заметки

Щербина, со всей скромностью, человеком был образованным, схватывал все быстро и воспринимал полученную информацию полностью, не забывая деталей, которые были необходимы в том или ином деле. Но годы, как бы грустно не звучало, берут свое, из-за чего многое воспринимать на слух было просто тяжело, из-за чего приходилось брать толстые учебники, что любезно находил Легасов в местной библиотеке, и читать, читать, читать. Потому что надо. Потому что понимать хочется. Сам же Валерий к делу подошел очень ответственно, выбирая для коллеги-ликвидатора те книги, в которых все изложено было по максимуму просто и ясно, если таким вещам вообще имелось место быть, когда дело касалось работы АЭС. Но, все же видя какую-то настороженную реакцию на стопку книг в глазах Щербины, ученый также понимал, что должен найти какие-то другие пути для лучшего усвоения информации. Потому что надо. Потому что помочь хотелось. Но переписывать учебники на более понятный язык или вспоминать собственные лекции было достаточно затратным по времени занятием, чего они оба позволить себе не могли, поэтому Борис даже не просил Валерия напрягаться лишний раз. У того работы более, чем просто «много», так что отвлекать того не смел никто. Даже Щербина, который, волю в кулак собрав, тем же поздним вечером открыл первую книгу. Спустя десяток страниц настроение чиновника стремительно падало, потому что многие слова было сложно осмыслить и запомнить с первого раза, из-за чего и книгу хотелось закрыть, если бы не маленькая записка, что спряталась меж пожелтевших страниц: «Ты большой молодец, Борис. Начало всегда кажется сложным, но, будь уверен, дальше все будет намного яснее». Улыбка появляется на лице неосознанно, а пальцы тянутся к обрывку листка с каким-то трепетом, ведя по ровному почерку подушечками мозолистых пальцев. Это не глоток свежего воздуха, это не то, что помогло разобраться в написанном, но это приятно. И это некоторый стимул идти дальше, потому что Валерий верил в своего коллегу, а подводить того совсем не хотелось. «Ты уже далеко зашел, Борис. Это очень и очень похвально, правда. Твоему энтузиазму позавидуют многие студенты»; «Эта глава, по-честному, скучная. Я не очень ее люблю, но здесь много полезной информации»; «Если ты уже на половине книги, то ложись спать, пожалуйста. Наверняка поздно, а дочитать ты всегда успеешь»; «Товарищ Щербина, я ведь серьезно. Отдых нам очень важен»; «Почему-то мне кажется, что ты прочитаешь это за одну ночь». Записки попадались на самых разных страницах, из-за чего никакой закономерности Щербина так и не увидел, но желание найти что-то еще только росло. И текст, что в самом начале казался исключительно тяжелым для восприятия, в какой-то момент показался понятным, потому что Борис начал что-то понимать и разбираться чуть больше, чтобы просто называть нейтроны пулями. «Если за окном уже утро и ты все еще не спал, то я буду ворчать на тебя весь день»; «Надеюсь, ты все же пошел спать, Борис»; «И все же я тобой восхищаюсь». Улыбка сменилась тихим смехом, ведь, как оказалось, Легасов достаточно хорошо узнал чиновника, чтобы знать о том немного больше, чем все остальные. Потому что за окном действительно было утро, потому что ночь и правда прошла без сна, но довольство на лице Щербины было слишком велико, чтобы беспокоиться обо всем остальном. И книгу тот возвращает лично в руки, смотря на Валерия с каким-то многозначительным взглядом: «Я восхищаюсь тобой тоже».