Я не хочу быть зависимым от тебя

Время. В этом слове так много значений и для каждого человека оно свое. Можно подобрать множество эпитетов к нему: быстротечное, неизмеримое, волнующее, раннее, безумное… Перечислять можно долго. Но у него есть одно, самое главное значение, с которым спорить точно никто не будет. Время — это жизнь. В мире, где у каждого человека есть родственная душа, время играет одну из главных ролей. У соулмейтов на определённой части тела, в одном и том же месте появляется таймер с самого рождения. Он отсчитывает количество дней, минут и секунд, через которые родственные души встретятся. Затем появляется метка, коснувшись которой, соулмейты разрушают последние сомнения и признают друг друга окончательно. К сожалению, встречаются не все. Так бывает, что родственная душа ещё не родилась или давно умерла. В таком случае таймер просто исчезает не оставляя никаких следов. Этих людей называют «пустыми». Есть ещё один вид «пустых», когда соулмейт жив, здоров и уже родился, но встреча не предначертана судьбой. У них вместо цифр на теле появляется знак бесконечности, означающий, что встреча не произойдёт. Кацуки Бакуго никогда особо не заморачивался насчёт этого и даже считал глупым. Смотря на всех этих парочек, обнимающихся в парке, липнущих друг к другу и касающихся собственных меток, вызывая бурю непредвиденных эмоций, или на страдальцев, носивших бремя «пустых» и жалующихся на несправедливость судьбы, хотелось блевать. — Мерзость. Но время на груди в области сердца шло и не могло не волновать парня, ведь осталось совсем немного времени до встречи со своим соулмейтом. Больше волновало то, что таймер показывал тот день, когда у Кацуки должен быть экзамен в академии UA, обучающей героев. То есть, его родственная душа будет там? Бакуго мотнул головой, не желая думать о подобном, но когда лёг на диван, мысли начали мучать вновь. Интересно, какой у него соулмейт.   — Схерали этот бред лезет ко мне в голову?! — зарычал он, и вцепился в никого не трогающую подушку, а затем и подорвал её. Разозлившись на себя, он соскочил с софы и сел за ноутбук, открывая новую вкладку на всем известной поисковой платформе. Руки сами печатали запрос, а внутри зародилась интрига и даже некий страх. Он пытался оградить себя от этого с самого детства, самого сознательного возраста, но сил больше не было — он должен знать, что ему грозит. «Что такое соулмейты?» Читая, погружаясь все глубже в глубины информации, Кацуки не замечал, как летит время. Чем больше он читал, тем больше не хотел иметь с этим дело. Зависимость от партнёра, чтение мыслей друг друга, мучения после смерти соулмейта и многое другое нагоняло страх на молодого героя. — Я не хочу быть похожим на этих уродов! До экзамена осталось пять дней и в эти дни Кацуки был сам не свой — взрывал всё, что попадалось под руку. Даже собственные родители стали его бояться и старались не задевать в лишний раз, ссылаясь на волнение перед экзаменами. Хоть мать Бакуго и была боевой, всегда готовой отвешать подзатыльника своему сыну, что, собственно говоря, постоянно и делала, решила не вмешиваться, а держаться было сложно. — Нам нужно будет потом сделать ремонт в его комнате, если не во всем доме, — подсчитывая ущерб, обратилась к своему супругу Мицуки Бакуго. — Да, — протянул Масару, поглядывая на жену. — И чего он такой вспыльчивый? — Ясное дело, экзамены. Но явно не экзамены беспокоили парня. Точнее, они его совсем не беспокоили. Герой был слишком самоуверен и знал, что с его силой несравнится никто, но ошибался. В день экзаменов он встретил его. Ровный взгляд гетерохромных глаз, спокойное выражение лица и ни капли