Проклятые

"Люцифер преспокойно шел мимо. Он увидел женщину и превратился в Сатану" В. Гюго

      — Que?.. Que anseo suecc’s? [Что?.. Что здесь произошло?] Чья это кровь, Иорвет? — знакомый стук стальных каблучных набоек и тревожный звон тихого голоса слились в низкий гул.       Не заявись Киаран именно в этот момент, когда весь дом был перевёрнут верх дном, Иорвет, может быть, и не заметил бы своего состояния. Оттого апатично махнул порезанной ладонью в сторону снесённой со стола посуды, обломки которой хрустели под ногами и, криво усмехнувшись, спросил:       — А ты почему такой нервный?       — Ты… — всегда живые и звонкие интонации друга в этот вечер сменились подозрительными. Он говорил, и от этих слов что-то внутри него словно обрывалось.       Даже на фоне терзавших его бурных эмоций реакция друга возымела действие и вызвала определённый интерес. Иорвет спрятал ладони, скрестив руки на груди, и подавил в себе желание самодовольно улыбнуться. Иначе от этой улыбки маска циника наверняка бы дала трещину, обнажив что-то болезненное и кровавое.       — Ты что-то с ней сделал, Иорвет? — осуждением сквозило за версту. В ответ тот скептично выгнул бровь, выражая всё испытанное за недолгое время разговора недовольство. Киаран точно находится в кругу его близких товарищей? Кажется, это ненадолго. — Ты что-то сделал с Греттой? — прямо спросил друг, не подозревая, что от звука этого имени в венах Иорвета мгновенно вскипит кровь.       Он стремительно преодолел разделяющее их расстояние, толкнув Киарана к стене, схватил его за челюсть окровавленной рукой.       — Попробуй — узнаешь, — и сжал пальцы сильнее, пользуясь секундным замешательством, отчего чужие губы сразу же окрасились красным.       — Какого d'yaebl ты творишь?! — Киаран выплюнул громкий протест прямо в лицо, глаза расширились в непонимании. Иорвета тут же отшвырнули в глубь комнаты, но едва ли это подействовало на него отрезвляюще.       — Кровь моя, — он заявил это словно в насмешку. Полностью игнорируя встревоженный взгляд. — Чистая и правильная.       Да будет это истиной в последней инстанции для всех. Иорвету отчего-то захотелось напомнить об этом Киарану, и как только он произнёс заветные слова, сразу ощутил злорадное удовлетворение, разливающееся по телу.       — Я так и знал! — карие глаза метали молнии.       Киаран в бешенстве заходил по комнате. Выцепил из вороха тряпок одну и остервенело утёр ею лицо. Видимо, ему не подходил ни один из возможных ответов.       — Ты совсем рехнулся! — он озлобленно посмотрел на Иорвета, попутно оценивая расстояние между ними.       Тот только сжал кулаки в приступе бессильной агрессии от несправедливых, по его мнению, нападок и прошёлся по битому стеклу, становясь к другу спиной. От мыслей «сейчас начнётся» Иорвет закатил глаза. Почему же в таком случае не напасть первым?       — Рехнулся здесь ты, защищая её.       — И у меня есть на это все основания! — с боевой готовностью возразили ему. — Она лечила меня, когда я был ранен, спасла мою жизнь, размозжив врагу голову булыжником. Мне начать расписывать, каким человеком она на поверку оказалась, или сам справишься? — Киарана захлёстывали эмоции, весёлый мальчишка внутри него уступил мужчине. — Мне кажется, я должен напоминать об этом постоянно, иначе не заставал бы тебя... таким!       — Каким же? — от едва сдерживаемого гнева Иорвет скрипнул зубами.       — Что ты из себя строишь, Иорвет? Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю. Этот твой вид — он не обещает ей ничего хорошего.       Каждое новое слово — гвоздь в крышку гроба, такой нежелательной была правда. Но Киаран отличился хоть в чём-то и не стал повторять ошибок дважды — проклятое имя не прозвучало ни разу.       — А с чего ты вообще взял, что дело в ней? Что ты знаешь, Киаран?       Иорвет повернулся к нему, точно зная: сейчас он озвучил самый настоящий вызов, и дружелюбием в нём и не пахло. Потому что вложил в него глубоко спрятанные чувства обиды и несвойственной ему… досады?       — Ну это же, — Киаран сделал заминку, опираясь о стену. Затем взъерошил волосы, так и продолжив держаться за голову. — Это же очевидно.       — Кому же? Всем? Или, может быть, только тебе?       — Ты ведь даже не отрицаешь, — упавшим голосом ответил он, словно не узнавая стоявшего напротив. — Послушай меня, — Киаран устало потёр лицо, меняя позу, — я не думаю, что это от кого-либо утаилось. Да, ты отлично умеешь скрывать эмоции, Иорвет. Здесь никто не поспорит. Но твои поступки говорят сами за себя.       — Где-то я уже это слышал. О чём ты вечно хихикаешь с ней? Что она говорит обо мне?       Чёрт бы побрал этот болтливый язык! Резко захотелось отсечь его и выбросить в окно — только в таком случае он, может быть, не выдавал бы того, что терзает его обладателя так часто.       — Вы, двое, совсем не разговариваете, да? Именно поэтому всё так запутанно.       — Просто. Ответь мне.       — Ну конечно! Теперь устроим допрос! — Киаран всплеснул руками, отчего Иорвет поморщился. Прямо-таки уязвили его достоинство! — Удивительные вещи она рассказывает, представляешь? Мы не так много общались, как тебе кажется…       — Неужели?       — Представь! Но даже этого с лихвой хватило, чтобы увидеть перед собой твою копию: таинственную и замкнутую в себе. Сказанное ей не удивило бы того, кто понимает тебя. Увы, так сложилось, что везунчик — только я один. Это первый тревожный звоночек. Но ключевое слово здесь, Иорвет, — «по-ни-ма-ет».       — Как мило. Мне расплакаться от счастья?       — И свой вывод из всех её немногочисленных на твой счёт слов я сделал, дружище. Тебе всё ещё интересно это услышать, или ты озабочен поиском носового платка?       — Валяй уже.       — Гретта. Да, она самая, уймись, — Киаран сделал ему навстречу решительный шаг. — Так вот, эта Гретта относится к тебе самым неожиданным образом. Она злится, и я — лицо попроще сделай, Иорвет, — понимаю. Обижается, что и так ясно, но вот тебе вишенка на торте — в то же время она восхищается тобой.       — Ну да, — фыркнул Иорвет. — Она успела тебе это напеть, в то время как решала дела государственной важности под столом у Вернона? Простите мне мой всеобщий, — он вскинул руки, — просто она постоянно пропадала из виду. Или в тот момент, когда заигрывала с тобой?       — Да ты спятил! В тебе говорит ревность, ты что, совсем не слышишь себя?!       — Со мной всё в порядке. Я, может быть, впервые за долгое время по-настоящему прозрел.       — А я устал повторять, что слышу это почти каждый день. Что ни день, то озарение! И каждый раз всё хуже и хуже. Уверяю тебя, Иорвет, — Киаран сделал ещё один шаг, поравнявшись с собеседником, — ты ошибаешься. То, что ты счёл выходом из своего положения, на самом деле им не является.       Какого дьявола он себе позволяет? Что ещё за «положение», произнесённое таким сочувствующим тоном?!       — Я знаю, о чём говорю, я знаю тебя, — словно в подтверждение своих слов он указал на тряпку, которой вытирал лицо. Это оказалась рубашка Иорвета, измазанная в крови. — Все видят, как ты изменился, но твоё горение чистотой крови так просто не преодолеть. Ты же изведёшь Гретту. Уничтожишь её за то, что ты…       Докатились! Что «ты»?! Как хотелось выкрикнуть Киарану в лицо, что это не его дело, но, жалея узы дружбы, Иорвет процедил:       — Заткнись. Я не желаю этого слушать.       — Я больше не могу и не буду молчать. После такого! — О, ну, похоже, не у одного Иорвета сегодня сдадут нервы. — Пусть другие обманываются, но я знаю, что происходит на самом деле! — Лишь бы его не занесло окончательно. — Никто не догадается, что невинные переглядки бывшего головореза с человеческой девушкой…       Вот же ж блядь.       — Киаран.       — Сегодня я закончу! — он с силой ткнул его пальцем в грудь, заставив неприязненно зашипеть. — И скажу в полный голос о том, что они могут обернуться трагедией! Не для тебя, Иорвет, а для Гретты. Со своей манией величия ты скорее удавишь её за свои чувства, чем осчастливишь. Потому что бесишься, — Киаран и вправду разошёлся, об этом можно было судить по тому, как он игнорировал обращённый на него испепеляющий взгляд. — О, я знаю, как ты ненавидишь её за то, что она тебе нравится, — слова хлёсткой пощёчиной рассекли воздух и обожгли гордость Иорвета. — Я сказал это вслух? — передразнил он, указывая на себя пальцем. — Ах да, сказал! Но слово «нравится» нам здесь совсем не подходит. Ты одержим ею, чёртов ты болван!       Нервы, словно натянутые струны, всё же лопнули. Иорвет не успел прочувствовать этого в полной мере, потому что уже схватил Киарана за ворот и притянул к себе.       — Во-от! Именно так ты с ней и общаешься, правда ведь? Ну скажи, Иорвет, я же прав? — безумно зачастил он. — Прав в том, что ты становишься с ней неадекватным? Тебя тянет прикоснуться к девушке, которой ты почти полгода орал о ненависти. Разрывает от мысли о том, что она улыбается кому-то другому. А зачем нам обходные пути? — наигранно удивился Киаран. — Она обнимает Роше и позволяет ему ухаживать за собой, — выплюнул он, — в то время как ты сбился со счёта в попытках спасти ей жизнь?!       Руки Иорвета затряслись. Но не от желания сомкнуть их на шее друга, а от тотального чувства сокрушительного бессилия.       — Не переигрывай, Киаран, — процедил он сквозь плотно сжатые зубы, усиливая хватку. — У меня нет к ней чувств, о которых ты бредишь.       А тот принял такой вид, будто его окатили ледяной водой. За завесой гнева Иорвет разгадал спрятанную тревогу, которая усиливалась с каждым мгновением.       — Отлично! Это ещё хуже! — взвился друг, вырываясь. — Да что ты вцепился?! Неужели собрался ударить меня?       Иорвет резко разжал пальцы, а Киаран дёрганым движением оправил одежду, не отходя ни на шаг.       — Спасибо тебе хотя бы за честность! Но, между нами говоря, я даже представить себе не мог, что всё настолько хреново! Ты окончательно запутался!       Градус напряжения чуть понизился, и Иорвет медленно расслабил плечи, но его плотно сжатые губы, должно быть, всё ещё наглядно демонстрировали непримиримость:       — Мои намерения мне вполне ясны.       Он снова проследил за тем, как тёмные брови друга, до этого образовавшие острую «галочку» над переносицей, взмыли вверх, а зрачки сузились будто в суеверном страхе.       — Тем самым переходя в статус стихийного бедствия! Не смей соваться в её дом! Нет, это невозможно. Я сам буду жить там! Вместе с вами! И смотреть за тобой!       Громкий смех казался единственно верным способом выражения своей позиции, но Иорвет лишь отмахнулся:       — Бред.       — Я так не считаю, — лицо Киарана разгладилось, а дыхание выровнялось, заражая Иорвета относительным спокойствием. — Ты по-прежнему не видишь дальше своего носа, постоянно всё отрицаешь. И я знаю почему, у меня так и вертится на языке подходящее слово, но, хоть убей, я не скажу тебе этого. Потому что после такого можно будет сразу собирать вещички, если, конечно, останусь жив, — он запустил пятерню в волосы, оттягивая их. — Но итог всё равно один! Ты как всегда всё извратил, только ты способен на подобное! — Киаран вперил в него молящий взгляд. Молча крича о том, чтобы Иорвет его услышал, переменился. Но тот остался глух. Потерпев неудачу, друг стал наседать снова: — Подумай лучше вот о чём: ты столько сил приложил к тому, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Сейчас вообще не время для твоих, как ты это называешь, «намерений»! Ты похеришь её жизнь к чёртовой матери, и всё из-за своей несдержанности! Да о чём я говорю? У тебя её никогда не было!       Что он там говорил про спокойствие? К дьяволу. Игнорируя шпильку в свой адрес, Иорвет вспылил:       — Да почему меня вообще должно это волновать? Мы говорим о человеке и его никчёмной жизни, которая не благодаря проклятью, а по праву кровного долга принадлежит мне. Я столько раз её спасал, что это ничем не окупится! Она сама… — он осёкся. — Тебя это вообще не касается.       О, неужели он произнёс это вслух? Лишиться сегодня друга явно не входило в его планы.       — Не касается? Меня? Я не преувеличу, если скажу, что это касается каждого. И я считаю себя вправе оградить тебя от новых ошибок, — Киаран нахмурился, в его взгляде отразилась противная смесь дружеского осуждения и волнения. — Иорвет, ты будешь очень жалеть, если в том, что засело внутри тебя, обвинишь её.       — Но это она!..       — В твоём воображении!       — Ты ни черта не понимаешь. Ты не видел…       — Я разглядел её с самого начала и уже тогда всё понял. Чего, к слову, из-за своей ненависти не мог сделать ты. И до сих пор!.. — Киаран многозначительно махнул рукой в сторону Иорвета, этим жестом расписываясь в своей беспомощности. — Ты видишь и общаешься с призраками. Я сейчас серьёзно. Не знаю, что между вами произошло, но, если ты ещё не наломал дров, предупреждаю как друг. Мой дружеский тебе совет, bloede. — В иной ситуации Иорвет бы с интересом прислушался, чтобы узнать мнение своей правой руки, но сейчас мог лишь сжать челюсти, прикрывая глаза от претенциозности его слов. — Не смей трогать её в таком состоянии. Тем более в пределах её дома. — Раздражение от услышанного появилось не сразу, постепенно овладевая всем существом. — Вергену нужен спокойный и рассудительный военачальник. Сейчас твой голос разума требуется как никогда. Тебе нельзя сдавать позиции, обезумев от...       Укол друга больно задел самолюбие Иорвета, внутри стало расползаться острое, как яд, чувство неприятия и непонимания. Киаран подозревал — нет — прямо намекал на непростительное.       — Ты считаешь, что какая-то человечишка, — пренебрежительно выплюнул Иорвет, — способна меня сломить? Я не ослышался?       Киаран сложил руки на груди, склонив голову к плечу. И посмотрел со снисходительной усмешкой, с хитрецой во взгляде.       — Ну ты не обессудь, я решил просто уточнить. Мы сейчас говорим о той самой жалкой «человечишке», с которой ты глаз не сводишь? — Но, распознав подъём враждебного настроя в Иорвете, затараторил: — Или ты решил показать силу выдержки? Ну так продемонстрируй. Может быть, Гретта для тебя пустое место? Так отвернись и не смотри.       — Я чётко слышу блеф.       — И что с того? Ты постоянно всеми манипулируешь. Чем я хуже?       — Тем, что звучишь неубедительно и тебя легко раскусить. Я не откажусь от неё, Киаран. Ни за что. — Плевать, как он это воспримет. Иорвет не будет ничего объяснять. — Разговор закончен. Ты можешь…       — Уйти и молча смотреть, как ты закапываешь себя?       Иорвет громко выдохнул, проведя рукой по лицу. Происходящее порядком его утомило.       — Хочешь посмотреть на меня в действии?       Лицо Киарана тут же исказилось в отвращении.       — Звучит настолько мерзко и гадко, что я готов тебе врезать. Это совсем не ты. Проспись. Напейся. Но не выходи этой ночью из дома. Нам всем нужно остыть. — Неужели за время разговора он сказал хоть что-то разумное? Иорвет пытался сделать то же самое, и всё бы ничего, если бы этот идиот не начал читать морали! — Клянусь, если ты и вправду собрался уподобиться тем свиньям, которые силой добиваются у женщин желаемого, то я тебе не друг. — Кажется, правая сторона лица Иорвета подёрнулась в судороге, но никто этого не заметил. — Я ночую сегодня здесь, в соседней комнате. Услышу, как ты выходишь. И на следующий день меня тут уже не будет. Найди своим чувствам любой выход. Я говорю «любой», потому что понимаю, что вашей связи с Греттой никогда не быть лёгкой и безболезненной. Я тоже мужчина и знаю, как это бывает. Но абсолютно конченого морального урода рядом с собой не потерплю, не переходи черту. Я всё сказал.       И, воодушевлённый произведённым от речи эффектом, удалился. А Иорвет так сильно прикусил внутреннюю сторону щеки, что она онемела.       Туше, на хер.       Тело расслабилось, и он с шумом откинулся на стоящую за спиной кровать.       Урок манер от папочки, подобных которым уже и не вспомнить.       