***
— Эй, Риддл! Том раздражённо дёрнул плечом, но ничего не ответил приютскому мальчишке, местному задире, продолжая тщетные попытки вникнуть в текст учебника по зельеварению за пятый курс. Когда широкая тень закрыла солнце, Том всё же поднял взгляд и вопросительно посмотрел на парня, который был на голову выше, но никогда не внушал Тому угрозы. Том сам был угрозой. — Что это с тобой, Риддл? Может, ты влюбился? — издевательским тоном протянул парень, после чего хрюкнул, довольный своей шуткой. На секунду рот Тома перекосило от отвращения. — Я не удивлюсь, если девчонка тебя послала! А ты теперь, бедняжка, места себе не находишь, — продолжал подначивать он, склоняясь над Томом всё ниже. — Ты не переживай, Риддл, на свете ещё много других девушек. Только вот, боюсь, тебя каждая из них пошлёт, — мальчишка наклонился к самому уху Тома, — ведь никто даже не посмотрит на такого монстра. Тобой только детей пугать, пугало. Риддл заглянул в глаза своего «товарища», тот, вначале высокомерно вглядываясь в ответ, вскоре начал бледнеть. — Неужели ты, Трент, по своей наивности думаешь, что я могу напугать лишь маленького ребёнка? — Том говорил ровно и безэмоционально, но от этих слов у Трента затряслись коленки. — Как жаль, что у тебя такая плохая память, мой друг. Похоже, ты успел забыть, кто я и что могу с тобой сделать. На бледном лице парня стал проступать багровый оттенок, какой бывает при удушениях. Тому нравилось это зрелище, как паника застилает глаза его жертвы, как руки судорожно хватаются за горло, пытаясь найти преграду кислороду, как глазные яблоки выпучиваются из орбит. Низко склоняющиеся ветки старого дерева удобно скрывают от посторонних взглядов, потому Том наслаждался представшей перед ним картиной, совершенно не беспокоясь, что другие дети позовут воспитателей, и тогда придётся отпустить свою добычу. Риддл хотел бы ещё развлечься, в конце концов, ему давно хотелось выпустить пар. Том контролировал ситуацию, разбираться потом с трупом ему не хотелось, потому давал мальчишке сделать глоток воздуха раз в пару минут. Тот, казалось, был на грани позорного обморока. И вот, когда Тому захотелось узнать как долго подопытная крыса продержится без воздуха, глаза Трента закатились, руки обмякли, а тело повалилось на землю двухсотфутовым мешком. Губы Риддла сами собой скривились в гримасе недовольства, а глаза искрились от переполняющей юное тело злобы. Тогда он и ощутил это. Чувство, которое раньше он испытывал лишь в своих кошмарах. Страх. Том заозирался в поисках знакомых изумрудных глаз, но, как тщательно не искал бы, никого не видел. Через минуту сковывающий позвоночник страх исчез, и дыхание Риддла выровнялось. Это был первый раз, когда Том подумал, что сходит с ума.***
Самое обидное было лишиться способности не единожды сохранявшей жизнь, а именно — говорить. В собственных снах ему не позволено даже разговаривать. Он мог только смотреть, но и единственным предметом изучения были зелёные глаза, которые каждый раз пугали его своим колдовским огнём. Создавалось ощущение, что его снами управляют. Неизвестный зеленоглазый кошмар показывал ему лишь то, что сам хотел и только тогда, когда ему того хотелось. Эта изощрённая пытка продолжалась уже почти два месяца. За то время Том готов был проклясть каждого зеленоглазого объекта, попадающегося ему на пути. До сих пор никто не пострадал только потому, что единственного взгляда в глаза этих незнакомцев хватало, чтобы остужать его пыл — это всё не то. Ни у кого он не видел столь ярких, горящих Авадой, глаз. Эти глаза были прекрасны в своём пугающем изумрудном пламени. И эта случайная мысль поменяла всё, — это был последний кошмар Тома. Его мучитель просто вдруг скрылся во мраке, всё вокруг вновь заволокло густым туманом, а ещё через мгновение его и вовсе вытолкнуло из сна, будто нашкодившего щенка. Риддл сидел на кровати, обхватив голову руками и силясь понять, что произошло. Это конец? Больше ему не будут сниться кошмары? Должен ли он радоваться этому? Потому что особой радости Том не испытывал. Его сердце выжигала злоба.***
