Потом попадает куда-то в бровь. Хватает его за короткие волосы (удержать их в кулаке получается с трудом) и ударяет затылком об асфальт. Пока в Князеве все больше растет злость, бурлитбурлитбурлит, вскипает лавой в венах Тима, скапливается в линиях на ладонях, сжатых в кулаки, а в глазах искрится яркими-яркими искрами, Морж оттаскивает его от Алекса, пока от того не осталась каша из крови и мяса. — Спокойно. — тихо говорит друг, пытаясь отдышаться, — Ты его так убьешь, идиот. Нам трупы и решетка не нужны. Тим готов ударить Моржа по башке, чтобы тот дал закончить начатое. Чтобы добить Волкова, что тот месяц не сможет встать с кровати или вообще очнуться. — Да ты, блядь, хренов зверь, — Морж дает Тиму подзатыльник, чтобы у него мозги начали работать. — Морж, сволочь. — Ага. — Венька треплет Князева по голове, приводя в полный беспорядок волосы и тянет его в противоположную сторону, — А теперь валим отсюда, пока Волков не очухался. Тиму жутко хочется добить Волкова, кулаки чешутся, но еще больше хочется чего-то другого. Алекс привлекает к себе людей своей внешностью и дерзким характером. Тим привлекает людей своей идеальностью и отталкивает тем, что начинает их разочаровывать. Алекс же сам отталкивает от себя людей, когда они ему надоедают, наскучают. У Алекса внутренний мир прогнивший, у Тима расцветает полями одуванчиков, васильков и ромашек, расцветают они в глазах. Поэтому, когда в Яховске появляется загадочная Селестина с холодной луной внутри, вместо сердца, она привлекает сразу обоих. Тим влюбляется с первого отчаянного взгляда и Святова тут же замечает его. Алекс сжимает ее руки и хитро улыбается, Тим продолжает злиться и начинает ревновать. Но почему-то обиднее, что Алекс с Селест, а не дерется с Князевым. С Тимом Селестина дружит две недели, а потом они становятся просто знакомыми, которые один раз в жизни встретились на улице и не увидели друг друга. Селест гордая и упрямая. Умная и красивая, и не для Тима. Совсем-совсем. Он не понимает ни ее, ни ее чувств. Путается где-то в проводах ее мыслей, которые она излагала пустоте, думая что рядом никого нет. Потому что рядом никого и не было — Князев для нее никто. Один поцелуй на крыше не считается, Тим первый начал и продлился он недолго, Святова почти тут же отстранилась, виновато опуская глаза, говоря этим: ну, мы же просто друзья. — Извини, Тим, — она явно хочет еще что-то сказать, но уже спускается обратно к нему в комнату, — Пока. Через минуту ее уже не было и они стали совсем чужими людьми друг другу. Как-то стремительно отдалились друг от друга, так особо и не сблизившись. "Пока" врезается в него, делает больно и говорит: прощай, Тимофей Князев. У Тима тогда на небе все звезды погасли, спустились на землю и он начал их отчаянно топтать, потому что казалось, что вот она, так близко, дотронулся до нее рукой, пока в голове мысли перемешивались в сок влюбленности, пока в холодные вечера его пронизывало током, пока он тянулся к ней. Селест тут же растаяла, превратилась в рваный туман и рассыпалась на миллион искр. Это, блядь, совсем тупо. Это проигрыш самому себе в беспроигрышной игрелотереехуйне. У него легкие заменяются трубами через неделю, когда он узнает, что проиграл не только себе, но и Волкову. Он видит как этот придурок обнимает Селест за талию и прижимает к себе, видит как наклоняется к ней, чтобы что-то шепнуть на ухо. На них косо смотрит Макси, завистливо и ревниво закусывает нижнюю губу (бедная, не страдай), кажется до крови. Илья смотрит на это все с некоторым отвращением, презрением. Тим хочет ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что это неправда, что ему это снится или он бредит. Хочет быть уверенным, что не он причина того, что Селестина сейчас с Алексом, что это не из-за него, что это не из-за того поцелуя. Что