В довесок Киаран оставил нараспашку открытой дверь, ведущую в ещё одну комнату из коридора, отчего в груди неприятно кольнуло. Да, Иорвет был на эмоциях и сболтнул лишнего, но неужели друг думает, что он способен на такое? Рука разжалась в болезненном спазме, и на пол упал маленький янтарный камушек. Подвеска Гретты, которую поначалу отчаянно хотелось стереть в порошок, держа в кулаке. Как и её обладательницу. Но этого ли он желал?       С того момента, как Иорвет покинул её дом, наверняка прошло несколько часов. А гнев только начал утихать, хотя глубоко внутри по-прежнему тлели угли раздражения. Стоило наконец остаться наедине с собой, как его снова захватили мыслеобразы, вырвав из реального мира.       Он всегда думал, что его умение контролировать ситуацию было одним из его достоинств. Достигнутое кровавым трудом и напряжением мысли, оно никогда не подводило. Даже если другим со стороны казалось, что Иорвет слетел с катушек, это всегда было частью плана. Каждый узор, который он с маниакальным пристрастием выводил на теле своей жертвы, чётко подчинялся трезво взвешивающему любую мелочь разуму. Иорвет всегда преследовал цель: если необходимая информация попадёт ему в руки после пыток, почему вообще нужно сдерживать себя? К невезению подопытных, палач со временем вошёл во вкус. Он по-прежнему думал перед тем, как сделать выбор, но выбраться из омута чувства собственной важности не представлялось возможным. Потому что мучения жертв приносили ему ни с чем не сравнимое удовольствие. В руках Иорвета сосредотачивалась всеобъемлющая власть, которой он виртуозно пользовался. И вместе с тем помнил, что нельзя давать себе послаблений, нельзя пускать всё на самотёк. Ведь когда перестаёшь управлять другими, другие начинают управлять тобой. В конечном итоге с Иорветом случилось именно это, потому что появилось оно…       Желание.       Совершенно иррациональное и полностью неожиданное, оно вышибало из лёгких весь воздух. Способное перечеркнуть все его труды и подтолкнуть к окончательному провалу. По-настоящему опасное.       «Я никогда не паду так низко, — в голове насмешливо прозвучали собственные слова. — Скорее заставлю упасть тебя».       Иорвета разобрал лающий, обличающий самого себя смех. Если он или Гретта говорили «никогда», как правило, это значило, что всё будет с точностью до наоборот. Он наконец это понял. Но для чего так поздно?       Наверняка для того, чтобы в максимально никчёмный, самый невзрачный и неожиданный момент судьба-насмешница поставила Гретту перед ним на колени. Чтобы он пошатнулся, как от удара по голове, стоило его памяти соотнести представшую картину с фрагментом прошлого. Иорвет вспомнил, как эльфка-целительница недвусмысленно дала знать о готовности «услужить», а воспалённая фантазия сразу подсказала варианты возможного будущего. Как в тот миг, когда он вымещал на женщине своё нереализованное, мыслеобразами зудящее под коркой головного мозга желание, что-то выбило его из равновесия. Минет от неё показался каким-то грязным и пачкающим. Неправильным. И вот как раз именно тогда подсознательное сыграло с ним плохую шутку — Иорвету дали увидеть то, что, по его мнению, было правильным. А правильное — an’badraigh aen cuach! — это глаза и рот Гретты!       D'yaebl! Он осознал это в тот момент, когда вышел сделать что? Помочь ей, сменив грязную воду на чистую? Идиот! Но стоило открыть рот, как девушка, не отрываясь от мытья полов, облизнула губы. И, вымотанная уборкой, совершенно неожиданно откинула голову назад, убирая прилипшие ко лбу пряди волос. Вздохнула и…       Иорвет потонул в этом вздохе, потому что уже тогда его накрыло. Он всё осознал.       Такого неудовольствия от происходящего ему едва удалось бы припомнить. Это был момент, когда он с отрешённой безвыходностью понял: несмотря на все усилия сохранять выдержку и не терять голову от удовольствий, ему не удалось это сделать.       Время, проведённое с Греттой в последние недели, стало удовольствием. Во всех его проявлениях. Даже если приходилось ненавидеть и быть ненавистным в ответ.       Хуже.       