y a m (you and me)

Альфа абсолютно не представлял, где искать Бэкхёна и куда он успел так быстро убежать, с его-то животиком. Чанёль внезапно замирает, вспоминая, как это было приятно, чувствовать упирающийся в него животик и целовать омегу, что был доверчив и нежен — ему отчасти больно, ведь малыш, которого он бы сейчас мог любить, холить и лелеять, так и не получил право на жизнь. Мужчине больно, и как бы он не хотел пострадать и пожалеть себя, сейчас не время и не место. Мужчина быстро достаёт телефон и набирает номер того, кого считал своим другом.       — Мне некогда, - шепчет Чонин.       — Если ты мне сейчас же не скажешь, где Бэкхён, клянусь, я разорву тебя на части. Альфу по ту сторону звонка приходит в небольшой ступор — Чанёль никогда не был таким агрессивным, но видимо ему знатно щекочет нервы тот факт, что Бэкхён в опасности — план Чунмёна сработал почти идеально.       — Мы в Хондэ…       — Где именно в Хондэ?       — Знаешь что, вот пойди и найди, - шепчет зло в трубку Чунмён, видимо отобрав телефон. — Погляди на него, то игнорирует, то угрозами разбрасывается. Да попробуй только прикоснись к моему мужу, я сам тебя на лоскуточки изрежу. Всё, отключаюсь. Чонин ошалело смотрит на мужа, видя его красные от злости щёчки и бегающие глаза — омега уже представлял, как порвёт Чанёля на кусочки.       — Малыш, ты был сейчас так сексуален, - прошептал Чонин. — Давай закончим эту слежку побыстрее, а то я так тебя хочу. Омега улыбается, почти забывая про Чанёля и вновь переключается на Бэкхёна. Преступник находится ещё далеко от Бэка и он чертовски осторожен, и, кажется, совсем не настроен сегодня что-то совершать. Видимо, ему устроил взбучку его дядя, которому пришлось вытаскивать из тюрьмы окаянного. Чунмён до сих пор не понимает, почему родственные связи так сильно влияют на человека, почему они забывают все моральные ценности и плюют на чужие жизни, чтобы сохранить эту связь. Омега испытывал отвращение к таким людям, поэтому считал своим долгом наказать и этого гада, и его дядю.       — Ты видишь его? – шепчет Бэкхён.       — Да, он двух кварталах от тебя, но он слишком осторожен и движется очень медленно.       — Что мне делать?       — Жди, - командует Чунмён. Бэкхён вновь отворачивается к вывеске магазина для беременных омег, рассматривая удобную на вид одежду. Омега думает, понравился бы он Чанёлю, если бы действительно был беременным и носил их малыша под сердцем? Это кажется несбыточной мечтой, быть омегой Чанёля — не по истинности, а по факту, быть признанным самим альфой, а не природой. Бэкхёну грустно, и он думает, что сейчас делает Чанёль — действительно ли он пошёл за ним или всё-таки остался дома. Омега включает телефон, но там ни одного пропущенного звонка, ни одного сообщения. Бэкхён заметно грустнеет, понимая, что, даже не смотря на ситуацию, в которой омега может оказаться раненным, альфа не удосужился ему написать или позвонить. Жестокий. Бэкхён не может контролировать эмоции и мелкие слезинки срываются с ресничек. Омега отвечает на команды Чунмёна невпопад, чисто заученный наизусть текст и понимает, что чувствует чужое прикосновение, резко оборачиваясь.       — С вами всё в порядке? Омегу бросает в дрожь — это он, точно он, тот самый насильник из Хондэ, чья рука сейчас на плече Бэкхёна. Омега тщательно осматривает его — высокий, сильный, с широкими плечами и серьёзным лицом, у него шрам на брови и под губой. Альфа смотрит вроде обеспокоенно, но Бэкхён понимает — этот гад хороший актёр.       — Нет, - отвечает Бэкхён, опуская голову и стараясь отбросить страх. — Мой альфа… вернулся из поездки, а я… - омега указывает на живот.       — Вы изменили ему?       — Нет, но он не верит, что это его… - омега вновь всхлипывает. — Как он может мне не верить? Как он может не чувствовать нашего малыша? – Бэкхён нежно прикладывает ладошку к животику.       — Это так грустно, - шепчет мужчина напротив.       — Он ушёл и оставил меня здесь, подонок. Прямо напротив чертового магазина для беременных. Дурак. Тест на отцовство… хах, вот же… Омега вытирает слёзы, сильнее сжимая руки на животе и отворачиваясь от альфы наполовину. Чунмён сдерживает себя, чтобы не начать нахваливать Бэкхёна за потрясающую игру, ведь, если бы он не знал, что это игра, то поверил бы, как пить дать.       — И, правда, ужасный человек. «Не ужаснее тебя, ублюдок», - хочет сказать Бэк, но вместо этого поднимает грустные глаза на альфу, словно благодаря за поддержку и слегка кивая.       — Ох, простите, я, наверное, вас отвлекаю. Я становлюсь неповоротливым. Занял всю дорогу. Простите, - словно очнувшись, тараторит омега, стараясь отойти в сторону, но усердно делая вид, что ему тяжело, и альфа предлагает опереться на него. Они отходят подальше от магазина и мужчина предлагает присесть на один из стульев.       — Вам стоит отдохнуть и выпить чего-нибудь тёплого. В вашем положении долгая ходьба и холодные напитки не желательны.       — Ах, откуда вы столько знаете?       — Я доктор, - отвечает альфа, улыбаясь. Омега на секунду теряется, первая правда от этого подонка за сегодня — ведь и правда доктор. — Официант, принесите латте и холодный американо.       — Очень нехорошо с вашей стороны пить при мне холодный американо, - шутит омега, и альфа смеётся, видимо, оценив шутку Бэкхёна. — Вот скажите мне, как альфа — смогли бы вы отказаться от ребёнка своего истинного омеги? Мужчина крепко задумывается — он никогда не встречал своего истинного, да и цели у него были другие, он не любил детей и обычный секс его не вдохновлял, сколько бы он пытался — он не кончал. Всё пошло не плану, когда какой-то чокнутый омега на вечеринке, пока альфа спал после огромной дозы алкоголя, сел на него и начал прыгать. Мужчина проснулся от того, что наконец-то кончил, взрываясь крышесносным оргазмом. Чокнутый парень был под наркотой, а ещё… он был беременный. Он, как ненормальный, смеялся и норовил вновь залезть на альфу, оседлать его бёдра, повторяя, что его бросили и чертов выблядок ему не нужен.       — Даже не знаю, - ответил мужчина, отпивая немного от принесённого напитка. — Между людьми должно быть много любви и доверия, чтобы не сомневаться в друг друге.       — Значит, он и не любил меня вовсе, - прошептал Бэкхён, вновь сгорбившись. — Я верил ему всегда, даже, несмотря на частые командировки. Ой.       — Что такое?       — Что-то… мне нехорошо, - ответил омега, отставляя чашку с кофе в сторону — он к ней не притронулся. — Кажется, меня опять тошнит. Ох, только бы не здесь. Омега отчаянно пытается подняться, но старательно инициирует рвотные позывы, прикрывая рот ладошкой.       — Пожалуйста, помогите мне, - шепчет омега и снова закрывает рот ладошками, хватаясь за руку альфы. «Началось» - шепчет Чунмён в наушнике и все понимают, что вот сейчас они и должны поймать ублюдка. Альфа старательно скрывает ухмылку на лице — рвота, токсикоз — всегда враги для беременных омег. Мужчина шепчет что-то утешительное и заставляет Бэкхёна опереться на него, ведёт его в переулок. Конечно то, что он встретил этого забитого щеночка — чистая удача. Дядя запретил ему выходить из дома до завтра, а завтра его ждал билет на самолёт и «привет, Америка». Перед отъездом, альфа хотел ещё хоть раз полакомиться корейским мальчиком, они были для него особенные — такие крохотные и милые, вечно стесняющиеся. Как только они оказываются в переулке, омегу действительно рвёт, но по большей части от того, что мерзкий ублюдок прикасался к нему, и омеге больше всего сейчас хотелось содрать кожу мочалкой и отмыть его прикосновения, настолько противными они ему были.       — Вам полегче?       — Будто желудок выплюнул, - хрипит омега. — Спасибо вам за помощь, но думаю, мне стоит пойти и найти своего альфу. Думаю, он уже остыл и нам стоит поговорить… Омега кланяется и порывается уйти, но так, чисто для маскировки — на самом деле, пока этот ублюдок вновь не окажется за решёткой, а его рожа не будет пестрить на первой полосе всех новостей Кореи, никуда он отсюда не уйдёт. Омега ещё раз кланяется и отворачивается, но понимает — он добился чего хотел — альфа схватил его за предплечье, грубо разворачивая к себе. На чужом лице омега увидел ухмылку, которая заставила стаю мурашек пронестись по коже — не зная, что за каждым его шагом следят и не дадут в обиду, Бэкхён бы уже расплакался — столь страшно ему было в тот момент. Бэкхён представил на секунду, что испытывали прошлые его жертвы, когда понимали, что помощи ждать неоткуда, что за ними не караулит прокурор и следователь, способный одной рукой сломать кому-то хребет.       — Что вы…       — Зачем тебе ублюдок, который бросил тебя беременным посреди улицы и как трус сбежал?       — Он мой…       — Альфа? Разве это поступок, достойный альфы?       — Вы делаете мне больно, это тоже поступок не достойный альфы.       — Оставайся, я доставлю тебе море удовольствия, - шепчет мужчина, словно хищник подходя ближе, не выпуская запястья омеги из своих цепких лап. — Тебе понравится. Будешь кончать всю ночь, и всё утро.       — Вы в своём уме? Я беременный, мне нельзя… Вы же доктор, - шепчет отчаянно омега, стараясь выдернуть руку из захвата насильника. «Бэкхён! Бэкхён! Что за переулок? Мы тебя потеряли!» - тараторит в наушнике Чунмён. В тот момент омега по-настоящему начинает дрожать, а актёрская игра полностью сходит на ноль — теперь ему страшно по-настоящему и все опасения, о которых говорил Чанёль, теперь не кажутся слишком утомительными. Чанёль. Омега почти плачет, дёргая свою руку и мысленно взывая, чтобы ему хоть кто-нибудь помог. Страшно. Альфе надоедают эти сопротивления, и хоть его мучают сомнения, почему омега не кричит, а лишь приглушённо плачет, сейчас не до этого — другого шанса за сегодня у него не будет. Мужчина дёргает Бэкхёна на себя, обхватывая своей широкой ладонью его горло, и почти поднимает в воздух, а омега хрипит, стараясь сделать хоть один глоток воздуха.       — Маленькая сучка, ты притворялся таким слабым и брошенным, а сам, небось скакал на чьём-то члене, пока твой альфа работал. Ха, все вы такие беззащитные и нежные, а самом деле мелкие ублюдки, которые манипулируют альфами, прикрываясь истинностью.       — Хв-в-атит, - хрипит омега, задыхаясь от недостатка кислорода.       — Твой маленький ублюдок небось сейчас страдает, - опуская взгляд на живот, кокетничает альфа. Мужчина поднимает Бэкхёна выше и со всей силы ударяет о стену. Бэкхён чувствует сильную боль в затылке и вскрикивает. Перед глазами всё потемнело, а в ушах образовался звон, доносящийся из-под огромного слоя воды. «Бэкхён. Бэкхён!» - омега еле слышит отчаянный зов Чунмёна, но не может ответить. Альфа снова ударяет Бэкхёна о стену и как ненужную игрушку бросает на землю. Омега не в силах удержаться, падает и слабо хрипит.       — Чанёль, - шепчет омега, смотря на свет и кажется, чувствуя, как он проваливается. Омега понимает, что нельзя, но ничего не может поделать — он слишком слаб, чтобы выдержать подобные муки. Бэкхён почти не чувствует, как его резко дёргают за ноги, нависнув над ним и шепча гадкие пошлости на ушко, за которым скапливалась кровь, идущая с затылка. Омега почти проваливается, почти закрывает глаза, когда чувствует мерзкие руки на своих бёдрах и:       — Что за хуйня? – вопит альфа, обнаружив поддельный живот. — Ах, ты, ублюдок! Ты из полиции! Бэкхён получает две обжигающие пощёчины.       — А ну убрал свои лапы от моего омеги! – слышит крик Бэкхён, и в нос ударяет резкий кофейный запах, что помогает пробудиться, не упасть в проспать и из последних сил открыть глаза. Чанёль. Бэкхён слабо улыбается, видя, как альфа налетает на подонка и одним ударом заставляет отлететь прочь от Бэкхёна. Тот падает, хватаясь за разбитый нос и поднимая яростный взгляд на Чанёля, но тут же замирает.       — С-судья Пак? – дрожа, спрашивает тот.       — Во плоти, - шипит альфа, наступая на сжавшегося подонка. — Что, расскажешь дяде? Вперёд. Посмотрим, станет ли он защищать тебя, узнав, что ты напал на мужа судьи центрального суда. Я очень надеюсь, что он сделает это, чтобы я мог засадить вас обоих за решётку. За спиной слышится топот — полиция и Чунмён услышали шум и видимо, наконец-то поняли, где находится Бэкхён. Через секунду набегает толпа, среди которых лишившийся половины волос Чунмён и яростный Чонин. Полиция делает пару снимков и быстро пакует ублюдка в наручника. Снимки тут же отправляют во все издания и новостные каналы. Чанёль первым делом идёт к Чонину, а не к Бэкхёну и со всей силы бьёт того по лицу — Чонин не ожидал, поэтому не успел защититься. Скула нещадно тянет, но альфа понимает — заслужил. Чунмён застывает, словно статуя, смотря на яростного Пака.       — Вы хоть… можете себе представить, что с ним случилось бы, опоздай вы хоть на минуту? – шипит альфа. — Вы не смогли его защитить и мне не позволили. Что вы за люди такие, для которых работа значит больше, чем чужая жизнь? Альфа отворачивается и подходя к Бэкхёну, аккуратно приседает на корточки, поглаживая мягкую мокрую щёчку.       — Пойдём, малыш, я отвезу тебя в больницу, - нежно шепчет Чанёль и медленно поднимает омегу на руки, чувствуя кровь и ускоряясь по пути к машине. Альфа уже не слушает, как плачет Чунмён, как просит прощения. Они отвлеклись на секунду, на долю секунды, вечно споря и ругаясь, они потеряли Бэкхёна из виду. Чонин прижимает мужа к себе и ни капельки не злится на Чанёля — будь он на его месте, он бы себя вообще убил. Альфа проводит в больнице не меньше пяти часов, карауля вход в операционную. Ему страшно — впервые и по-настоящему за последние пять лет. Тогда, он тоже сидел вот так и отчаянно рыдал, лелея любую надежду, хотя врачи сразу сказали — много ожидать не стоит. И сейчас, альфа вновь испытывает эту боль. Дверь операционной открывается и оттуда выходит хирург, испачканный в крови, уставший. Чанёль подскакивает.       — Всё нормально с вашим омегой, жить будет, - говорит спокойно врач, а у Чанёля огромная глыба спадает с сердца. — Сильно его однако приложили, но через месяц будет, как огурчик.       — Спасибо, спасибо,- шепчет не переставая Чанёль и кланяется уходящему доктору. Бэкхён спасся из тёмной и мрачной дыры, чтобы быть здесь, с альфой, быть рядом. Он не оставил его одного, он поправится и сможет снова вернуться к нему. Альфа сделает всё, чтобы Бэкхён поправился поскорее. Чанёль не брал отпуск вот уже семь лет, но сейчас… ему нет дела до работы, до преступников и вечных бумажек — он нужен Бэкхёну, а Бэкхён нужен ему — больше ничего не имело значения.