Оставшиеся пару недель каникул Риддл потратил на летние задания и изучение новых учебников. Он не смог выполнить задания в начале лета, потому что сосредоточиться после бессонных ночей никак не выходило, и теперь он был вынужден в срочном порядке делать то, о чём обычно ему волноваться не приходилось. В эти дни его почти не бывало в коридорах или во дворе приюта, чему наверняка радовались обитатели. Ведь за прошедшие два месяца Риддл успел доставить столько «неудобств» воспитателям, сколько не доставлял уже несколько лет. А первого сентября Том, приветствуя своих школьных друзей, садился в алый поезд и даже мысли не допускал о человеке с глазами-изумрудами. Весь путь прошёл в спокойствии, даже довольно бурные разговоры однокурсников не раздражали, только их редкие попытки привлечь внимание Тома пресекались его ледяными взглядами. Вместо бессмысленных разговоров, Риддл предпочёл провести время поездки за восстановлением контроля над собственными эмоциями. За это долгое лето он растерял свою хладнокровность и не знал кого в этом винить, персонажа своих кошмаров или всё-таки себя. У входа в замок их встречал преподаватель трансфигурации профессор Альбус Дамблдор. Мужчина был одет в парадную мантию, чем безраздельно привлекал внимание всех прибывающих учеников. Насыщенного голубого цвета ткань искусно вышитая золотыми узорами особенно ужасно гармонировала с тяжёлыми серыми тучами, которые покрывали всё небо. По мнению Тома, наряд профессора выглядел убого. Пятый курс Слизерина равномерно разместился за длинным деревянным столом, каждый на отведённом ему месте, а Том сидел в самом центре всей этой композиции и мог видеть каждого. Так же отсюда хорошо обозревался весь Большой зал, столы других факультетов и преподавательский. Напротив сидел светловолосый наследник Малфоев и вёл неспешную беседу с находящимся по левую руку Тома Альфардом Блэком, справа сидел зарывшись в сегодняшнюю газету Лестрейндж. Заметив внимание Тома, он тут же свернул газету и повернулся, смотря с предельным вниманием. — Что-то случилось, Том? — Что так заинтересовало тебя в этом выпуске, что ты весь день Пророк из рук не выпускал и даже сейчас, на пиру, продолжаешь перечитывать снова и снова? — будничным тоном поинтересовался Том, делая глоток освежающего сока из кубка. Не то, чтобы ему действительно было интересно. Он сам уже проштудировал все самые важные новости и не нашёл в них ничего сверхъестественного, к чему можно было проявить столь тщательное внимание, как это делал Лестрейндж. Тот потупил взгляд, но ответил сразу же; авторитет Тома никогда не подвергался сомнению. — Дело в том, что накануне ночью мой отец получил письмо от своего давнего приятеля, он живёт в Страсбурге, почти на границе с Германией, и новости до них доходят быстрее, — говорил Реджинальд шепотом, наклонившись к Тому поближе, чтобы чужие уши не уловили ни слова из их разговора. — В этом письме он посоветовал внимательно читать утреннюю прессу, потому что у них там случилось что-то невероятное. Но, сколько раз я не перечитывал Пророк, там даже намёком не сообщалось о каких-нибудь важных событиях. Даже светские новости прошерстил — ничего. В надёжности письма я не сомневаюсь, так что вывод напрашивается только один... — В прессе намеренно скрывают информацию о событиях в Германии, — закончил за ним Риддл и глубоко задумался. Лестрейндж согласно кивнул, но больше ничего не говорил. Размышления Тома далеко не ушли, потому что их прервали открывающиеся с тяжёлым шорохом высокие двери. В зал под конвоем заместителя директора всё в той же нелепой мантии вошли около сорока детей, которым предстояло пройти распределение по факультетам. Дамблдор нёс в руках Распределяющую Шляпу, что было странно, обычно Шляпа ждала начала церемонии в Большом зале, оставленная на колченогой табуретке, которая, кстати, была на своём привычном месте. Дети, ещё не имеющие признаков отличия на своих мантиях, выглядели сильно нервничающими и быстро семенили за своим конвоиром. Когда вся толпа первокурсников зашла в зал, Том, всё ещё пребывающий где-то в своих мыслях, краем глаза заметил прошмыгнувшую за детьми тень, но она так быстро исчезла, что он не успел понять даже, был ли это человек или, может, это Пивз снова строит свои ловушки для