волнения, прям как домой к себе пришёл! Хотя насчёт дома тут можно было поспорить. Детство молодого героя было не самым счастливым и завидным, и испорченные отношения с семьёй давали о себе знать. Это был Шото Тодороки, сын Старателя, второго по рейтингу героев после Всемогущего. Казалось, что за этим спокойствием скрывалась невероятная сила, буря, способная снести любого, кто встанет унего на пути. Внезапно грудь пронзила ужасающая боль, от которой Кацуки едва не упал, но согнулся в три погибели. В глазах потемнело, а на месте, где раньше было время, вырисовывалась метка. Невыносимая боль пронзала тело, словно кто-то взял нож и собственноручно стал вырезать бессмысленные узоры на груди у героя, вонзая его с каждой секундой все глубже и глубже. Его буквально выворачивало наизнанку. К нему сразу подбежали, но Кацуки отмахивался, посылая всех далеко и надолго. Несмотря на сопротивление и предупреждающие искорки, то и дело вылетающие из рук Бакуго, его усадили на лавочку. Парень откинулся на спинку, глотая воздух, будто у него его кто-то забирал, и зло простонал. Сознание медленно возвращалось и мысли вставали на свои места. Вокруг него скопилось много народа, включая учителей и «исцеляющую девочку». — С вами все в порядке? — взволновано спросил кто-то, но Кацуки не разобрал кто именно. — Отвалите, — слабо сказал Бакуго, еле как встав с лавки, и шатаясь пошёл в толпу. До него дошло. Неужели тот самый парень и есть его соулмейт? Парень? Такое вообще возможно? Внутри все оборвалась, и он чувствовал себя абсолютно пустым, будто все органы испарились и он был обычным манекеном, стоящим на прилавке магазина одежды. Но вскоре эта пустота сменилась злостью, и энергия наполнила тело молодого героя. — Я убью каждого монстра на этом экзамене, — прорычал Кацуки, пытаясь забить себе голову другим, более важным на тот момент чувством. Экзамен шёл, и сам Бакуго удивлялся своим силам. Он крушил все на своём пути, набирая очки. В груди неприятно ныло, каждый раз напоминая о новой возникшей проблеме, а Кацуки без труда это игнорировал, добавляя новых монстров в свой список убитых. Но всю его решимость разрушил еле дышащий Шото, появившийся в одном из переулков, отведенного для вступительного экзамена места. Его костюм был порван так, что оголял левое плечо и часть тела у сердца. Видимо один из монстров задел его при схватке. Когда глаза Кацуки скользнули на незакрытую часть груди, то герой замер в ужасе и сметении — на Тодороки в этом месте была метка. Узор, похожий на созвездие малой медведицы, прекрасно расположился в том же месте, где когда-то у Бакуго был таймер, и отливал синим цветом. Выпав из реальности, Кацуки не заметил монстра, появившегося позади. Точнее заметил, но было поздно. Ни  сбежать, ни атаковать. Рефлекторно закрыв голову руками и зажмурившись, герой отскочил, ожидая удара. Но удара не последовало, лишь холод. Кацуки почувствовал холод. Герой медленно открыл глаза и увидел, что монстр превратился в груду льда, уже тающую под палящими лучами солнца. Бакуго обернулся: перед ним стоял Тодороки, а его правая рука частями была замерзшей. Он хотел было что-то сказать, но подрывник его опередил. — Я не просил! — прорычал Бакуго, взглянул на Шото, и угрожающе добавил. — Не стой у меня на пути, двумордый. Тодороки ничего не ответил. Он лишь опустил голову, а затем  увидел нового монстра и побежал к нему. Интересно, он знает? После экзамена Бакуго был сам не свой. Он сдал, в этом даже никто и не сомневался, но переживал он совсем по другому поводу. Стоя напротив зеркала в ванной уже около десяти минут, герой не решался снимать футболку. — У тебя там все в порядке? — взволновано