это полнейший бред. Бред же, ну? Блядь. Тим старается убежать отсюда как можно быстрее. Быстрее, чем когда они с Моржом поспорили на деньги или на соревнованиях. Потому что тогда главную роль играл разум, кутаясь в синий плащ, а сейчас какая-то херня, сжимающаяся в груди и заставляющая спотыкаться на ровном месте. Князев падает, кажется, что с огромной высоты. Разбивает нос, потому что не успевает выставить вперед руки. Лежит так минуту, две, три... глаза закрыты, и в мыслях: Алекс и Селест, твою мать, Волков, чтоб его, вместе с Селестиной. Сил открыть глаза нет. Тим честно не понимает какого хрена с ним происходит. Почему трудно дышать, почему он чувствует бешено колотящееся сердце (не от бега, совсем не от бега, в этом он уверен), почему он н а г р а н и. Почему, почему, почему. (Это же не из-за Селест, пожалуйста, не из-за нее). Память, как пленка, прокручивается и показывает улыбающуюся, загадочную Селест и заново воспроизводит ту хуйню, которая с ним происходила в тот момент. Тим медленно встает, на дрожащих ногах идет вперед, вытирая кровь. Или только больше размазывает ее по лицу. А кажется, что размазывается он сам, по асфальту, небу, самому себе. Он же не тряпка, он же сильный, он же не будет переживать так сильно из-за какой-то там Селестины-я-тебя-брошу-прямо-сейчас-но-останусь-в-твоих-мыслях-Святовой. Это, блядь, не смешно, но больно. Что-то колет в бок тысячью иголками и Князев понимает, что он размазня. Что, ну, как бы, пора собрать себя в кучу и сжать кулаки с уверенностью, а не с глупой, подростковой, никому ненужной влюбленностью, которая мозги туманит. Морж дает ему сильный подзатыльник и Тим тут же затыкается, прекращая бубнить под нос про то, какой он несчастный, а Волков мудак. — За что? — восклицает Князев. — За то, что ведешь себя как тупая школьница, — хмуро отвечает Морж, — хотя, ты не так уж далеко ушел. Тим видит: другу за него стыдно так же, как и Князеву за себя. Сейчас Морж не видит перед собой уверенного, наглого и шумного пацана, который всегда был рядом с момента их знакомства. Эй, парень, соберись. — Тебе, сука, гребаных семнадцать лет, так какого хрена происходит? — взорвался Морж, — Это не конец света, просто какая-то обычная девчонка променяла тебя, нормального парня, на какого-то там тупого Волкова. Очнись! Че ты здесь потерял? Это простая влюбленность, даже не первая любовь. Венька дал звонкую пощечину. Щека тут же загорелась лесным пожаром. В груди вспыхнула типичная мальчишеская обида. Сразу же захотелось пару раз ударить Калюжного, чтобы руки не особо распускал. Хотя Тим и понимал, что бьют его за дело. Сам же не может сопли-слюни-слезы собрать. — Так нахуя тебе эта Селестина? — продолжал друг, — Она что, так важна тебе, что ты убиваешься уже целую неделю? Олю ты ради нее забыл очень легко. — У Оли была замена. — А теперь найди замену Селест. Может к Оле вернешься? — Совсем дебил? — Совесть не позволяет? — прищурился Морж. Правда же. Если посудить, то как он поступил с Олей не делает его лучше Волкова. Тим становится таким же прекрасным принцем на белом коне с холодным сердцем. Когда Селестина затмила его, то он тут же забыл Олю. Тим понимает, что в ладонях сжимает колючие звезды, которые царапают до крови. Еще он понимает, что эти яркие звездочки принадлежат Оле. — Тим? — Отъебись, окей? Князев срывается со стула, толкает дверь и выбегает на улицу. Дождь капает за шиворот и обжигает, обжигает об жи га ет. Это чертовски больно, но Тиму как-то похуй. Не умирает же, так что потерпеть можно. А вот внутри сердце пропускает пару ударов. Все хреново, да? Ну, может сделаешь уже что-нибудь. Ты ж там, типа, герой, так что, ну... соберись что ли и иди мир спасай, например, от таких негодяев, как Алекс Волков. Кто бы спас самого Тима. Тим срывается с места, Морж