Дом твой здесь.

      Лёгкий ветер проникал в покои, минуя лёгкий тюль и разбредаясь по всему помещению в поисках человека, который так хотел сделать вздох. Не находя такого, ветер также стремительно покидал комнату, стараясь вернуться уже тогда, когда будет нужен.       Фригга также стремительно, как некогда ветер, ворвалась в собственные комнаты, сразу же падая кулем на пол, как только тяжелые двери захлопнулись за её спиной. Закушенная в кровь губа едва могла сдерживать страшный вой, который стремительно разрастался внутри груди, оседая тяжёлым комом где-то там, возле сердца. Методики восстановления дыхания не помогали, непонятная ярость вкупе с огромной болью разворачивали сердце в жалкие, никому уже не нужные ошмётки. Привкус крови на языке появился вместе с алыми каплями на её любимом платье. Вспышки ярости всё больше перерастали в судорожные всхлипы, которые никто в этом жалком мире сдержать бы не смог. Она потеряла его.       Когда Один принёс в дом маленькую крошку, Всемать ещё не знала о том, что это крохотное существо однажды станет смыслом её жизни. Заботясь о подрастающем Локи, Фригга была счастлива. Даже когда её солнышко выросло и стало просить не проявлять такую чрезмерную заботу, она всё равно тайком помогала ему со всеми проблемами, будь это сквозняк или очередное занятие магией. Но теперь его нет.       Растирая слёзы по своему лицу, женщина ощущала, как внутри ломается что-то важное. То, без чего она уже не будет прежней. Кажется, мидгардцы называли это внутренним стержнем, хотя здесь, на Асгарде, чаще употребляли выражение «внутренняя сила». Впрочем, суть не менялась. Этот самый стержень с треском стал гнуться и переламываться сразу в нескольких местах, явно предсказывая полное разрушение жизни Фригги. Так оно и случилось.       На одном из балов маленький Локи не отпускал ладонь Фригги, крепко цепляясь своими пальчиками за свой единственный, но такой верный якорь. Тогда, кажется, отмечали новый союз Асгарда с одним из миров. Женщина уже и не помнила.       Но цепочка воспоминаний потянулась дальше, утягивая внутрь сознания, показывая то, что сейчас так хотелось иметь рядом.       Взрослый же Локи на балах держался холодно и отстранённо абсолютно от всех, априори не собираясь проявлять хоть какие-то эмоции по отношению к семье и гостям. Но величественность его движений и красота очередной раз останавливали взгляд Всемати, запечатлевая в памяти такого родного, но в то же время такого далёкого от нее сына.       Конечно, всё своё детство её Локи проводил за книгами разной направленности. Ребёнок, а после юноша поглощал информацию в таких количествах, что иногда становилось страшно. Но превосходная подготовка делала из сына прекрасного правителя. Пусть и не этим царством.       Самым тяжёлым, конечно, было скрывать от Локи тайну его рождения. Ведь тот, как и любой ребенок, ощущал эмоции родителя, а потому ему было очень интересно найти «корень» проблемы: Один его явно недолюбливал. Стараясь компенсировать нелюбовь Всеотца, Фригга отдала всю свою любовь сыну. Но этого не хватало.       Наступившее утро уничтожило во Фригге всё оставшееся, оставив лишь такую опустошенность, что никакая чёрная дыра не сравнится с той, что разворачивалась внутри женщины. Будучи вынужденной соответствовать ситуации и собственному положению, она надела чёрное платье вместе с вуалью, выходя на свет из собственных покоев с лёгкой печалью в глазах, но всё с той же уверенной походкой. Королевская осанка лишь дополняла образ царицы великого Асгарда.       Войдя в обеденную залу, женщина села на положенное ей место, завтракая лишь бодрящим напитком, не желая больших удовольствий, которых он уже не сможет получить. Это было настолько важно для неё, но Один лишь кинул вопросительный взгляд, наблюдая отсутствие аппетита у своей царицы. Но лишь пожав плечами, мужчина вернулся к своему блюду и кубку, не ощущая никаких неудобств. Ну да, куда уж ему. На публике это будет едва заметная скорбь, но вряд ли она ощущалась на самом деле. А вот Тор выглядел подавленно. Он не видел смысла скрывать собственные эмоции, потому что был воином. Да, сыном царя, но всё же воином, который был открытым и эмоциональным.       Фригга скорее ощущала, чем видела скорбь и вину своего старшего сына. И, конечно, она не могла не приободрить Тора, ведь тот был тем связующим элементом между воспоминаниями о детстве царевичей. Слегка грустно улыбнувшись сыну, женщина всё же отложила облегчение чужой ноши на потом, вновь скрываясь в собственных покоях. Последние воспоминания, связанные с Локи, были тёплыми, а потому оберегались в памяти как самое дорогое, самое ценное. Не стоило и сомневаться, что время будет нещадно бить именно по этим воспоминаниям, воскрешая довольное лицо младшего сына в каждом ночном кошмаре.       Сил становилось всё меньше. Фригга медленно усыхала в собственных покоях и в собственной памяти, прокручивая в голове лишь воспоминания, связанные с Локи. Жить не хотелось. Это было эгоистично, не достойно гордой царицы, но ей уже было так всё равно, что в глазах поселилась та же самая пустота, что уже давно жила в сердце.       А перед самой смертью с её губ сорвалось лишь тихое: — Локи, твой дом здесь.