спросил отец, проходящий мимо ванной комнаты. — Отвали от меня. Услышав разочарованные вздохи и удаляющиеся шаги, Кацуки вновь посмотрел на себя. Пора. Руки потянулись к краям футболки, медленно снимая. Ноги дрожали, во рту все пересохло. Бакуго зажмурил глаза, а когда открыл их, закричал. Закричал внутри себя, так как не хотел, чтобы родители видели это. На его груди в области сердца виднелась метка, похожая на созвездие малой медведицы и отливающая синим цветом. *** Начались учебные дни в академии UA. И с каждым днем ненависть Бакуго росла. Он пытался задеть Тодороки любыми способами, выжить из этого общества, а может обратить на себя внимание? Даже приходя домой он думал о нем. О том, как ненавидит его. Об этом ровном, пустом взгляде, прекрасном взгляде. Об этих тонких, вечно молчащих губах, прекрасных губах. О необычных волосах, всегда ровно лежащих, прекрасных волосах. О хрупком, но крепком теле, прекрасном теле. Сам не замечая, Кацуки влюблялся в него с каждым днем все сильнее и сильнее, а тот не обращал на него внимания, пропускал мимо ушей издевательства и смотрел сквозь него, будто Бакуго и не существовало. И это убивало. Кацуки уже не понимал, кого он ненавидит больше: Шото или себя? Себя за слабость, за поддатливость, за ненависть к своему соулмейту. Иногда казалось, что и без этих чёртовых меток Тодороки влюбил бы в себя любого, что он и делал. Половина класса обсуждало его после школы и в школе, что было невыносимо. Девочки сплетничали, нахваливали его прекрасное тело и разумные мысли. Особенно раздражала Момо, которая в первые же дни подружилась с Шото. Как-то, но подружилась. Кацуки познал ревность. Ему хотелось прибить эту назойливую муху, что крутилась вокруг сладкого кусочка вишнёвого пирога, которым хотел полакомиться сам Бакуго. Дни шли, а напряжение наростало. В классе все относились к подрывателю с равнодушием, даже если Кацуки их как-то задевал. А на их перепалки с Тодороки уже и вовсе никто не обращал внимания, так как думали, что Бакуго просто хочет устранить претендента на звание героя номер один. А Шото им был. Его причуда и силы были огромными. Каждый день Кацуки копался в себе, бил кулаки о стены, взрывал мебель и просто рушил все вокруг. Теперь он уже точно понял, что единственный, кого он ненавидит, это он сам. В итоге он заболел. Подхватил какой-то вирус, а из-за внутренней нестабильности вирус прогрессировал. Бакуго почти не ел, только спал. Он видел спасение во сне, побег от реальности. Но когда Тодороки стал ему сниться, то бессонница атаковала его, добивая. К тому же, метка пульсировала, напоминая каждый раз и требуя пробуждения, и игнорировать уже не получалось. Бакуго стал искать информацию о других академиях города, а затем и страны, но ничего подходящего не находил. Или не хотел. Так прошёл месяц. За это время он ни разу не был в академии, ссылаясь на ужасную болезнь. Мысли стали меньше тревожить, сон возвращался, пробуждался голод. Кацуки шёл на поправку. Настал день, когда он должен был пойти в академию и продолжить учёбу, ведь у него была цель стать героем номер один. Когда парень вошёл в класс, все удивились и были даже рады ему. Кацуки лишь кивнул и, опустив взгляд, молча прошёл на свое место. Он чувствовал, что Тодороки смотрит на него. Целый день он ловил его взгляды, чувствовал рядом, а метка вновь начала пульсировать с удвоенной силой. Но он не сказал ни слова Шото. Никак не задевал и даже избегал, что явно не могло укрыться от глаз сына Старателя. После школы Бакуго решил погулять по городу, он был удручён. В душе вновь было пусто, но принял он это более-менее спокойно, видимо привыкал. Былая энергичность