***
— Душа моя, нам нужно будет уехать из страны. — Снова? — девушка не спрашивает, куда. Она уже давно заметила на его рабочем столе русско-японский словарь и подробную карту некого японского города Йокогама. Мужчина кивает ей в ответ, затем медленно встаёт с кресла, немного разминает затёкшие мышцы и после неспешно подходит к ней. Она улыбается ярко, открыто, искренне, так, что Достоевский сам не может сдержать улыбки на лице. Эспер обнимает своего соулмейта, зарывается лицом в её шелковистые волосы и шумно выдыхает в область шеи. Хорошо, чертовски хорошо. — Милая, ты ведь поняла, куда мы едем на этот раз? — горячо шепчет мужчина, слегка покусывая мочку уха. Теперь уже девушка согласно кивает и уверенно произносит, смотря без страха прямо в аметистовые глаза: — Япония. Фёдор ласково улыбается и смотрит ей в глаза: в их отражении он видит себя, непривычно бодрого и до безобразия счастливого. — Родная моя, по прибытии я подарю тебе всё, что захочешь. В чём там японские дамы ходят? Кимоно и юкаты? Я куплю самые лучшие. Для тебя, моя ненаглядная. Она жмётся к своей паре всем телом, целует Демона в подбородок и еле дотягивается до щеки — разница в росте всегда была заметна. И ведь ей не нужны ни юкаты, ни цветастые верхние кимоно, о чём она сразу же оповещает эспера. Всё, в чём она нуждалась и чего хотела, сейчас находилось подле неё. Большего было и не нужно.***
Она быстро усвоила, что её соулмейт — не просто какой-нибудь мальчишка с улицы, нет. Фёдор Достоевский — глава преступной организации «Крысы Мёртвого Дома» и один из членов знаменитой «Смерти Небожителей». Но её это не особо волновало. Признаться честно, девушка до глубины души была поражена им, его умением находить решения из непростых ситуаций, поражена его гениальной стратегией и тактикой ведения боя. Она полностью разделяла стремление очистить мир от других эсперов, потому что это была его мечта, его цель. А он стал её жизнью. Всецело и бесповоротно.***
Фёдор, как и его соулмейт, не любил пробирающий насквозь холод. Днём он носил излюбленный дуэт — белую шапку-ушанку и тёплую тёмную накидку с застёжкой у горла. Его пара, подобно любимому мужчине, всегда надевала белую меховую шубку до середины бедра — его подарок — и уже не так часто — такую же белую «волкошапку» с длинными свисающими «ушами». Так теплее, поясняли они в один голос на немые вопросы друзей. А вот ночи любили коротать в объятиях друг друга. Прижимались обнажёнными телами, распаляли внутренний огонь в сердцах, что в такие моменты не затухал ни на минуту. Достоевскому не нравились японские традиционные подушки-валики, на которых приходилось ютиться, находясь в Стране Восходящего солнца. Но зато ему нравилось использовать тело любимой в качестве альтернативы. В особенности мужчине нравилось спать, уткнувшись лицом в упругую грудь девушки. А что? Тепло, мягко, уютно. То, что нужно израненной и истощённой душе эспера. Особенно, когда никто не мешает ему насладиться бархатом её кожи, когда ничто не мешает мужчине поставить на красивом светлом теле пару контрастно-красных меток в лилово-синей окантовке от укусов зубов.***
— Душа моя, — лениво растягивая гласные, пропел Фёдор. — Пойдём, нам пора. Мужчина приобнял свою пару со спины, любовно поцеловал в макушку, шею, развернул девушку к себе лицом, продолжил беспорядочно осыпать поцелуями её лоб, нос, покрасневшие от холода щёки, запечатлел на алеющих губах сладострастный долгий поцелуй, и всё это — на фоне вечерней Йокогамы, на крыше одного высотного здания на окраине города. — Так скоро? Непрошеные слёзы сами собой наворачиваются на глаза. Она пытается незаметно смахнуть прозрачные капли, но разве этот жест мог остаться незамеченным? — Тише, родная, не плачь, — шепчет