новичков. Так или иначе, началась церемония распределения, и Риддл переключил своё внимание на неё, попутно прокручивая в голове информацию, полученную от Лестрейнджа. Церемония закончилась довольно скоро, в этом году Шляпа не выдерживала долгих драматических пауз, и первокурсники быстро рассаживались за столы своих факультетов. Слизерин пополнился на девять светлых голов, большинство из них были выходцами из уважаемых чистокровных семей. Шляпу унесли и директор, казалось, только очнувшийся ото сна, поднялся со своего кресла. Директор Диппет произнёс напутственные слова о прилежной учёбе, пожелал быть мужественными в это нелёгкое время и хлопнул в ладоши, — столы украсили множества блюд с яствами. Несмотря на угрозу войны, в Хогвартсе никогда не было проблем с едой, и Том был этому несказанно рад. С окончанием ужина Том, выполняя свои обязанности старосты, собрал вокруг себя первокурсников факультета Слизерин и, покровительственно улыбнувшись, попросил следовать за ним. Он провёл детей через подземелья ко входу в слизеринские апартаменты и, открывая проход в каменной стене, наказал новичкам запомнить пароль: «Уидосорос». Дети осматривали общую гостиную чуть ли не с разинутыми ртами, немое восхищение застыло в их глазах. Риддл был доволен произведённым впечатлением, но задерживаться с первачками не собирался, этим вечером ему было что обдумать. Он произнёс стандартную приветственную речь, какую и сам когда-то выслушал, и с самым доброжелательным выражением лица посоветовал обращаться по любым вопросам. Когда он закончил, проход в стене открылся и вошёл слизеринский декан Гораций Слизнорт, а следом шёл незнакомый Тому парень. Среднего роста, худой, с непослушными вихрами угольного оттенка вместо волос, облачённый в обычную школьную мантию с слизеринскими цветами. Он внимательно слушал восторженную речь зельевара, иногда кивая вместо ответа и вставляя свои реплики. Риддл был немного удивлён этим явлением и едва не забыл поприветствовать профессора Слизнорта. — Ох, Том, вот Вы-то мне и нужны! — воодушевлённо сказал Слизнорт. Он подтолкнул своего спутника вперёд, и расплылся в довольной улыбке, словно кот, объевшийся сметаны. — Позвольте представить, Гарри Эванс, наш новый студент. Этот молодой человек будет учиться на седьмом курсе, но, хоть он и старший ваш товарищ, я прошу Вас, Том, как старосту, присмотреть за ним. Если Слизнорт ещё что-то говорил, то Риддл его уже не слышал. Его накрыло необузданной волной эмоций, которая могла поглотить его целиком, если он сейчас же не возьмёт себя в руки. Так сильно Том не боялся ещё никогда в своей жизни. Видеть те самые глаза цвета изумруда вживую было в разы страшнее, он всей кожей ощущал от этого парня опасность. Внутренний голос вопил ему, что надо бежать, прятаться, иначе – смерть. Но Том не шевельнулся. Как он может трусливо сбежать? Как он вообще может бояться кого-то? Ведь он сам опасность. Риддл большим усилием приглушил мысленную панику и с ещё большим трудом натянул на лицо улыбку, получилась ли она такой дружелюбной, как ему бы хотелось, осталось для него вопросом без ответа. Реакцией на его улыбку у этого Гарри Эванса была многообещающая усмешка, которую к тому же заметил только Том; она быстро исчезла и ей на смену пришла показательная наивность и такая кристальная доброжелательность, что у Тома не осталось никаких сомнений: перед ним либо гений, либо монстр. Автоматически протянутая ладонь, символизирующая его готовность сотрудничать, была воспринята парнем с любопытством, будто ему впервые доводилось видеть этот жест, однако, он быстро выкинул собственную руку. В момент соприкосновения Тому показалось, что небеса вот-вот рухнут, и мир погрязнет в хаосе, он даже неосознанно перестал дышать в этот момент, но вот, их руки крепко сцеплены, а небо так и осталось на положенном ему месте, и мир продолжает своё жалкое существование. Только он чувствует себя так, будто уже погребён под руинами замка и спастись ему не удастся, а кислорода осталось всего на пару вздохов. — Том? Что с тобой, Том? — услышал он рядом с собой знакомые голоса и смог, наконец, нормально вдохнуть. Он не понял, как Эванс отпустил его руку, как