Подарок

Айзава не любит праздновать свой день рождения. Не видит в этом необходимости. Ему, в общем-то, всегда было плевать на праздные даты. Тратить нервы на готовку, уборку, приглашения родных. Зачем? Тем более, что из родных у подпольного героя лишь его друзья — Ямада и Немури. Ну, и Тошинори. Последние несколько месяцев. Началось у них все как-то спонтанно. Когда Всемогущий, великий и прекрасный, впервые вошел в кабинет для совещаний, чтобы представиться как новый преподаватель геройской академии UA, Шоте было откровенно насрать на его присутствие — он тогда страшно не выспался, да и устал после предрассветной смены. Насрать было до того момента, когда директор попросил всех подписать документ о неразглашении далее услышанного и увиденного. Сотриголова подписал без задней мысли, трепаться он все равно не любил, к тому же, хотелось поскорее закончить совещание и залезть, наконец, в свой любимый желтый спальный мешок. Но то, что, собственно, учителя подписались не разглашать, сняло сонливость, словно рукой. Символ Мира, уже давно ставший привычным явлением со своими двумя с кепкой метрами и двумя с половиной сотнями килограмм чистых мышц, внезапно… сдулся. Дымка рассеялась, и перед про-героями предстал болезненно худой, сгорбленный мужчина со впалым щеками, почти черными мешками под глазами, бардаком на голове и в одежде, на несколько размеров превышающей его настоящий. В росте, как и в плечах, блондин слегка поубавил, о весе Шота предпочел не думать. Но, навскидку, Символ Мира потерял килограмм так под двести, если не больше. Естественно, увиденное вызвало шквал вопросов и всеобщего охреневания, даже Сотриголова не остался в стороне. А Всемогущий, не желавший смотреть в глаза преподавателям, стыдливо отводил взгляд и глядел себе под ноги, грустно, обреченно даже улыбаясь. Успокаивать взволнованных про пришлось Недзу, он и объяснил всю ситуацию. После короткого монолога директора Всемогущий обратился к учителям и в поклоне попросил прощения за доставленные неудобства и возникшую необходимость скрывать его секрет. Айзава после того совещания находился в прострации до самого вечера. Он никогда не скрывал, что питал к Всемогущему отнюдь не самые положительные эмоции. Его громкая, популярная персона скорее раздражала, пускай герой и уважал Символ Мира за его, несомненно, колоссальную работу. Но тот день, когда Тошинори Яги показал свое настоящее лицо, что-то изменил в Айзаве. Первые дни между ними метались молнии — слишком уж разными они были. Но со временем Шота начал замечать за собой слишком долгие взгляды, как свои, так чуть позже и чужие, мимолетные случайные прикосновения, попытки найти светловолосую макушку в толпе, непонятное желание встречи. Достаточно было сложить два плюс два, чтобы догадаться, в чем дело. Ломать голову Сотриголова не стал, сразу принял свои неожиданные чувства к Тошинори. Признался в них, кстати, тоже сразу. Причем в лоб. Прямо в школьном коридоре. На перемене. Ну, не был Айзава романтиком. Да и не знал, как это. Человеком он был прямым: понял, что влюблен — пошел и признался. С каменным выражением лица, смотря точно в глаза. Правда, о своем решение вот так бросить довольно громкую и важную фразу без предупреждения Сотриголова быстро пожалел, стоило лишь Яги зайтись в кашле. Первым делом Шота отвел его в лазарет, где по окончанию приступа они остались одни. По Всемогущему было видно, что он нервничал и не мог связать и пары слов, хотя усердно пытался. Айзава решил не мучить беднягу и ушел, дав тому подумать. На следующий день после занятий его стиснули в медвежьих объятьях и тихонько прошептали: — Давай попробуем. Попробовали. Весьма удачно. Из своего опыта отношений с Яги Шота мог сказать, что тот был просто невозможным романтиком, полнейшим дилетантом во всем, что заходило дальше поцелуя в щечку и очень внимательным к мелочам человеком. Да, Айзаве пришлось учить его целоваться «по-взрослому», подталкивать к более смелым действиям и почти пошагово инструктировать в их первую ночь. Было неловко. До того момента, пока Всемогущий не подстроился. Несмотря на всю абсурдность и каверзность ситуации с тем, что Тошинори оказался почти круглым