следит за ним из окна и совсем не понимает его. Ну, подумаешь, Селестина Святова, подумаешь, красивая и умная и вся такая, но это ж, банально, просто напросто. Ну, подумаешь влюбился, это же вроде не так работает. — Оля, прости, — говорит Тим, — Оль, я дебил, — повторяет сотый раз, — Оль. ОльОльОльОльОльОльОльОльОльОльОль, прости. Оля дергает головой, волосы горят огнем, и все на ее фоне кажется таким чистым и ярким, хотя на небе темные, тяжелые тучи, (оу, Тим, ты посмотри, у тебя же сейчас такой взгляд). Она смотрит надменно, высоко подняв подбородок и гордо выпрямив спину. Кладет одну руку ему на плечо, второй закрывает рот и немного наклоняется к нему. — Извини, — медленно тянет девушка, — но ты не прощен. И никогда не будешь прощен. Слишком просто избавился от меня. А сейчас, когда избавились от тебя, ты приполз ко мне. Так не работает, понимаешь? — Я... — Заткнись и вали отсюда. Оля отстраняется и захлопывает перед ним дверь. Эй, мальчик, тебя отвергли? Тима ломает на части. Скручиваются внутри органы и он сжимает кулаки до хруста в пальцах. Змеи кусают его за шею и пускают яд в кровь, чтобы он быстрее отравился и страдал, мучился, стонал от боли. Тима сжимает, складывает пополам, отвергает земля, откровенно насмехаясь, говоря: иди к черту, Тимофей Князев. Что он делает не так? Или он просто особенный? — Сука, — ругается он и смотрит уходящей (иллюзорной, она сейчас у себя дома, а это просто иллюзия) Оле в спину, между лопаток, где пересыхают водопады. Тим чувствует себя маленьким ребенком, который ломается из-за каждой херни, которого побила жизнь и теперь он готов прямо сейчас расплакаться. Ага, герой. Ага, мир пусть идет спасать. Сначала пусть со своими проблемами разберется и научиться быть нормальным, а потом людям помогать. — Рано мне еще героем становится. — шепчет Тим, — Ты ошибался, Морж. Алекс целует Селестину аккуратно, сильнее прижимая к себе. Утыкается носом в шею и гладит по голове. Закрывает глаза и понимает: ему уютно, спокойно и хорошо, так еще не было ни с кем другим. Вдыхает запах ее волос, чувствует, что она в ответ обнимает его за шею и, о луна, это так романтично. Не пошло или развратно, именно романтично. Селест не на один раз, Селест навсегда. Алекс путается в ее мыслях и почему-то вспоминается влюбленный по уши в нее Князев. Волков говорит "спасибо" богу и "обломись" Князеву, который не удержал в своих руках Святову. Он не больно сжимает запястья Селест, смотря ей в глаза. Где-то там плещется море космоса, в котором утопает Алекс. (Спасательные круги не предусмотрены, поэтому Волков тонет и захлебывается). Волков молится всем богам, чтобы это было правдой и всегда ей останется. Чтобы это не было сном, который развеется с первыми лучами солнца, чтобы это просто было. Сейчас он считает себя влюбленным дурачком, а Селестина Святова — его новый диагноз, который по словам всехвсехвсех скоро пройдет. — Она такая, как и все, — говорит Илья, сверкая очками, в которых отражаются неоновые вывески, — просто очередная игрушка в твоих руках. — Но я чувствую к ней нечто другое, — оправдывается Волков, опуская руки в карманы толстовки. — Алекс, ты так каждый раз мне говоришь, когда начинаешь встречаться с новой девушкой. — Это совсем другое. — продолжает Волков, — Или. Или же ты просто ревнуешь? Он наклоняется к лицу друга, ухмыляется и пытается заглянуть ему в глаза, но Илек отворачивается, отводит взгляд, закрывает глаза и в конце концов отталкивает от себя друга. — Меня не очаровывают, как тебя, подозрительные незнакомки. — Тебя вообще ничего не очаровывает, — отвечает Волков, разводя руками— кроме... — Заткнись, — перебивает Илья и идет вперед, ускоряя шаг. Алекс усмехается, засовывая руки обратно в карманы. Думает: если это временно, то это время лучшее. Думает: если я ошибаюсь, то