счастье

несмотря на свою должность, цингэ никогда не носит спортивную форму. на ней всегда надет светло-серый, почти белый костюм, рубашка застёгнута на последнюю пуговицу, шея опоясана чёрным галстуком. это, однако, не мешает ей проводить время в спортивном зале, совсем не щадя учеников ни лекциями, ни практиками. сегодня оказалось, что за глаза лю цингэ прозвали богиней войны; узнав о таком благородном титуле, цингэ фыркнула и закатила глаза. когда спустя перемену никто не сознался в авторстве прозвища, она заставила всех делать отжимания. никто не справился, и тогда богиня войны сняла свой пиджак и сама отжалась. в два раза больше. у шэнь цинцю мягкая улыбка. она позволяет себе расстегнуть верхнюю пуговицу летящей белой блузы; её жилет и юбка-карандаш, непонятного то ли голубого, то ли зелёного цвета, легко очерчивают фигуру. когда жарко, цинцю обмахивается листками с какими-то несомненно важными данными. ей нужен веер, думает лю цингэ, дыхание спирает и ей самой становится жарко. у них маленькая, закрытая школа-интернат. шэнь цинцю все перемены проводит в небольшой комнатке, всецело принадлежащей лю цингэ как единственной учительнице физкультуры. здесь просторно: на окне колышутся зелёные жалюзи, шкаф забит папками и бумагами, которых ещё больше на столе; на углу его покоятся две кружки, дешёвый чайник и пакет заварки. иногда у них совпадают окна, и тогда день становится лучше. они выходят погулять во двор, наслаждаясь погодой и подруга подругой. цинцю что-то щебечет, посмеиваясь и лучезарно смотря на коллегу. цингэ отводит взгляд, невесомо улыбается уголками губ и берёт цинцю за руку. лю цингэ покупает для шэнь цинцю сладости. лю цингэ говорит, что покупает для шэнь цинцю сладости, тогда как на самом деле цингэ их печёт. поначалу получалось не очень, и первые полгода она пекла, пробовала и выкидывала, потому что, очевидно, её шэнь цинцю заслуживает лучшего. каждый раз цингэ приносит новую вкусность, что-то, чего ещё не было; она кипятит воду, выкладывает кусочек торта на тарелку и опускается в кресло. глаза шэнь цинцю блестят, она улыбается, смеётся. -сестрица лю, я же так не влезу ни в один костюм! влезешь, думает лю цингэ. -сестрица лю, право, мне кажется, что ты хочешь закормить эту старую женщину до смерти! ты не старая, думает лю цингэ. я не перенесу твоей смерти, думает лю цингэ. иногда они засиживаются допоздна, окруженные кипой бумаг и жёлтым неестественным светом, и тогда шэнь цинцю морщится, потирает переносицу, потягивается. наконец встаёт, обходит стол и обнимает цингэ со спины, мягко прижимается. цинцю отстраняется, быстро складывает бумаги, постукивая ими об стол, протягивает руку цингэ. -сестрица лю, уже поздно, пойдём спать. шэнь цинцю улыбается устало, прикрывает глаза. лю цингэ выключает настольную лампу, встаёт, сжимает в объятиях цинцю; та сдавленно охает, гладит девушку по спине. они целуются в полумраке комнаты. лю цингэ счастлива.