Выход

- Давай на раз-два. Уставшая лампочка согласно мигает желтым светом. Холодные руки дрожат в бессилии. Вдох.

Уже неважно

Со-ул-мейт. Он проваливается в сон, на языке вертя слово. Емкое, надоевшее. Нашумевшее. О дивный мир! в котором совершеннолетие дает тебе имя, с которым будет связана твоя судьба. Намертво ли, неизвестно. Навсегда ли, - тоже. Ему его имя, еще не выбившись на руке, далось само в возрасте 16 лет. Такое простое, легкое и приятное имя юноши, которого Лорд впервые увидал во дворе своего дома. Он был худощавый, высокий и очень задумчивый, обутый в красные кеды (несмотря на то, что дожди лили уже третий день) и одетый в красную, застегнутую на замок, кофту. Шею обхватывал ворот черной водолазки. Он сидел на качелях и открывал пачку жевательной резинки. Все его пальцы были в красках. Была поздняя осень. Позже он выяснил имя незнакомца: Эрик Циммерман. Именуемый Эрик оказался соседом по квартире. Ровесником. Лорд, наверное, впервые был благодарен своей матери за ее любопытство и излишнее гостеприимство. Меньше чем за 30 минут родители Эрика рассказали женщине чуть ли не всю историю их жизни, стоя на лестничной площадке. Лорд тогда прижался одним ухом к двери и ждал, что же такого они расскажут об их сыне. Когда речь наконец зашла о нем, лицо юноши осветила победная улыбка и блаженство в глазах. Нет ничего лучше чувства, когда удача и судьба, кажется, хватают тебя под руку и несут, куда надо. «Наш Эрик очень любит рисовать! Когда мы перевозили его вещи, у нас закралась мысль, что принадлежностей для рисования у него едва ли больше, чем остальных вещей». Очаровало. Эрик был очень удивлен. Смотрел своими темными глазами, полными недоверия и удивления. «Лорд? Это еще что такое?» По правде говоря, юноша вполне понимал такое необычное «прозвище». Лорд был самым настоящим Лордом. Необычным. До безобразия красивым. Острые черты лица, контур челюсти, прямая осанка. Чистая, гладкая кожа, белая рубашка на парне была не такой изящной и выглаженной. Переливающиеся медовым цветом волосы, глаза - омут. Если быть еще честнее, Эрик даже не сразу поверил в существование своего соседа. Такое просто казалось невозможным. А Лорд смеялся, наблюдая за удивлением в глазах Циммермана. Смеялся, обнажая свою тонкую длинную шею, чем еще больше вводил в заблуждение бедного юношу. «Прозвище приелось еще с начальной школы. Настолько, что уже и не представлюсь собственным именем». Нет, это точно невозможно, думал Эрик, пожимая руку нового знакомого. А Лорд был более чем доволен. Эрик часто выходил в магазин за одной только жевательной резинкой и, как это позже заметил Лорд, оставлял помятые упаковки в карманах своих джинс и портфелей. Циммерман даже не старался отмывать краски. Он, на самом деле, не придавал большое значение этому, оставляя все на самотек: акриловые или масляные краски просто так не отмываются, а тратить на это уйму времени совершенно не хочется. Лорда это, впрочем, только больше завораживало. От юноши не ускользали личные истории людей о предназначенном судьбой человеке. У него было много вопросов, он часто расспрашивал родителей об этом и, к своему собственному удивлению, в итоге просто успокоился. Решил, что легче потерпеть до 18, узнать имя и терзать себя потом, чем терзать себя лишними мыслями сейчас. Когда он встретил Лорда, множество вопросов снова всплыло в его голове. И каждый день начинался с того, что ему приходилось предотвращать маленький штурм в себе. А Лорд, кажется, наконец заинтересовался всей этой темой, вокруг которой так трепетало большинство людей. Эрику 17, он старше Лорда ровно на два месяца, они встречаются на качелях во дворе, на лестничной площадке, в квартире Лорда (мать часто задерживается на работе и Лорд, наверное, в миллионный раз благодарит удачу). Эрик все также покупает жевательные резинки в близлежащем магазине и оставляет