тогда не только я здесь ошибаюсь. Алекс скалится, Тим смотрит загнанным зверем, их разделяют несколько метров гравия, сплошной ненависти и птиц с подбитыми крыльями. Они дерутся, бьют друг друга по лицу, падают. Тим все чаще отвлекается на ненужные, какие-то чужие мысли по типу: завтра встреча на квадрате, пить хочется, у Алекса шрам возле левой брови, наклонился слишком низко, бля, волки — самые свободные животные, в цирках не выступают, Волков и есть цирк. Тима бьют со всей дури и он проигрывает. Он не может встать и дышит еле-еле. Волков, кажется, смеется, Князев, кажется, действительно подыхает. Перед ним лицо Алекса, ухмыляющееся, слишком мудатское и оно все в крови. Ни он, ни Волков крови не боятся. Когда он слышит наглый, громкий смех противника, то еле открывает глаза, хватается рукой за щиколотку, тянет на себя и Волков падает рядом с ним. Тим бьет в живот, наклоняется, пытается ударить в лицо, пока Алекс шипит он боли. Тим заносит руку и почти готов ударить, но Волков перехватывает и ударяет по лицу. Темнота в глазах вплетается в тело и он падает без сознания. То, что Алекс прижимает его минут пять к себе, совсем не понимает, что происходит, а потом относит домой, к отцу, Князев так и не узнает, только просыпается на диване и помирает от боли. Птицы между ними разлетаются в разные стороны и разбиваются об серые стены. Тим стягивает с себя пиджак и развязывает галстук. — Морж, я выгляжу ужасно, — заявляет Князев, — мне все эти костюмы вообще не подходят. — Угу, — кивнул Венька, переворачивая страницу какого-то журнала. — Может, пойдем в другой магазин? — Угу. — Или мне лучше вообще на выпускной не идти? — Угу. — Пойду утоплюсь, — ляпает Тим, понимая что его не слушают. — Обойдешься, — Морж встает с дивана и подходит к Князеву, — пиджак обратно натяни. И галстук. А теперь покрутись. Тим надевает пиджак и завязывает галстук. Бросает взгляд на себя в зеркало и делает два оборота. Выглядит он ужасно, но все равно интересуется у друга как он выглядит. — Ну? — Может платье тебе подыщем, принцесска моя ненаглядная? — спрашивает Калюжный, улыбка быстро натягивается на его лицо и Венька еле сдерживает смех. — И тебе новые мозги, придурок, — хмурится Тим. — Спокойно, — Морж выставляет руки вперед, — я ж пошутил, ты чего? Идет тебе этот костюм, черты лица подчеркивает. Ты просто себя со стороны не видишь... — Ага, выгляжу как тюлень, — перебивает Князев. — Не обижай бедных животных. Покупай этот костюм, — Калюжный бросает взгляд на часы на запястье и округляет глаза, — Так, поторопись, бобер, выпускной через два часа, а тебе еще туфли купить надо. Князев обреченно вздыхает и проклинает весь этот мир. Заебись. Он не привык носить пиджаки и брюки со стрелками, а рубашки всегда противно сдавливают шею и Морж каждый раз напоминают, что первую пуговицу можно не застегивать. Тиму куда комфортнее в мятых футболках и спортивных штанах. В магазине обуви Тим отчаянно просит заменить отполированные туфли с острым носком на поношенные кроссовки. — Тогда не будешь соответствовать дресс-коду, ага? — улыбается Морж и расплачивается с молодой кассиршей, строя ей глазки, — Потерпи один день, а потом забудешь про все эти костюмы. — И пиздецки неудобные туфли, — дополняет Князев. — Ага. — они выходят из магазина, Венька кидает взгляд на часы, — У нас есть полтора часа. Значит, полчаса в кафешке с коктейлем, потом домой, переодеваешься и за аттестатом. Калюжный кидает взгляд на друга и спотыкается об укоризненный и недовольный взгляд из-под нахмуренных бровей. — Окей, тебе два коктейля... И так уж и быть завтра принесу тебе бутылку пива, в честь окончания, — Морж наклоняет голову и прикрывает глаза, — но бутылка на двоих, усек? — Угу. — И еще. — Морж дает Князеву пакеты и начинает расстегивать часы. Протягивает