***
Надвигалась никем невиданная Гроза. Лёгкий свежий бриз пронёсся, окутывая своей прохладой. Он кружил, шурша листьями. Играл, перегоняя другие порывы. Мчался вглубь лесов, он желал разбить поток воды, так резво падающий с горы. Ощутить, как вздымаются и растворяются в нём тысячи кристальных капель. Он уже резвился так ни один раз — его драгоценная игра. Стремительно сокращая путь к цели, он разгонялся и наконец врезался, вздымая ввысь струи воды. Так сильно бриз наслаждался игрой. Невообразимо высокие кучевые облака плыли в даль, не летал ещё ветер серди столь удивительной красоты. В иной дали наступала синева, где резвилась семья бриза: ветра и молнии, миллиарды льдинок и капель. Скоро будет гроза. — Ветер, как долго? На тихий вопрос ветер завыл скоро. Он говорил: «Семь солнц и семь с половиной лун». — Благодарю, прекрасный, — с неиссякаемой любовью сказала она, в тот же миг чувствуя с какой нежностью он ласкает её длинные пряди. Донёсся протяжный вой с приятнейшим шуршанием листьев. — Ты мог и сам спросить, — повернулась любимица ветра к дереву, первому близ ручья. Точнее, к тёмной фигуре, использующей ствол как опору. — Ты ему по нраву, — прозвучал плавный, глубокий голос. — А я не ласкаюсь со стихийными явлениями, ангел. Солнце, то скрывающееся, то вновь выглядывающее из-за сулящих дождь туч, сквозь молодые листья поцеловало лучами огненные локоны, хищно отливающее золотом. — Ветер очень мил, — подходя ближе к собеседнику, заявила она. — Это попытка вызвать у меня ревность, Азирафель? Азирафель застыла, теряясь в нахлынувшем удивлении. С гордым видом, быстро, но не сразу она произнесла: — Не пойму — ты изменился после падения или стал похож на себя самого, Кроувли? Мужчина игриво прищурился на неё, оглядев с макушки до слепящих белизной ног. Крылья её по его просьбе растворились белой дымкой, не то чтобы они впрямь слепли Кроувли глаз, просто отчего-то хотелось забыть о небесном даре у неё за спиной. — «Падение», — выделил он тоном, — скорее прыжок в свободу. — «Свободу»? — Азирафель слегка шевельнула бровью. — Ах, да, отчитываться о совершенных пакостях — истинная свобода. Как я могла забыть. — Ты можешь разговаривать как милый ветер? Она улыбнулась. Кроувли продолжал: — Тем более, вряд ли это будет сложно… И я могу найти партнёра по пакостям. — Из числа прыгнувших в «свободу»? — Ещё одно слово и… Азирафель сложила губы трубочкой и многозначительно подула, чуть присвистнув, изображая ветер. — Я не говорил этого раньше: у тебя красивая форма губ, очень, изящные и нежные как бутон ранней розы. — Кроувли? — Я учусь одурманивать женщин, — быстро произнёс он, с истинно деловитым видом. Когда Азирафель что-то не понимала и думала, её брови чуть сдвигались, а затем открывался ротик, чтобы уточнить или спросить: — Зачем? Тем более, что ты уже одурманил… Еву. Единственную и первую женщину. Не кажется достаточным достижением? — Совратить её оказалось легко, невероятно податливая и любопытная, — протягивал Кроувли, источая приятные воспоминания читающееся в змеином взгляде. — Что это за лицо? Осуждение? — поднял он брови, пародийно пытаясь заглянуть ей в глаза. Азирафель отвернулась к кучевому облаку, наливающемуся завораживающим синим. Ах, оно оказалось таким искусным. Ангелица запечатлела её до последней линии, чтобы воссоздать на красной седьмой заре. — Даже обида… — замечал он, бестактно вслух. Демоны всё так чутко улавливают, малейшее изменение духа или только Кроувли? Ей нравилось, что Ева и Адам жили в этом саду. Они были гораздо интереснее рыб, птиц, даже тигра. Ни одна птица не умела петь как пела Ева, и даже самый умелый бобёр не мог строить как Адам. Ева рисовала, что приходилось ей по душе, на стенах их хижины, да и Адам красиво пел. Благо, Азирафель не слишком задумывалась о том, кто виноват, как бы могло быть, зачем. Она знала: на всё воля Господа, всё будет хорошо. Это знание — корень её жизни. — Нет никакой обиды, — облегчённо отозвалась ангелица. — Я знаю — тебе приказали, — она на секунду показала лицо, но глаза всё равно остались быстрыми. — Да, приказали заделать эдакий скандальчик, — Кроувли в последний миг тормозил нотки довольствия в голосе. — А с вашей стороны… Не слишком умно для Всевышнего. Тебе не кажется странным, что долбаное