упаковки в карманах. Они пьют чай по вечерам, Лорд отвечает на постоянные вопросы Эрика на совершенно разные темы, Эрик делает наброски юноши и оставляет у него свои цветные карандаши, маленькие записки со смешными подписями и домашнюю кофту. «Ты веришь в судьбу?» Штрих все грубее и темнее, карандаш впивается в плотную бумагу, выводя контуры. Медовые глаза сладко смотрят в взволнованные глаза напротив. «Да» Эрику почти 18, он все чаще ночует у Лорда дома, чаще дотрагивается до него дрожащими руками и надевает его белоснежные рубашки. Непонятно зачем и непонятно куда, но Лорд никогда не был против, а Эрику было все равно, где ее носить. На столе собирается все больше интересных набросков с подписями, которые Эрик намеренно раскидывает по всей комнате своего партнера; в сердцах собирается все больше чувств, накопленных за почти два года общения; в глазах Лорда больше меда, в глазах Эрика больше любопытства. Лорд не был уверен, являлся ли Эрик его судьбой, но очень на это надеялся. Эрик, в свою очередь, ощущал то же самое. До восемнадцатилетия остается неделя, и они по традиции встречаются у Лорда. Эрик приносит краски и предлагает устроить "роспись по телу". Хозяин комнаты смеется, втихую опуская какую-то безобидную колкость, но покорно снимает футболку. Циммерман проворачивает со своей верхней одеждой тоже. Он не мог соединить в единое целое все моменты. Какие-то мысли возвращаются спустя долгое время, и все становится ясно. Как тогда тонкие руки, в краске испачканные, водили по тонкой бледной шее, так и в тот момент Эрик понимал, что упустил многое. Лорд был холстом, он не был против быть в руках юноши. Чувствовать бережные прикосновения кисти и прохладной краски, коркой засыхавшей на коже; Эрик рисовал многое, в основном цветы и небо, почему ему так нравится ночное? Брызги ослепляющих желтых точек разлетались по ключицам и лицу, Лорд был в звездах, в звездах был он, на них распускались цветы. Лорд был готов целовать пальцы парня, ощущая на языке краску. Но ощущал недосказанность. «Поднять изрисованные руки, мысленно просить о помощи». Кожа, мягкая и светлая, стала шершавой. Ночной. Может, небо над нами такое же шершавое, может, оно мягкое, словно кожа, и звезды, как веснушки рассыпаны по ней, по синей коже, думал Лорд после, в темноте ловя губы парня. Вниз по рукам гуляла кисть, рисуя звезды, почему всегда в твоей голове небо ночное? Лорд боялся собственных размышлений, но осмелился тогда приняться себя за его небо, задержал дыхание и убрал из рук Эрика кисть. Тот только задышал тяжелее, но был готов ко всему. Он наблюдал как длинные тонкие пальцы окунаются в желтую краску, ведут медленно от ключиц вдоль шеи, иногда нажимая сильнее на кожу. «Мог ли я тогда принять твое молчание за согласие, обхватив твое лицо желтыми руками и перемешав день с ночью». Нижняя часть лица Эрика сияла ярким днем, когда как губы окрасились в синий. Может, небо в смешанных красках, потому что оно также кого-то любит и целует? Лорд поправлял волосы юноши, окрашивая и их тоже. «Потому что я уже был не я, я был холстом, был небом, и, может, в таком облике я…» Эрик оставляет на бледном небе смешанные следы и счастья, и растерянности, и искренности, отчаяния, желания. «…мог бы стать тебе ближе». Циммерман смеялся парню в губы, обхватывая его лицо, ощущая острый контур челюсти. "Хоть бы это был ты", - худые руки крепко обхватывают острые плечи Лорда, губы аккуратно и скромно дотрагиваются до шеи. «Мог ли я смешать свою ночь с твоим ясным взволнованным солнцем? - Давай на раз-два. На круглых часах стрелка ведет отсчет после 12. Оба знают и едва ли ощущают: имя медленно проявляется на внутренней стороне предплечья. - Раз, - губы касаются щеки, пуская с себя слова в мягкую кожу. Длинные волосы Лорда едва ли щекочут Эрика. Рука ведет рукава домашней кофты вверх. - Два. Улыбки. Выдох. Выход.