Тиму, — Завтра вернешь. — А если... — Без "если", — перебивает Калюжный и улыбается, — ну, кто тебе еще даст часы, если не я? Твой папаша, который даже не знает из какого класса ты выпускаешься? Князев принимает часы и натягивает на руку, щелкает замком и смотрит на запястье. Краем уха слышит, что Морж что-то говорит насчет, что с костюмом вообще шикарно смотреться будет с пиджаком. — А теперь в кафе. Алекс открывает двери машины и протягивает Селестине руку. Святова ее принимает и вылезает. Вслед за ней выходит Яна, игнорируя протянутую руку Волкова и придерживая длинное черное платье. Серебрянская хмуро оглядывает порог школы и своих одноклассников. Алекс советует ей расслабиться и гордо выпрямить плечи. — Яна, тебя впереди ждет долгая взрослая жизнь, так что будь проще, — улыбается Волков. Он берет Селестину за руку, пропускает Серебрянскую вперед пропускает вперед звезду этого вечерами, как иронично, ведь Яна звезды не любит, и продолжает улыбаться, следуя за девушкой. Мимо проносятся заинтересованные лица с пожирающими их глазами (хочется подойти и сказать: да, мы гости, чего ты от меня ожидаешь?). Каждый из присутствующих внимательно изучает гордую Яну в блестящем, черном платье с большим вырезом на спине, ожерелье с подвесками в виде полумесяцев и строгий взгляд. Каждый мимо проходил взглядом по Алексу в темно-синем костюме и Селестине в платье до колен того же цвета, что и у Волкова костюм. Они что-то шепчут друг другу, смотрят осуждающе и притворно закатывают глаза, но до крови кусают губы или просто поджимают. Волков привык ко взглядам и шепоту за спиной. Ему это совершенно не интересно, потому что люди не изменяются, не удивляют. Алекс пропускает это все через пальцы. Все: зависть, восхищение, безразличие, отвращение и... ненависть. Князев хмуро смотрит на него, переводит взгляд на рыжую (красивую, Князев, ты что, снова влюбился?) девушку в золотом платье. Он смотрит на Волкова и ту девушку слишком внимательно, а ненависть вытекает из глаз ручьями лавы. Алекс бы посоветовал немного остыть, но Тим стоит слишком далеко. Ты, Князев, для меня слишком непостижим, потому что я далеко вверху, — думает Волков. Селест уводит его куда-то в сторону от всех, после того как встретилась взглядом с Тимом. Она глотает штыки, пока Князев буравит ей спину и, черт, Князев, прекрати. Волков обнимает ее за талию, наклоняется и зарывается в волосах, прикрывая глаза. Поскорее бы этот вечер закончился. Тим почти выбегает на балкон, чтобы сбежать от шума толпы и пьяных одноклассников. Или чтобы, в принципе, сбежать Он сбегает от этого хаоса и спокойно вдыхает свежий, ночной воздух полной грудью. Тим травится этим воздухом, травится этим зданием и понимает: он здесь в последний раз. А такое ощущение, что первый. Как будто он впервые заходит сюда, когда ему лет пять от силы, когда мама где-то сзади разговорилась со своей подругой, а он забегает в школьный двор и почти сразу же прикрывает спиной собаку, в которую без остановки летали камни от первоклассников. Все прекращается минут через пять-шесть-десять, Тим не считал, потому что тогда не различал цифры и буквы. Его трясут за плечо. Князев открывает глаза, поворачивается и смотрит на веселое, веснушчатое лицо. — Ну, что, герой? — мальчик помогает ему встать и протягивает ему руку, — Я Венька. — Тим. Князев неуверенно пожимает руку и продолжает смотреть на мальчика, у которого лицо не только в веснушках, но и в царапинах. Рубашка в некоторых местах неаккуратно зашита, видимо, сам зашивал, брюки грязные в коленях, а кроссовки почти порваны. Он прямо почти как Тим, только немного старше. Сейчас Тим чувствует себя тем самым маленьким мальчиком, недогероем, который заблудился не только в стенах школы. — Сбегаешь? — слышится сзади знакомый голос, с привычным