и стремление испарились, не оставляя следов. «Пора домой», — подумал Бакуго, когда стемнело. Он не знал, сколько уже времени болтается по городу, да и вообще, как попал на его другой конец. В голове было пусто, будто она сговорилась с душой. Проходя по тёмному переулку, он почему-то поежился. Тревога и некое волнение поселились в его груди, а метка вновь предательски заболела. — Бакуго! — чертовски знакомый голос. Кацуки обернулся и увидел перед собой запыхавшегося Шото. — Чего тебе, половинчатый? — Нам нужно поговорить, — решительно сказал Тодороки и подошёл ближе. — Мне не о чем с тобой говорить, двумор… У Шото было свое мнение на этот счёт и особо своего одноклассника он не слушал, просто схватил за руку и потащил за дом. Бакуго стал было сопротивляться, но понял, что бесполезно и бежать вечно от проблем не получится. Тодороки прижал его к стене, все так же держа за руки. — Чего тебе? — буркнул Кацуки, отводя взгляд от Шото. «Двумордый» был слишком близко. Ответа не последовало, только руки Тодороки отпустили запястья Бакуго и скользнули к рубашке. Подрывник не успел среагировать, как Шото уже расстегнул его рубашку наполовину, оголяя грудь. — Ты че творишь?! — Ты… Я не ошибся, — прошептал Шото, изумлённо смотря на узор. Бакуго закрыл метку рукой и враждебно посмотрел в гетерохромные глаза. — И что с этого, это полный бред, который ничего не значит! — И поэтому ты избегаешь меня? — Я не избегаю! — Кацуки, я все вижу. Зачем он называет его по имени, зачем он стоит слишком близко, зачем он сейчас говорит это. — Кацуки, что ты чувствуешь ко мне? Что это за допрос?! Так не честно, но оказывать сопротивление сил не было. — А я что-то должен? Кацуки, ты копаешь могилу самому себе же, остановись. — Значит, ничего? — разочарованно спросил Шото. Бакуго молчал. Молчал и не смел сказать ни слова. Он до конца не мог признать этого, не мог поверить, не мог принять. — Ладно, — Тодороки отошёл от уже вспотевшего подрывателя. — Я тебя понял. Шото ещё раз взглянул на своего соулмейта и развернулся, чтобы уйти. Кацуки понимал, что если сейчас ничего не сделает, то потеряет его. Навсегда. Другого шанса может не быть, но герой все же колебался с решением. — Ничего ты не понял, — прошептал Бакуго. — А? Тодороки обернулся и внимательно посмотрел на Кацуки. — Я слишком долго мучался, чтобы все закончилось именно так, — начал подрывник, подходя ближе. — Я ненавижу соулмейтов, я ненавижу метки, я ненавижу этот мир, я ненавижу себя. Но знаю одно — единственное, что я не ненавижу — это ты. Глаза Шото округлились от удивления, а тем временем Бакуго прильнул к холодным губам героя, целуя их и слегка покусывая. Тодороки продолжал стоять в недоумении, а когда все же вернулся к реальности, ответил на поцелуй, углубляя его. Бакуго обхватил руками шею двуликого, а тот прижал его к стене, целуя все более уверенно и даже немного грубо. В один момент Тодороки отстранился, давая вздохнуть своему партнёру, и потянулся к шее, целуя её и аккуратно покусывая, тут же зализывая еле видные следы. Бакуго запрокинул голову, сходя с ума и наслаждаясь. Шото лизнул дернувшийся кадык, срывая тихий стон. Кацуки закатил глаза удовольствия. И что только творит с ним этот наглец? На щеках появился стыдливый румянец. Руки двуликого скользнули по телу блондина забираясь под рубашку и направляясь к метке. — Стой! — Бакуго схватил руку Шото и внимательно на него посмотрел. — Что такое? — Не трогай её… Я не хочу быть полностью зависимым от тебя… Тодороки улыбнулся, казалось, впервые за несколько лет и Кацуки буквально утонул в его прекрасной улыбке. Кого ты обманываешь, Бакуго? Ты уже полностью зависим от него.