Нет, что было ещё, bloede, хуже — это удавка на шее, затянувшаяся оттого, что Иорвет наконец сумел признаться самому себе. Лгать и изворачиваться нелогично. В его окружении есть как минимум одна личность, которая смогла сделать верный вывод из разрозненной информации. Вдобавок Киаран успел упрекнуть Иорвета в намерении привести дурную, затянувшуюся историю к логичной развязке. О, d'yaebl, он будет гореть в аду, потому что впервые скажет это в мыслях:       «Я хочу её».       «Хочу без остатка. Целиком и полностью».       Он хотел эту девушку и думал о ней чаще, чем считал допустимым.       В висках бешено зашумела кровь, и против воли Иорвет мысленно погрузился в зыбучий песок вымученного принятия действительности. Это было так нелегко, что причиняло практически ощутимую боль.       Что-то обмануло Иорвета, заставило считать Гретту важной частью жизни. Оберегать и по-настоящему беспокоиться. В то время как против него с самого начала велась злонамеренная игра, целью которой было очаровать наивного дурачка. Все эти её телодвижения, плод женского коварства, нужны лишь для того, чтобы поработить его. И ясно это стало только сейчас.       «Это и был твой план с самого начала? — вторило в голове. — Я сразу тебя раскусил. Ещё когда вытаскивал тебя из подвала. Ты помнишь? Когда ты взялась за мою руку».       О-о! Иорвет хорошо помнил. Гретта была очаровательна. Очаровательна в загнанности и доверии. Как потерянный котёнок, она с невыразимой надеждой в глазах потянулась к нему и… улыбнулась, взглянув на его уши. Это позабавило её, девушку из другого мира. И напрягло его, убеждённого человеконенавистника. Потому что тогда он впервые встретил врага, который радовался его появлению. Боялся Иорвета меньше, чем поверженного альгуля, лежавшего в луже собственной крови на полу. Это было настолько экстраординарно, что сломало эльфу мозг.       Он осаждал Гретту неимоверное количество раз. Потратил десятки, а может, и сотни попыток на то, чтобы спустить её с небес на землю, расставить всех на свои места. А она не только расположила к себе членов его отряда, но ещё и повадилась нарушать границы его личного пространства. Началось всё с того, что она принесла ему воды на корабле, когда её никто не просил. Это и заставило смотреть на неё чаще, приглядываться. Что она задумала? Что у неё в голове? А дальше всё стремительно закружилось, завертелось. Каждый раз девушка протягивала к нему руку, словно надеясь, что он может решить все её проблемы.       Расчёт был верным, браво, Гретта.       Потому что спустя время, пройдя разделённые на двоих злоключения, он таки разглядел в ней женщину. Нет, он и прежде замечал её слабость и беззащитность. Но вся эта ранимость сыграла с Иорветом злую шутку. Слабость он принял за хрупкость, которая заставляла опекать и ограждать девушку от любых внешних угроз. Беззащитность стала соблазном, а маленький рост Гретты и её физическая уязвимость вызывали ощущение острого превосходства, гордость за собственную мужественность. С ними пришло осознание её нежности и безумное, еле сдерживаемое желание прикоснуться к ней.       Пока Иорвет удивлялся своим реакциям и предпочитал о них не думать, внутри росло другое чудовище — вожделение. Кто же знал, что мысли наподобие «она милая», «как же раздражает» и «хочу запустить руку в её волосы, попробовать их на ощупь» могли соседствовать с подсознательным желанием, в котором всё уже было решено. Её нежность хотелось растерзать, сжечь и стереть в порошок.       Решение оказалось достаточно внятным и предельно честным: Иорвет хотел видеть Гретту перед собой на коленях. Совершенно голой.       И это не укладывалось в его картину мира. Как с чистокровным Aen Seidhe могло произойти подобное? Ответ напрашивался простой: Гретта сделала это умышленно. Как-то раз пораскинула на досуге мозгами: как не откинуться раньше времени? Или, может… Должно быть, она думала о мести? И в своих умозаключениях дошла до одной мысли: цепному псу её не укусить. Более того, чуть позже собаку можно будет бросить подыхать от голода. Сучка пустила в ход все свои преимущества. Эту… необычную внешность и способность говорить как и что нужно. И, о Dana, каким голосом!       