злорадством. — Отъебись, Волков, — мрачно бросает Князев, молясь, чтобы он прямо сейчас ушел. — И чего это малыш Князев не в духе? — притворно-заботливо спросил Алекс, приближаясь к Тиму, — Неужели школу не хочется заканчивать? Или тебя синий аттестат огорчил? — Отъебись, — Князев резко развернулся и оказался лицом к лицу с Волковым. Тима заедает на том самом месте, когда взгляд доходит до искривленных в усмешке губ, которые все еще разбиты после их драки, в углу корка. Он, кажется, шумно сглатывает и, сукасукасука, тянется рукой к лицу Волкова. Еле касается пальцами лица и тут же делает шаг назад. Еще один шаг и он упадет (не самое худшее, что с ним может случится). Князев с завистью замечает, что костюмы на Алексе выглядят отпадно. Волков меняется в лице: грозно смотрит на Тима, сжимает кулаки, весь напрягается. Черная рубашка на груди натягивается. Тиму не по себе (а еще в мыслях проносится, что на этом придурке костюмы смотрятся, ну, намного лучше и, кажется это уже десятая такая мысль). — Какого хрена творишь?- спрашивает Алекс и еле сдерживается, еле сдерживается, чтобы не накинуться на него прямо сейчас и избить до полусмерти (прямо как самого Волкова в прошлый раз). Тим молчит. Внутри все переворачивается к чертовой матери, потому что какого хрена он творит? Герой. Герои каждый день попадают в передряги и спасают животных, спасают людей, спасают мир. Тим попадает в сети Волкова и ему бы самому сейчас спастись. Он попадает прямо сейчас, но это ложь, потому что он попал очень давно, но мозгов не хватает, чтобы это понять. Волков это просто игнорирует и ждет закипания крови в венах. Князев думает: может без драк. У Князева перехватывает дыхание и он наконец-то понимает: что-то не так. Что-то не так с ним. С самого начала. С самой первой встречи с Волковым-какой-же-ты-охуеть-мудак. — Алкоголь в голову ударил, — шепотом произносит Тим и молитсямолитсямолится, чтобы это было не так, чтобы ему казалось, чтобы у него действительно в башке пиво было, несмотря на то, что он не пил. Блядь, блядь, блядь, во что он сейчас вляпался. — Как же ты бесишь, Князев, — рычит Алекс. Разворачивается на пятках и уходит с балкона. Почему не в прошлой жизни, почему не в следующей жизни, почему не в какой-нибудь другой жизни с кем-нибудь другим это не случилось? Почему именно сейчас и именно с ним? Он особенный? Одаренный? Такой единственный? Тима скручивает ураганом. Тим ненавидит этот мир, не потому что его каждый день нужно спасать, а потому что этот мир всем сердцем (ядром, на этой же планете ядро, да?) ненавидит его. Тим считает, что это взаимно. Они с Алексом сталкиваются на улице чаще обычного. Они сталкиваются в прямом смысле — Тим врезается в Волкова, они дерутся, они убивают друг друга взглядами, они просто ненавидят друг друга и поэтому получаются "они". Ненависть — тоже чувство, только вот кажется, что Тим чувствует глубоко внутри что-то другое, а это просто маскировка. Они избивают друг друга все время. В голове некстати каждый раз проносится: бьет-значит-любит-отъебитесь. Алекс бьет больно, в нос, с размаху. Тим, кажется отлетает не всем телом, но всей душой. Он закрывает нос и глотает кровь. Князев намного слабее и намного Князев — это диагноз идиота, который каждый раз влюбляется не в тех людей. И всегда ненавидит правильных людей, с выбором у него явно всегда проблемы. Тим думает: ебать, вот это я дурак. Думает: Волков меня сейчас размажет по этой стене. Я прямо здесь подохну. И еще: лучше бы меня на выпускном с балкона скинули. И Князев не понимает, когда он стал таким слабаком. Волков ударяет его в живот, толкает, чтобы он упал. И бьет, бьет, бьет со всей злости, лицом об асфальт. Лицо, кажется, превращается в кашу. И после месяца остаются только шрамы и царапины. Он встречает Гемму Антарес в городе, в котором