За опущенными веками

      Я лежу в постели своего нового дома и смотрю в потолок. Белый-белый. Как снег. Как бесконечная пустота.       Прекрасное ничто.       Мне почти больно смотреть на эту яркую, пронзительно-яркую белизну, но я не закрываю глаза. Я не могу закрыть глаза.       Иначе это начнётся снова.       Оно всегда ожидает в темноте. Ждёт, пока я провалюсь в неё, окончательно ослабев. За опущенными веками слишком темно.       Там — боль. Там много боли.       За опущенными веками меня ждёт самая страшная в мире пытка. Пытка воспоминаниями.       Призраками моего прошлого.       За опущенными веками — Рута. Она смотрит на меня большими карими глазами. Смотрит долго, не моргая, не отводя взгляд.       А затем кричит.       Её лицо искажается гримасой ненависти, она кричит громко, с надрывом. В её голосе — тоже ненависть. Рута ненавидит меня.       «Ты виновата в моей смерти!»       Я не виновата! Я не хотела этого!.. Я пыталась тебя защитить, Рута, я не хотела твоей смерти, я не виновата, я… пожалуйста, прости меня.       Рута замолкает.       Снова смотрит. Печально, долго, уже без ненависти. Она больше ничего не говорит, только тихо начинает напевать.       Ту самую колыбельную.       За опущенными веками — Цеп. Тоже смотрит, но в его взгляде только злость. Злость и ненависть, снова ненависть ко мне. Цеп тоже кричит.       «Я зря пощадил тебя!»       Зря. Я тоже так думаю, правда. Моя жизнь теперь — хуже смерти. Я завидую тебе, Цеп. Тебя больше ничто не терзает.       Цеп ухмыляется.       Качает головой, хмурится, молчит. Вскидывает руку. Три пальца к губам, затем рука вытянута. Секунда — и его нет.       А я всё ещё здесь.       За опущенными веками — Катон из второго Дистрикта. Скалится в дикой ухмылке, безумно, исступленно смеётся.       После — кричит тоже.       Катон кричит не из ненависти — от боли. Из темноты возникает свора переродков. Катона уже не видно за их телами.       Только слышен нечеловеческий вопль.       За опущенными веками — президент Сноу. Смотрит изучающе, с интересом. Вы ведь наверняка хотите избавиться от меня после этих Игр, президент.       Так чего же вы ждёте?       Потолок в моей комнате — белый-белый. На него почти больно смотреть, но я не могу закрыть глаза.       Не по своей воле.       Порой я проваливаюсь в забытье, и оно — моё спасение. В нём нет ничего. Ни криков, ни ненависти, ни боли.       Реальность — хуже.       В реальности есть мама, Прим, Гейл, иногда приходящий в гости, глупый кот Лютик. Есть настоящая жизнь. Но ещё есть страшное, неизбежное осознание.       Я схожу с ума.       В сознании тихо-тихо поёт колыбельную Рута.