Часть 1
2 января 2020 г. в 23:34
Я, штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц, а также полковник Советской Разведки Максим Максимович Исаев, выполнил все возложенные на меня поручения и согласно официальной директиве Руководства вернулся на родину, в СССР.
За те 12 лет, что я жил и работал в Германии, мне удалось повидать многое: и в самой Германии и вне её. Однако на фоне всех событий особняком стояли истории, произошедшие в РСХА.
В Главном Управлении никогда и не было спокойно: слишком сильно выделялись 2 ведомства, которые затмевали известностью и особой степенью важности остальные: Гестапо и Политическая Разведка, IV и VI управления РСХА.
Но настоящая борьба началась, когда шефы этих Аппаратов, Мюллер и Шелленберг, не поделили дело оппозиционеров. С одной стороны, государственными изменниками занималось Гестапо, с другой — каналы связей вели за границу и могли быть более полезными со стороны SD-Ausland.
Шелленберг смог убедить Руководство в своей точке зрения, Мюллер — нет. С тех пор и началась эта борьба. Официально считалось, что это война 2-х Ведомств, но офицеры Мюллера постоянно бегали ко мне за советами. Значит, воевали только шефы, а их работники лишь делали вид, с удовольствием выпивая в компаниях друг друга по рюмке коньяка на различных торжественных мероприятиях.
Так как Шелленберг выиграл право вести дело оппозиционеров, следующий шаг был за Мюллером. Он начал с малого: прокрался в кабинет начальника Разведки, когда тот был на приёме у рейхсфюрера, и посолил воду, которая находилась в графине и никого не трогала.
В ответ на это шеф Гестапо получил обрезанные телефонные провода, стоило ему выйти из кабинета.
В тот день Кальтенбруннер не мог дозвониться до Мюллера и пребывал в бешенстве. А, зайдя к Шелленбергу, ещё и выпил стакан солёной воды.
Он вызвал обоих на аудиенцию и хорошо обругал с венским акцентом. Я был готов к этому и установил плёнку. Звук был прекрасный, хотя плёнка барахлила.
Теперь первым ходил Шелленберг. Остатки питьевой воды, до которой не добрался Мюллер с баночкой соли, ушли на то, чтобы заполнить контрабандный ящик бутылей из-под водки, который хранился в шкафу, в кабинете начальника Гестапо.
По этой причине уже через несколько часов шеф SD-Ausland рассматривал портрет товарища Сталина, который висел ровно над его столом. Мне было сложно удержаться, чтобы не отдать честь.
Кальтенбруннеру картина тоже понравилась: он и слова сказать не смог и пошёл делиться впечатлениями с Мюллером, где выпил воды вместо водки.
Начальник гестапо продолжал: из кабинета Шелленберга стали доноситься советские песни, однако источник звука обнаружить не удалось. Я сам еле сдерживал себя, чтобы не подпевать, но одним вечером всё же сорвался на «Катюше». А Шелленберг, в свою очередь, меня не осуждал, а понимающе протянул мне стакан водки. До утра мы вместе пели советские песни.
Но шеф Политической Разведки, разумеется, не смог стерпеть подобного: на двери Мюллера вместо таблички с его фамилией красовалась другая. Надпись на ней гласила: Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate. Но для одарённых офицеров был перевод: оставь надежду, всяк сюда входящий. Не зря Шелленберг читал «Божественную комедию» Данте в оригинале.
Когда Кальтенбруннер с дергающимся глазом после советских песен проходил мимо кабинета и увидел эту надпись, он даже не стал кричать, возмущаться и жаловаться, а тихо сказал «это уж точно» и направился дальше.
Стоит признать, что втайне от Гиммлера и Кальтенбруннера Шелленберг продолжил слушать советские песни, а Мюллер не убрал золотистую табличку с двери, более того, каждый день перед уходом протирал её тряпочкой.
Долго такое представление продолжаться не могло. Наконец, настал день X. Оба шефа своих Управлений настолько надоели Кальтенбруннеру, что тот пожаловался рейхсфюреру.
Гиммлер решил проверить это лично и вызвал обоих на разговор. Значит, было необходимо явиться в офицерской форме, которую Шелленберг надевал только в особых случаях, Мюллер же носил её постоянно. Именно форма и стала последней каплей.
Начальник SD-Ausland заплатил прачке группенфюрера, чтобы его форма неожиданно приобрела рыжий окрас, а вся другая одежда в доме была в стирке или просто исчезла.
Как аукнется, так и откликнется — поэтому сам бригадефюрер с утра не обнаружил ни одного костюма, ни формы, только китель маршала СССР.
Рейхсфюрер долго рассматривал обоих, снимая и надевая очки, протирая глаза. Было не ясно: смеялся он или плакал в итоге. Вероятно, и то, и другое имело место быть.
— И как, скажите мне, это называется? — жестикулируя, громко спросил Гиммлер, выпивая стакан воды. — Группировка «Советский Апельсин»?
Тогда оба шефа переглянулись и, не выдержав, засмеялись. Рейхсфюрер тоже изобразил жалкую попытку засмеяться, но в его состоянии до обморока ему было гораздо ближе.
Хорошо, что между дверью и стеной осталась щель, а адъютант Гиммлера отъехал по его поручениям. Вот что действительно видишь один раз в жизни.
Теперь главное, чтобы они не узнали, кто доставал краску, таблички, советскую форму. А иначе Мюллер водкой угощать перестанет, а Шелленберг премии лишит.