нет Тима. Он встречает Гемму Антарес и сразу же влюбляется, прямо как с Селестиной. Он влюбляется в нежную улыбку, мягкие черты лица и сверкающие глаза. У нее ладошки мягкие, маленькие, она держит его грубую ладонь и говорит свое имя. Оно такое же красивое, как у Святовой, даже красивее. Гемма сжимает его руку и говорит: приятно познакомиться, Тим Князев, будем друзьями. Сегодня они друзья, через месяц они уже крепко прижимают друг друга к себе и изучают учебники по астрономии, Гемме нравится читать, Тиму нравится перерисовывать созвездия. Тим влюбляется в эту девушку с первого раза (Селест продолжает посещать его мысли, потому что параллели). Князев много думает о них, но мысли никогда не покидает он. Князев понимает, что что-то с ним совершенно не так, потому что герои влюбляются в правильных и нужных им людей. Тим влюбляется в Гемму, но любит, любит, любит, совсем другого человека, которого нет в этом городе, поэтому город вроде как перестал существовать. Тиму живется легче и дышится легче. Тиму в принципе становится легче. Без драк, без ран и крови, без Алекса Волкова, без Алекса, без Волкова. Без него. И каждый день он встречает одну и ту же надпись и листает в голове однотипные мысли: ты слабак. Осень рыжая (как Оля), холодная, (как Селест), нужная (как Алекс. И неизвестно, когда Волков стал нужным. Тим просто пропускает это момент мимо себя). И только Гемма прижимает его к себе. Сентябрь чередуется с дождями и солнцем. Князев чередуется "как же меня все заебало" и "заебись". Волкова он встречает в первый день октября, проклинает всю осень и потом сильно об этом жалеет, потому что чувства надо сдерживать. Они проходят мимо, игнорируют, как будто никогда не были знакомыми, как будто никогда не были врагами, как будто никогда не были. Знаешь, Волков... Князев обрывает свои мысли. Он кутается в легкую ветровку, пока его пронизывают семь ветров и по нему стекает дождь. На остановке совершенно нет людей, на дороге нет машин, в кармане нет денег, на телефоне нет зарядки. Кто-то встает рядом и тяжело дышит. Тим замечает краем глаза знакомый профиль лица и чуть ли не чертыхается от досады. В груди все болезненно сжимается. Волков. — Я думал элита не ездит на автобусах, — бросает Тим. Старается, чтобы голос не дрогнул, старается не выглядеть слабаком. — Я думал, что разговор начинают с приветствия, — хмуро отвечает Алекс. — Привет, — бросает Тим. Волков поворачивает голову к нему и странно смотрит. Такое ощущение, что заглядывает прямо во внутрь. Такое ощущение, что смотрит насквозь. (Бабочки отчаянно бьются об ребра, падают, разбиваются насмерть). На плечи ложится чужая куртка, становится гораздо теплее. Атмосфера между ними продолжает быть напряженной и дождливой. Ливень не прекращается. — Ты заебал меня, Князев, — хмуро говорит Алекс, — особенно твои сообщения, которые ты мне присылаешь каждый день. Просто набор букв. Это шифр, который я разгадать должен, что ли? — Это эльфийский, — так же мрачно отвечает Тим. — Я тебе рожу разобью. — Давай. Я тебе отвечу, — тут же отвечает Тим, — потом твоя дорогая Селестиночка будет тебе кровь с лица вылизывать. — Заткнись, — сквозь зубы рычит Волков. — Неужели уже расстались? — вскидывает брови Тим, притворяясь, что поражен до глубины души (поражен до глубины души стрелами Алекса), — Когда этот праздник произошел? Сразу же после выпускного? Или еще раньше, или Тима резко разворачивает влево и больно ударяют по лицу. Он закрывает нос рукой и задирает голову вверх. Блять. — Я думал, что Святова так сильно не повлияет на тебя. Она же обычная, после нее у тебя, наверняка, еще полно девушек было. Во второй раз Князев получает сильную оплеуху. Но какую-то слабую для Волкова. Он кидает на него взгляд, слова застревают в горле противным комом. Алекс... плачет, кривит