ей Демон, пытаясь успокоить, однако скоро понимает, что простые слова здесь бесполезны. Он сам не хотел оставлять свою пару наедине, хоть и прекрасно понимал, что это необходимо. От безысходности самому хочется громко кричать и рвать на себе волосы. — Обещай мне, что не позволишь тому детективу взять верх. Обещаешь? Мужчина молча кивает головой. — Обещай, что не будешь рисковать своим здоровьем. Обещаешь? Снова молчаливый кивок. — Обещай мне, что вернёшься. Обещаешь? Рёв сирены и звуки выстрелов возвращают к реальности не хуже взорвавшихся совсем рядом гранат. Достоевский понимает: медлить нельзя ни минуты. Он подхватывает любимую на руки и под дождём из пуль и осколков спускается вниз по винтовой лестнице. Глава Крыс даже успевает подумать, что сейчас он больше похож на героя американского блокбастера, которые любит смотреть треклятый Фицджеральд, чем на себя настоящего. Его соулмейт быстро приходит в себя и не сопротивляется, когда Фёдор вручает её Ивану и Александру. — Обещаю, милая моя: я вернусь к тебе. Встретимся через месяц! — улыбаясь, произносит Достоевский, прежде чем троица скрывается из поля зрения и его ловит полиция. Всё идёт строго по плану.***
И они встречаются, но не через месяц и даже не через два. Три месяца, двадцать семь дней и без двух минут четыре часа две родственные души не видели друг друга. Невыносимая мука. «Надейся и верь» — фраза, давно уже ставшая молитвой, постепенно тускнела. Его паре плохо, Достоевскому ничуть не лучше. Фёдор уже был готов проклинать свою идею с поимкой и заключением в одиночную камеру, но разве в его это принципах? Тем более, детектив, сидящий напротив, никуда не спешил и будто бы ждал чего-то. Хорошо, когда он молчал, но вот иногда… — Хочешь, расскажу тебе анекдот! — Дазай чуть ли на месте не подпрыгивает. — Встретились как-то раз японец и русский… — Да ты задрал уже! — Демон устало потирает виски и мечтает поскорее вернуться к своей возлюбленной. Всю нужную информацию он уже разузнал, да и успел кое-что почерпнуть от Осаму. Смысла ждать у моря погоды не было. Пора. Пять последовательных мощных взрывов раздались с пяти противоположных сторон тюрьмы. Детектив встрепенулся и как-то весь напрягся. Видимо, парень не ожидал чего-то столь дерзкого и безрассудного. — А это — за мной, — Фёдор без усилий разорвал металлическую цепь на шее (как он сумел так быстро сделать это?), отворил створку камеры и мгновенно исчез, оставляя за собой неясную дымку и недоумевающего Дазая со сбившимся ритмом сердца. Где-то далеко в Йокогаме Анго безуспешно пытался декодировать «послание».***
Его девочка, его соулмейт, жмётся к нему всем телом, ластится к мужчине и целует сначала гладко выбритые щёки, а затем и слегка обветренные губы. — Душа моя! — он на руках кружит свою пару, невообразимо долго и много говорит о любви и клянётся больше никогда не отпускать от себя. Чуть поодаль стоят в обнимку Пушкин с Гончаровым и пытаются не разреветься от такого милого зрелища. Жизнь постепенно налаживается. Планы Достоевского продолжают выполняться, с каждым разом запутывая как Агентство с Портовой Мафией, так и правительственных Ищеек всё сильнее. Каждый его ход изощрённее предыдущего, предугадать дальнейшие действия практически нереально. А пока, думает Фёдор, можно немного расслабиться и пожить чисто для себя. И для неё. «Жизнь налаживается, и она обязательно станет ещё лучше!» — уверенно шепчет себе под нос мужчина, поглаживая в кармане маленькую бархатную коробочку с золотым кольцом внутри. «Демон» не имел права ни на что светлое. Но Судьба решила иначе, и поэтому даже такой «тёмный» эспер, как Фёдор, получил свой заслуженный кусочек счастья в лице юной девы, мерно посапывающей на его оголённой груди.