ушёл из гостиной профессор Слизнорт, а следом за ним и сам парень. Том не мог прийти в себя до того момента, как в комнату не вошли Вальпургиевы Рыцари, которые сейчас стояли перед ним с обеспокоенными лицами. В груди взметнулось Адское пламя, а лицо против воли перекосилось в ярости, от вида которой верные друзья отшатнулись в страхе. Но Том не мог, просто не мог сдержать накатившую на него злобу, и это выводило из себя ещё больше. Ему пришлось заставить себя опуститься в ближайшее кресло и усмирить собственные чувства. — Абрахас, я хочу знать всё, что только можно найти на Гарри Эванса, — почти беспристрастным тоном сказал Том, повернувшись к парням, что расположились вокруг него и покорно ждали, когда к ним обратится их Лорд. — Кто это? — тут же откликнулся Малфой. — Новый ученик седьмого курса факультета Слизерин, — отмахнулся, как от чего-то незначимого Риддл и серьёзно посмотрел в лицо Абрахаса. — Кто он и что из себя представляет должен будешь выяснить ты. Однокурсник кивнул и взмахом палочки призвал к себе из спальни чернила, перо и пергамент, после чего начал что-то быстро писать. Том перевёл взгляд на Альфарда, и тот весь подобрался, готовый к заданию. — А ты, не спускай глаз с этого парня. Я хочу знать где он, что делает и что о нём говорят, — приказал Том уверенно, будто всю жизнь раздавал людям приказы. — Порой слухи могут рассказать много больше, чем сухие факты. — Я всё сделаю, Том, — быстро ответил Блэк и скрылся в коридоре, ведущем к спальням мальчиков. — А мне что делать? — поинтересовался Лестрейндж. Будучи одним из самых ярых сторонников Тома, он никогда не любил оставаться в стороне, если что-то происходило, он всегда хотел быть полезным своему Повелителю. — Реджинальд, для тебя задание другое, но не менее важное, — Риддл немного хищно улыбнулся парню, наконец, приходя в себя после пережитого ужаса от встречи с Эвансом. — Ты должен будешь выяснить что такого значимого произошло в Германии, что это взволновало друга твоего отца, но было сокрыто британской прессой. — Конечно, Том, я сейчас же напишу некоторым своим друзьям, которые должны что-то знать, — сказал он и ушёл в ту же сторону, что и Альфард. Том откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза и воспроизводя в мыслях свою встречу с Эвансом. Если оценивать его со стороны, такого обычного, ничем не выделяющегося, он не вызывал ничего, кроме лёгкого пренебрежения из-за своего неряшливого вида — всклокоченных волос, неопрятно заправленной рубашки и косо затянутого галстука, — но всё это теряло свои очертания в воспоминании Риддла, стоило только вернуться к тому моменту, когда он увидел его глаза. Он не смог бы себе объяснить причину, но от жгучего взгляда этих глаз душа внутри него леденела в ужасе. Позволить себе такую вопиющую слабость он не может. И дело даже не в самом страхе, но одно дело, когда это абстрактные ночные кошмары, где тебя пугает неведомое существо во тьме, и совсем другое, если руки начинают дрожать только от взгляда тощего парня из плоти и крови, которого не составит труда убить. Бояться такого? Ну, что за дикость. Не когда власть на факультете, наконец, перешла в его руки, и сам он так близок к разгадке тайны своего великого предка Салазара Слизерина, а сторонники с трепетом и благоговением называют его своим Лордом. Что же делать с этим парнем? — спрашивает себя Том в который раз за последний час, но ответов, кроме очевидных, пока не находится. Все ученики уже разошлись по спальням, даже Малфой давно закончил со своим письмом и оставил его в гостиной в одиночестве. Тихий шум, какой бывает под водой на большой глубине успокаивал Тома, но был нарушен негромким шуршанием камня о камень, когда проход в гостиную открылся и вошёл Эванс. Он на секунду затормозил, окинул комнату взглядом и, заметив замершего Тома, точно, как и в прошлый раз, усмехнулся. Это вызвало целую волну неприятных мурашек от поясницы до загривка, и Том разозлился на самого себя за такое вопиющее бессилие, когда речь идёт об этом парне. Эванс так ничего и не сказал, даже вежливой банальности, вроде «доброй ночи», он просто пересёк гостиную и исчез в темноте коридора для мальчиков. Том почувствовал, что снова затаил дыхание только спустя пару минут.***