губы от злости и пытается остановить слезы. — Волков? — Она умерла, придурок! Три недели назад! — срывается Алекс, — Спасая ребенка! Толкнула его и сама попала под машину! Если не хочешь, чтобы я тебя избил, то, пожалуйста, закрой свой рот! Тим чувствует боль Алекса. Чувствует как сильно поражен сам. Чувствует поражение в игре, где нет игроков. Его связывают растения, становится трудно дышать. Не верится, что такая, как Селест погибла ради кого-то, не верится, что она мертва, не верится, что такой гад, как Алекс до сих пор страдает от этой потери. Князев чувствует себя бесчувственным уебком. Тим злится на себя, злится на этот мир, злится, злится, злится. Дышать обоим становится все сложнее и сложнее. Осколки разбитой машины врезаются в него, врезаются в Алекса. Князев, как бешеная собака, срывается с цепи. Вытирает с лица кровь, хватает Волкова за футболку, притягивает к себе и врезается губами в его губы. Металлический вкус крови мешается с солеными слезами. Тим отчаянно цепляется за обрыв, надеется, что Волков не отпрянет, не оттолкнет, надеется, что, что, что, черт побери, молитвы, сука, не работают. Он выводит аккуратные буквы в мыслях, старается написать что-то нужное, чтобы поддержать Волкова, получается только "черт, черт, черт". Получается только жалеть себя и задыхаться резким одеколоном Волкова, который перебивает воздух и запах дождя. Тим отпускает Алекса (это больно, это неприятно, это противно, это, дайте еще пару лишних секунд). Он опускает взгляд, снимает чужую куртку и протягивает обратно Волкову. — Прости, — шепчет тихо-тихо, боясь нарушить тишину дождя, — Держись. Алекс берет куртку, разворачивает и уходит, сжимая кулаки (прямо как в тот раз, на балконе). Тим уходит в противоположную сторону. Князев старается подпустить к себе Алекса, с каждым днем все больше игнорируя Гемму, будто ее не существует. От этого никому из них легче не становится. Тим чаще старается видеть Алекса, не, он не получает кайф от его страданий и слова поддержки до сих пор не придумал. Они с Волковым встречаются взглядами через улицу или за соседними столиками. Но никогда не подходят друг к другу, никогда не разговариваю, никогда не стараются задержать взгляд на друг друге больше, чем на три секунды. У них не получается сблизиться, потому что мешают люди, мешают обстоятельства, мешают чувства, мешаются они сами. У них не получается сблизиться, потому что никто из них этого не хочет. Когда они оба покупают один и тот же кофе в одной кофейне и полностью игнорируют друг друга (перед тем как уйти, Тим старается хотя бы кончиком пальца докоснуться до него, получается схватить за руку, но Волков тут же разрывает это прикосновение) ему приходит сообщение от Геммы: прости меня, прощай. Тим пишет сообщение: что случилось? Тим пытается дозвониться ей двадцать минут. Еще через десять минут он ловит такси и едет к ней домой. Он долго стучит, но никто не открывает. Князев достает ключи, которые она давным-давно дала ему, отпирает дверь и зовет Гемму. Его в свои объятия принимает зловещая тишина. Гемму он находит на полу рядом с таблетками. Она болезненно бледная, глаза закрыты, пульса нет. Пульса нет. Пульса нет. Гемма мертва. Тим кричит от отчаяния и безысходности. Я не герой, я не герой, я не герой, — без конца повторяет Тим. Морж с самого первого дня их знакомства жестоко ошибался. Тим встречается с Алексом после похорон. Тим бежит к нему, врезается в его грудь и слезы сами по себе текут. И без конца повторяет: блядь, блядь, блядь. Волков гладит его по голове, покупает три бутылки пива, сидит на скамейке в парке с ним до вечера. На следующее утро навсегда покидает Яховск и забывает Тима Князева, мальчика, который не смог стать героем. Тим ломает все вокруг себя, разламывается, падает мертвой бабочкой. Птицы разлетаются.