девственником, первый раз вышел запоминающимся. Для Шоты позиция пассива была нова, но проблем в этом он не видел. Тем более, что с ролью актива Яги справился на Plus Ultra. Они встречаются уже несколько месяцев, Тошинори исправно нагружает Шоту романтикой и нежностью, Айзава в свою очередь ответственно царапает ему спину и кусает шею по ночам. За время своих отношений мужчины переняли некоторые черты друг друга, скажем, Сотриголова иногда мог сморозить какую-нибудь милую глупость, полыхая ушами и при этом сохраняя каменное лицо, а Тоши больше не боялся открыто высказываться любимому о своих проблемах и переживаниях, которые раньше предпочитал держать в себе под семью замками. В плане интима у Стерки выстроилось четкое представление верховенства Всемогущего, мужчина, несмотря на мягкий характер, был активом. На это указывало все: размеры — даже в ослабленном виде Яги был выше и чуть шире в плечах, хотя по комплекции и мускулатуре значительно уступал Шоте; возраст — у героя не было предрассудков по поводу возраста, но разница в больше, чем десять лет, все же давала о себе знать; характер — Тоши был мягким и невозможно добрым, а еще чертовски понимающим, в его глазах всегда было это отцовское, что ли, понимание, что заставляло Айзаву чувствовать себя несмышленым мальчишкой против своего любимого; поведение — Всемогущий умел заботиться, мужчина часто обнимал брюнета, гладил по спутанным волосам и всегда вел в поцелуях. И Шота не жаловался. Как можно жаловаться, когда тебя так искренне и так сильно любят? Вот и Стерка так думал. Только… Последнее время кое-что тревожило его, а он не находил в себе сил об этом сказать. Айзава хотел Тошинори. Хотел его не как актива. Впервые он подумал об этом, когда решил попробовать позу наездника. Тогда он сам завалил Яги на кровать, отметив, как в глазах последнего проскользнуло удивление и едва заметный страх. Видеть своего любимого под собой было… волнительно. Ночь закончилась привычно — фееричным сексом верхом на чужом члене. А вот последующие дни проходили совершенно непривычно — в голове постоянно крутились мысли о Тошинори. О Тошинори, лежащем на подушках полностью открытым перед Айзавой, с разведенными ногами, закинутыми на бедра брюнету, со смущенной улыбкой и бесконечным доверием в глазах. О Тошинори, по-кошачьи выгибающемся на постели, сминающем пальцами простыни и громко стонущем с запрокинутой в экстазе головой. От мыслей о таком Тошинори вставал моментально. И почему-то Стерка никак не мог решиться поговорить об этом с любимым. Он понимал, что подобная тема нормальна для однополых пар, но пересилить себя не мог. Довольствоваться оставалось лишь фантазиями и правой рукой. До сегодняшнего дня. Айзава спал уже поверхностно, когда почувствовал плавное прикосновение к плечу сзади, но открывать глаза мужчина не спешил — хотелось подольше понежиться в полусонном состоянии. Яги провел горячей ладонью вниз по руке, останавливаясь на чужой кисти и переплетая пальцы. Шота улыбнулся, он знал, к чему ведет его любимый. А потому покорно откинул голову, предоставляя Тоши больше пространства на своей шее, когда тот полез ее целовать. Блондин дорожкой ласковых поцелуев поднялся выше и, наконец, добрался до чужих губ. Подпольный герой потянулся к мужчине, поворачиваясь на спину и обнимая руками за шею. Одеяло, под которым спал Айзава, незаметно исчезло, оставляя мужчину в одних пижамных штанах, а большие мозолистые ладони неспешно огладили открывшиеся просторы теплого после сна тела. Шота начал распаляться и углублять поцелуй, потеряв всякую связь с окружающим миром — целоваться Яги научился на славу. Занятый приятными ощущениями, брюнет не заметил, как Всемогущий стянул с него единственный предмет одежды и расположился верхом на крепких мускулистых бедрах. А уж когда блондин взял в руку требующий к себе внимания орган и стал медленно водить по всей длине, обнажая головку, было уже на все плевать. А потом произошло что-то совсем неожиданное. Не давая вывернуться из поцелуя и объятий, Тошинори плавно опустился на колом стоящий член любимого, вызвав у того удивленный вздох и тихий стон. В прочем, ни о чем спросить Айзава не успел — Всемогущий