В Большом зале Гарри Эванс всегда садился с самого края стола, у дверей, приходил позже всех своих однокурсников и уходил раньше, чем они успевали закончить трапезу, на ужинах он не появлялся вовсе, оставалось непонятным, когда он ест и где его носит. Он вечно выглядел так, будто только вылез из постели, а пижамой ему служила школьная форма. Ни разу за эти три дня учёбы не было замечено, чтобы он носил сумку с учебниками или хотя бы одну тетрадь, однако на уроках парень произвёл настоящий фурор, демонстрируя превосходное знание теории и используя впечатляющие по своей мощности заклинания, профессора готовы были наградить его кубком школы просто за то, что он появился на свет. Но самое странное было то, что он всё учебное время находился под бдительным наблюдением людей Тома, а сразу после уроков исчезал, словно растворялся в вечерних тенях бесконечных коридоров замка. — Он снова смылся, — устало сказал подошедший перед ужином Уильям Розье, виновато посматривая на Тома. — Этого парня невозможно поймать. Как только звучит последний колокол, он сразу выходит из класса, мы за ним, а его уже и след простыл. Иногда мне кажется, что он проходит сквозь стены, подобно призракам. — То есть ничего нового? — раздражённо уточнил Риддл. — И да, и нет. — Появившийся из-за поворота Абрахас присоединился к беседе, он выглядел сосредоточенным, и Том ожидал, что результаты его поисков информации о Гарри Эвансе будут, как минимум, любопытные. — Что ты выяснил? — поторопил его Том. — Абсолютно ничего, — просто ответил Малфой, серьёзно смотря ему в лицо. — Как это? — удивились Альфард и Уильям одновременно, пока Риддл хмурился. — На Гарри Эванса нет никакой информации, нигде вообще, — Абрахас пожал плечами. — О нём не знают ни в Британии, ни в Европе, ни в Азии, ни в Америке, ни даже в России. На него ничего нет ни в магическом мире, ни в магловском. Даже свидетельства о рождении не нашёл. Я попробовал поискать по описанию его внешности, вдруг его имя не настоящее, но тоже ничего. Тогда я тайком проверил его на чары гламура и другие корректирующие внешность чары, подлил в его кубок противооборотное, обыскал его спальное место и шкафы на предмет артефактов с чарами иллюзии — пусто, внешность он не менял, что возвращает нас к нулевому результату. Его как будто не существовало до 1 сентября этого года. Но, конечно, это невозможно, поэтому я думаю, что вся информация о нём была стёрта намеренно. — Это похоже на правду, но... — начал было Уильям. — Но разве такое возможно? — продолжил за ним Блэк с удивлённым лицом. — Уничтожить любые записи о человеке это одно, но сделать так, чтобы никто не мог рассказать об этом человеке, такое просто невозможно. Не мог же он стереть себя из памяти всех, кто его мог знать или видеть. Ответить на это было нечего, поэтому парни молчали. Том обдумывал услышанное и приходил к неутешительным выводам. Только что этот парень приобрёл в его мыслях статус «крайне опасен», и это не помогало ему справится с находящим на него страхом, когда Эванс появлялся в поле его видимости. Хотя не знать, где он находится прямо сейчас, и ожидать угрозы нападения из-за любого угла было ещё хуже. — Итак, у нас две совершенно невозможные теории, представляющий угрозу парень-призрак и никаких ответов, — подвёл итог Риддл, выглядя при этом очень недовольным, что Рыцари приняли на счёт своей некомпетентности и напряглись. И хотя Тому следовало их наказать за ужасное исполнение его приказов, мыслями он был далеко от этого места и ему было не до них. В этот момент к ним подошёл нахмуренный Лестрейндж, и внимание всех переключилось. Том вспомнил об ещё одном любопытном случае и молча кивнул, позволяя тому говорить. Реджинальд начал без предисловий: — Гриндевальда ограбили, — просто сказал парень, но этого было более чем достаточно, чтобы весь спектр эмоций от удивления до осознания и ужаса отразился на лицах присутствующих. Том сохранял холодное выражение, но не мог отрицать того, что новость была шокирующей. Реджинальд продолжил: — В ночь с 31 августа на 1 сентября к нему в конспиративную квартиру проник