яблоко росло посреди сада, и самое ключевое и странное: именно его нельзя было откусить. Азирафель сдвигала бровки, но молчала, и вскоре взглянула на Кроувли. Змей расценил это как сигнал к дальнейшему развитию темы. — Если уж не хочешь, чтобы его тронули… Нельзя ли было посадить его на горе или на луне? — протягивал демон. — Что же Она задумала? — произнёс он, устремляя острый взгляд прямо в тёмные зрачки ангелицы. Ища некоторую взаимность, желая, что и она с ним поразмышляет. О, как аспид хотел это увидеть. Ничего не говоря, они вдруг смотрели друг на друга, застыв. И он увидел: «Раз!». То яркое, но быстро потухающее в глубине. Кроувли не собирался прерывать их контакт — она сделала это, прикрыв глаза, произнося: — Чтобы не задумала Всевышняя, нам не следует разгадывать. Всё будет хорошо, — последнее как будто успокаивая себя сказала она, вновь соединяя их взгляды. Да, «хорошо», он раньше так думал, до того, как связался с свободолюбивой бандой. — А где твой меч? Я помню его, — на его резвый вопрос, ангелица поменялась в лице, чуть прячась. — Незабываемо пламенел, прямо жар пыхал. — Ну… Он… — Потеряла? — ехидно выдал Кроувли. — Нет! Я… Я отдала его… им. — Что? — изумился демон. Азирафель смущенно отвела глаза, и вернув, стала озвучивать ход её дум: — Подарила им. Там полно диких животных и в пещере холодно, а она в положении! — Да. Умное решение. — Да? — заискрилась она. — О, спасибо, я переживала, спасибо. Так мило, что Кроувли чуть не передумал произносить: — Конечно. Ты и подымала этот меч с трудом. — Кроувли, — из её уст его имя, та интонация — неизменно. Всегда, когда он говорит что-то неправильное или плохое, неуместное, резкое, не нравившееся ей. Были и другие координаты её «Кроувли», когда его пыл и распущенность ей нравились. — Да, — реагировал демон на невысказанное возмущение. — Ну… — Да, — твёрдо и быстро приструнил змей, и уже другим тоном произнёс: — Я подумываю сменить имя. — Не думай, у меня есть вариант. — Да? — взглянул он с помесью интереса и удивления. Уже по её лицу читается, что обиженная за пассаж о мече скажет нечто необычное. — Глупый, — тихо произнесла ангелица. Змей с покровительственным видом глядел на безобидное создание с высоты своего роста. Она продолжила: — Нежный, ленючий змеючка. — Оу, — демон немного раскрыл те, пышущие нежной игривостью, расслабленные глаза. Азирафель во что бы то ни стало решила его поддеть. — Заметила тебя недавно тискующего в тени клёна тех пушистых зверюшек. Очаровательное зрелище. Промчался миг, затем второй, и вскоре раздался быстро стихший вопль ангелицы. Её со скоростью схожей в тот час промелькнувшей зарницей подкидывал, отпускал, ловил, кружил прыткий демон, расправив свои тёмные крылья. От испуга ангелица оцепенела, кроме того, кажется пытаясь, вести себя холодно и храбро, что почти ей удалось, если бы только она так сильно не цеплялась за него. — Помнится, мы встретились потому, что ты намеревалась погладить змейку, — прошипел он, прижимая её мягкое тело ближе. Азирафель умела летать, быстро, падать и взмывать ввысь за облака. Но то, что делал Кроувли — невероятно дьявольские виражи, заставляя землю и наступающую грозу оказывается то сверху, то снизу. А самое коварное — он отпускал её и вынуждал, потерявшую пространство, даже забывшую как вернуть крылья, падать вниз. С разными промежутками ловил, в этот раз с долгим, прижал к себе. — Ты весело пугаешься, пернатая, — искрил он и горел азартом ослепительней её меча. — А это я зову «дьявольская спираль Кроувли». Даже стремительный сокол никогда бы не превзошёл его. Как и на суше, демон двигался невыносимо искусно. Лёгкая неуловимая тёмная фигура играла с белой нежностью, на территории ветра, парившего где-то у водопадов. Гром уже перебивал змея. Становилось свежее и холоднее. Лёгкие, перебиваемые порывами гортанные стоны ангелицы от внезапных разворотов, старательно ловил Кроувли. — Кроувли, отпусти, я сама полечу, стой! Нас заметят! Нас увидят! Кроувли! — Вселять страх в ангелов — звучит как превосходная затея, — золотистые искры лились из его взгляда, он обнажил белоснежные зубы. — Мои поймут. Но, — прищурился Кроувли, — ты права, меня не похвалят, — демон устремился ближе к искрящим разрядам, в недра синевы.— Ведь тебе нравится, ангел.
***