снова втянул того в поцелуй и начал двигаться. Шота легко скользил в смазанной и растянутой дырочке, теряя голову от новых потрясающих ощущений. Сейчас его любимый, его Тоши, уперевшись локтями в постель по обе стороны от головы брюнета, медленно насаживался на его орган, тяжело дыша в поцелуй. Сотриголова оторвал его от себя, чтобы взглянуть в лицо, увидеть как оно изменилось со сменой позиций. — Шота… — жарко выдохнул Всемогущий, с просьбой и тем самым доверием смотря влажными глазами в глаза напротив. Как же возбуждающе он выглядел! Айзава готов был поклясться, что ничего более горячего и сексуального за свою жизнь не видел. Немая просьба была услышана. Шота сжал руками выпирающие тазовые косточки Всемогущего, потянул того на себя и приподнял его бедра, сам уперся ногами в матрац и толкнулся, вышибая удивленный полувздох-полувсхлип из любимого. Набирая темп, Айзава слышал, как дыхание блондина становится тяжелее, громче, как на особо сильных толчках Тоши не мог сдержать голос и со вздохами вылетали тихие стоны. Было так хорошо, так горячо. Двигаться внутри Тошинори было просто непередаваемо — так туго, так жарко и скользко, так сладостно… А слышать его уже не сдерживаемые стоны, видеть, как он время от времени выгибался, открывая великолепный вид на голую, еще с прошлой ночи покусанную и помеченную Шотой кожу, чувствовать его встречные движения… Айзава терялся в ощущениях, сжимая чужие бедра все сильнее и толкаясь все глубже и резче. Он подходил к кульминации, отмечая ткнувшегося в макушку Тошинори, старательно сдерживающего громкие, появляющиеся в горле сами собой звуки. Яги так и не прикоснулся к себе, дойдя до оргазма только внутренней стимуляцией. А Сотриголова, забывшись, излился прямо в любимого, крепко прижав к себе за талию. — Что это было? — с одышкой просил Шота, поворачиваясь на бок вместе с блондином. — Подарок, — с теплой улыбкой обнимая Айзаву, ответил Всемогущий, — на день рождения. Сотриголова только сейчас вспомнил, какое сегодня число. Действительно. Его день рождения. И Яги по такому случаю, даже зная, что брюнет не любит как-либо отмечать свои прожитые годы, сделал ему самый лучший подарок из всех, что Шоте когда-либо дарили. — Как ты, черт возьми, узнал? — пробормотал мужчина в сгиб шеи блондину, прижимаясь к нему крепче. — Твои жаркие взгляды было трудно не заметить, — весело отозвался Символ Мира. А Айзава и забыл совсем, что Яги очень внимателен ко всему, что касалось его любимого. — Мне иногда даже дышать становилось тяжело, — перешел он на более низкий и бархатистый голос, от которого по спине Стерки пробежали мурашки. — А ведь нужно было просто сказать. Я не против иногда меняться. Шота поднял голову, столкнулся с голубыми глазами, сверкающими в полумраке комнаты огромной любовью и нежностью и пропал. Снова пропал. В очередной раз понимая, какое счастье ему досталось. Несмотря на все свою самоотверженность, порой доводящую брюнета до белого каления, на часто проявляющееся ребячество, на поистине ослиное упрямство Всемогущего, Айзава любил этого человека больше, чем весь остальной мир. И был бесконечно рад, что Тошинори дал ему шанс. Но, конечно, пройдет еще сотня лет, прежде, чем Шота об этом скажет. В прочем, Яги видит все и без слов. В следующий поцелуй втянул их уже Стерка. Мужчина навис над Всемогущим, прижимая того к постели. И когда блондин понял, к чему все ведет, Шота только нагло и пошло ухмыльнулся, двинув бедрами — он ведь все еще был внутри. — Знаешь, я немного не распробовал свой подарок. Хотелось бы насладиться им сполна, — томно выдохнул в губы Всемогущему Айзава, оглаживая раскрытый впалый живот рукой. Тошинори прерывисто выдохнул. Из дома они за весь день так и не вышли. Даже на настойчивые предложения коллег отметить в каком-нибудь тихом баре отвечали отказом. Шота, если быть точнее, отвечал. У Тошинори на то не было ни сил, ни желания, поскольку из постели он выбрался только к вечеру. Айзава оказался очень жадным активом. Яги он истязал долго и со вкусом, так, что мужчина под конец их марафона слегка охрип. И да, Шота готов руку на отсечение отдать, но Тошинори в его пошлых фантазиях ничем не мог сравниться с настоящим.