неизвестный, заморозил всех кто там был, взмахом руки разоружил самого Гриндевальда, забрал его волшебную палочку и, как мне удалось узнать, просто рассеялся в темноте, не трансгрессировал, а именно растворился в тени посреди комнаты. Что собирается делать Гриндевальд, никто не знает, но, говорят, он в бешенстве. Парни слушали доклад Лестрейнджа с широко раскрытыми глазами, а он сам выглядел удручающе, будто жалеет о том, что сам не мог быть свидетелем столь необычного происшествия и демонстрации силы. Ещё около минуты в коридоре стояла тишина, а потом вопросы посыпались на голову Реджинальда. — Кто это, Мордред подери, мог быть? — эмоционально всплеснул руками Альфард. — «Взмахом руки»? — заинтересованно переспросил Малфой. — Что значит, «рассеялся в темноте»? — Розье выглядел озадаченным. — Как при использовании дезиллюминационных чар? — Он украл волшебную палочку? — тише всех говорил Том, но его вопрос невозможно было пропустить мимо ушей. — Что такого особенного в волшебной палочке Гриндевальда? Другие вопросы были не менее интересны, если не более, но, само собой, Реджинальд первому ответил Риддлу. — Мои источники поведали мне, что это не была волшебная палочка Гриндевальда, не родная его палочка, которую он получил на своё одиннадцатилетние, — уточнил парень, видя непонимание в глазах однофакультетников. Он многозначительно посмотрел на Тома и сказал: — Это была Бузинная палочка. Недоумение отразилось на лицах Розье и Блэка, у Абрахаса вырвался удивлённый вздох, а Том молча смотрел на Лестрейнджа, но уже не видел его перед собой. О Старшей палочке он знал катастрофически мало, хотя то, что она существует, ему известно абсолютно точно. Об остальных, так называемых, Дарах не было ничего достоверно известно, но сам Риддл сомневался в возможности призывать души умерших с помощью какого-то камня или скрываться от самой Смерти под мантией невидимости, поэтому не верил в них. Мысль о Гриндевальде с Бузинной палочкой в руке вызывала лёгкую тревогу и, что не удивительно, зависть. Внезапно его фантазия нарисовала картину, где новым обладателем самой мощной палочки становится Гарри Эванс, и Тома едва не затрясло от ужаса. И разве нормально это, когда больше пугает не мысль об обладающем Старшей палочкой Тёмном лорде, а нелепая фантазия о семнадцатилетнем парне, который с таким артефактом даже не смог бы справиться? — Бузинная палочка? — переспросил Уильям, выводя Тома своим голосом из раздумий. — Как в сказке о трёх братьях? — Да, — кивнул Абрахас вместо Лестрейнджа, он был задумчив, как и Риддл. — Не хотите же вы сказать, что сказочная палочка самой Смерти существует на самом деле, — фыркнул Альфард, но запнулся, увидев серьёзность на лице Тома. — Правда что ли? — Именно так, Старшая палочка существует и, похоже, до недавнего времени её хозяином был сам Гриндевальд, — снова заговорил Реджинальд. — Но где и в чьих руках она теперь, никому не известно. Даже не знаю, считать это хорошим знаком или самым страшным, что только могло случиться. Немой обмен красноречивыми взглядами был прерван спешащими на обед третьекурсниками-равенкловцами. — Не обсуждать это ни с кем, кроме Рыцарей, — приказал Том, когда лишние уши покинули зону слышимости. — И продолжайте следить за Эвансом. Слизеринцы только покивали вместо ответа, и вместе они двинулись в сторону Большого зала.***
Ещё два дня бессмысленной погони за неизменно ускользающим парнем довели Тома до исступленной ярости. С этим парнем ничего не выходило так, как он хотел. Он действительно был призраком, как и сказал Уильям, без имени, без прошлого, зато с впечатляющим арсеналом знаний и феноменальным талантом пропадать за пару секунд. Что с ним делать, Том не мог понять. Брать грубой силой не стоило — это было неоправданно, и совсем не хотелось рисковать делать что-то противозаконное в школе полной людей, как взрослых магов, так и учеников, любой из которых может стать случайным свидетелем. Раз за разом Том возвращался к единственно верному решению: если он хочет что-то выяснить о Гарри Эвансе, лучше спросить его самого. Проблема была только в том, что Эванс избегал всех его Рыцарей, не общался ни с кем в школе, а сам Риддл боялся