Похоже, Иорвет купился на это и теперь чертовски разозлился. Ему не хотелось быть идиотом, которого обвели вокруг пальца. Почему-то была уверенность, что ещё не поздно взять верх. Он не капитулировал в открытую, а Гретта ничего не знала. Почему бы не обернуть её игры против неё самой? Что она станет делать, когда столкнётся с демонстративными проявлениями его чувств? Их так много — вот сюрприз, — что это наверняка сведёт её с ума и заставит молить о пощаде. Только Иорвет не собирался душить своих демонов. А следовательно, и спасения от него нет.       Гретта пошатнула его стальную выдержку, пробила кучу дыр в самоконтроле, отыскав изъяны. И сумела сделать всё это, не прикладывая абсолютно никаких усилий, просто оставаясь в поле его зрения. Когда сегодня он притронулся к ней, как никогда остро почувствовал жар своего тела, исходящего даже через кожаный доспех. Она боялась. Должно быть, его взгляд искрил нескрываемой жаждой убийства. Так и было. И в порыве злости хотелось обрушиться на Гретту со всей яростью, размозжить череп о пол. Но рука Иорвета дрогнула. Впервые за долгое время он сдержал себя не из-за опасения за свою жизнь, а из-за страха причинить девушке вред. И это чертовски дезориентировало, взбесило ещё больше. Почему?       Скорее всего, Гретта уже успела отравить его разум, пробраться слишком глубоко, вплетаясь ядовитыми корнями, мутя рассудок. Наперекор этому вероломству в голове Иорвета нарисовался план: показать паразиту, что он, может, и приносит пользу, вот только живёт за счёт хозяина.       Каким приятным и простым оказалось снятие замков со сдерживающих его цепей. В которые Иорвет сам себя и заковал, долгое время твердя: «Не смотри, не говори, не трогай». Оттого нарушение собственных запретов казалось ещё более волнительным, до дрожи в пальцах будоражащим. Пары минут хватило, чтобы осознать: её волосы — его личный выход в астрал. Как он и думал, зарываться в них руками, самозабвенно перебирая мягкие, послушные локоны, — верх блаженства.       И всё-таки он спятил.       Гретта сопротивлялась нашедшему на него безумию, но никак не могла знать, что та минута была для Иорвета откровением. Своим тихим жалобным голоском девчонка только раззадоривала инстинкт хищника, заставляя желать себя.       «Иорвет, пожалуйста», — молила она. Что «пожалуйста»? В тот момент он был очень близок к тому, чтобы избавить от этой проблемы их обоих. Вырвать жалобный стон из её рта, то ли убив, то ли накрыв её губы своими. С рычанием схватить Гретту за шею, придвинуть к себе вплотную и яростно впиться в незащищённое горло.       Чем дольше он не замечал желания обладать ею, подспудно отказывая себе, тем сильнее оно становилось. Наверняка Гретта, наслушавшись романтических бредней у костра, не предполагала, чем это могло обернуться для неё. И потому так самозабвенно стремилась к телесному контакту, будто надеясь на тёплую, милую близость. В то время как в понимании Иорвета подобные вещи его дискредитировали. Он по-прежнему считал их связь недопустимой, запретной и невозможной и оттого распалялся ещё сильнее. В последние месяцы он отказывал каждой женщине — так недолго и в монахи уйти. И если Иорвет вынужден страдать из-за одной из них, нужно прекратить эти томления как можно скорее, раз и навсегда.       Пусть в намеченном сценарии и процветало садистское настроение, он не собирался причинять Гретте вред. Киаран зря опасался. И, d'yaebl, услышать подобное в свой адрес просто оскорбительно!       Как бы ни хотелось побыстрее разрешить свою проблему — навязчивое желание оказаться ближе, подтвердить или опровергнуть одержимость, — перспектива заставить Гретту пройти повторный круг ада совсем не прельщала. На её счастье, даже вызывала отвращение. Но ей придётся сдаться ему добровольно, потому что в противном случае она будет испытывать только боль.