Все будет лучше, чем...

— Я точно не сделаю хуже? — Питер замирает, сбиваясь с шага, оступается, словно и нет при нем невероятной паучьей ловкости, останавливается в нескольких шагах от заветной двери. — Не сделаешь, Питер, — в голосе Стрэнджа ни намека на раздражение, только бесконечное терпение и что-то еще, что не может идентифицировать даже чутье Питера. Возможно, усталость?.. Наверное, да, и неудивительно, с таким-то пациентом. Питер кивает, делает несколько глубоких вдохов и снова шагает вперед. Они в обычном доме (ха, насколько можно назвать обычным колдовской особняк на Бликер-стрит), но его все равно не покидает неприятное ощущение, какое обычно наваливается при нахождении в больнице. Не покидает, усиливается по мере приближения к двери, и Питер не выдерживает, оборачивается на оставшегося позади Стрэнджа, ловит его успокаивающий кивок и только потом дверь толкает, не забыв коротко в нее стукнуть. Все то же ощущение грозится перерасти в панику, но он не должен этому поддаваться, верно? Все, что бы ни происходило, будет лучше, чем… Чем… Боже. В комнате довольно темно и никакого ответа на свой стук Питер не слышит, но порыву выскочить обратно в коридор не поддается, стиснув зубы. Неслышно притворяет дверь и проходит к различимой в полумраке кровати. — Паучок, — голос Старка тих, но ровен, и в нем слышится улыбка, которую Питер видит уже через пару секунд, буквально падая на стоящий у кровати стул. — Пришел. — Вы… Вы сомневались, сэр? — черт, а вот у него голос дрожит. От радости, конечно, что он видит Старка, видит на его лице улыбку, хорошо видит, ясно, ему этот полумрак не помеха, тем более, если Старку так легче. Точно легче, Стрэндж говорил. Но не только от радости, потому что видит он и почти не зажившие шрамы на лице, кое-где прикрытые пластырями, и бледность, и явное напряжение человека, которому чертовски больно, и… И руку. Питер благодарен, что Старк не прячет ее под одеяло, которым накрыт почти до самого подбородка, потому что это было бы… Не обманом, но слишком неудачной попыткой сделать вид, что все в порядке. Тем более, он уже все знает. От самого Старка, от Стрэнджа, от Хэппи… Даже от мисс… Черт, миссис Старк. — Конечно, нет. Констатирую факт. Пит, все хорошо. Слышать ту мантру, с которой он живет последние черт знает сколько дней, голосом Старка настолько… Настолько, что Питер вздрагивает и сжимает губы, задрожавшие следом за голосом. И ничего не отвечает. Старк перестает улыбаться, окидывает его своим фирменным внимательным взглядом, чуть только щурясь («Мой правый глаз практически не видит, Пит»), и наверняка подмечает и сжатые губы, и нервное перебирание пальцами шнурка толстовки, и даже приглаженные вопреки обыкновению волосы. Видимо, слишком сильно приглаженные, потому что Старк вдруг тянется к ним той, правой рукой, и от того, насколько непривычно и вместе с тем естественно выглядит этот жест, Питер застывает и даже, кажется, перестает дышать. Но отмирает быстро: Старк ожидаемо не дотягивается даже из своего положения полусидя, и Питер подается вперед, наклоняется ближе, позволяя потрепать себя по макушке… И не справляется с собой, сначала обнимая Старка, а затем только соображая, что вообще делает. Дергается отстраниться, но Старк не отпускает, удерживает за плечи. — Я не… Вам так не больно? — Питер снова задерживает дыхание от страха, что все-таки может сделать хуже, как бы ни уверял его Стрэндж в обратном. — Нисколько, Паучок. Дыши. Они оба понимают, что «нисколько» в данном случае означает «не больше, чем обычно», но оба же не произносят этого вслух, и Питер послушно дышит, наконец более или менее успокаиваясь. Чувство времени, кажется, осталось за порогом вместе со Стрэнджем, потому что Питер не понимает, сколько они так сидят. Но, кажется, долго, потому что неудобно зажатую между стулом и кроватью ногу он чувствовать перестает. Старк все же отстраняется первым, прикрывает глаза, дыша явно тяжелее, но почти сразу открывает их снова и успокаивающе кивает уже собирающемуся бежать за помощью Питеру. — Док сейчас сам зайдет. Но все в порядке. Питер только воздуха в легкие для ответа набрать успевает, как дверь открывается и в комнату действительно входит Стрэндж, а за ним по воздуху вплывает поднос с чайником и чашками. Прикольными такими, антуражными, как в кино показывают, про Китай. Пока Питер во все глаза смотрит на это, а Старк, ухмыляясь, справляется с болью, Стрэндж невозмутимо подходит к кровати, ставит к ней взявшийся из ниоткуда второй стул, усаживается и принимается разливать по чашкам чай, густой аромат которого уже заполнил всю комнату. — Как дела в школе, Питер? — так же невозмутимо спрашивает он, вручая каждому по чашке и опираясь о спинку стула, как человек, готовый слушать долгий рассказ. Питер моргает, смотрит на чашку, на Стрэнджа, на Старка и, замечая загорающийся огонек в глазах последнего, вдруг понимает, чего от него ждут. Обескураженно улыбается, делает глоток умопомрачительно вкусного чая и набирает в легкие побольше воздуха. — Вы не поверите, что вчера произошло. ЭмДжей, моя подруга, то есть она вообще-то Мишель, но все зовут ее ЭмДжей, сказала мистеру Дженкинсу, что не будет поступать в колледж, а Нэд…