подойти к парню. От этого чувства его воротило и прошибало жгучей злостью, но отрицать его он уже не мог, оно было очевидно для Тома. Этим вечером он обнаружил Эванса в гостиной факультета, мирно сидящего прямо на ковре возле разожжённого камина. Мантия бесформенной кучей лежала рядом вместе с галстуком, а на нём остались лишь брюки и рубашка, обуви не было видно вовсе, на сложенных по-турецки ногах лежала какая-то книга. Это было необычно и, пожалуй, это первый раз когда парня видели с книгой и вообще сидящего в общей гостиной. В неверном свете пламени образ Эванса был завораживающий, но не уютный и притягивающий, а напротив, отталкивающий и холодный. Будто его склонившаяся над книгой спина принадлежала не живому человеку, а статуе, одинокой и отчуждённой. Почему-то в этот момент Том почувствовал, что сможет переступить через свой инстинкт самосохранения, который обычно испытывает жертва перед лицом опасности. Он сможет подойти к Эвансу, заставит себя это сделать. В конце концов, этот парень даже не угрожал Тому ни разу, так почему он продолжает его бояться? Если он собирается и дальше называть себя Волдемортом, наследником великого Салазара Слизерина, то обязан преодолеть это. За спиной раздалось несколько удивлённых вздохов, когда Том отделился от своей компании и подошёл к Эвансу. Тот не поднял головы, хотя наверняка заметил приблизившегося к нему человека. Том сел в рядом стоящее кресло и посмотрел на парня изучающим взглядом, чувствуя, как в груди у него что-то дрожит, и стараясь игнорировать это чувство. — Что ты читаешь, Гарри? — Риддл рискнул обратиться к парню по имени, ведь они были представлены друг другу, да и не мог он обращаться в уважительной форме к тому, кто всего на год старше его. Эванс не шелохнулся, но видно было, что его внимание уже обращено не к тексту книги, поэтому Том дал ему время для ответа. — «Преступление и наказание», — безэмоционально сказал парень, не поднимая головы. Том был удивлён таким ответом, но показывать этого не стал. Украдкой он заглянул в раскрытую книгу, чтобы удостовериться в правдивости слов Эванса, но с ещё большим изумлением обнаружил, что текст был не на английском. Он сделал себе мысленную пометку. — На языке оригинала? — уточнил Риддл с лёгкой заинтересованностью в голосе. — Да, — просто кивнул Гарри. — Ты жил в СССР? — Том проявляет участие и дружелюбие, надеясь разговорить парня. — Нет, — отрицает он догадку Тома. — Откуда же ты приехал? — настойчиво гнёт Риддл, не желая отступать так просто. Даже если у Эванса нет желания разговаривать, он всё равно отвечает на вопросы, и, пока он это делает, Том постарается выяснить хоть что-нибудь важное. — Я вырос в Англии. — Почему тогда не поступил в Хогвартс, когда тебе исполнилось одиннадцать? — Том чувствовал, что ступил на тонкий лёд, но не мог себя остановить. — Учился в заграничной школе? — Нет. — Не мог же ты учиться сам, — рассудил Том, — ты слишком хорошо подкован для самоучки. — Не мог, — согласился с ним Эванс. — Частный учитель? — Вроде того, — пожал плечами парень. — Что изменилось, что ты оказался здесь? — спросил Риддл, как бы из вежливого любопытства. — Война, — просто, словно что-то очевидное, сказал Гарри и, подняв голову, посмотрел Тому прямо в лицо. Дыхание спёрло от неожиданно встреченных изумрудных глаз, и он почувствовал, как захлёбывается, словно из-за неаккуратной аппарации оказался на дне озера. Пока Том безуспешно пытался прийти в себя, Эванс сам продолжил разговор: — Что для тебя война, Том? Его лицо оставалось спокойным, но в голосе слышалось что-то новое, что Том не мог опознать, как ни старался; этот неожиданный вопрос явно что-то значил для Эванса. Но Риддл не представлял, какого парень ожидает ответа. — Что ты имеешь в виду? — переспросил он с непониманием, надеясь на какое-то пояснение. — Считаешь ли ты, что собственные амбиции являются достаточно веским поводом, чтобы развязать войну? — Не на такое пояснение он рассчитывал, ожидая услышать что-то наподобие размышлений о потерях, лишениях и смерти, или выражение страха перед неизвестностью в такое неспокойное время. Но не это, нет. Том не успел осмыслить этот вопрос, как прозвучал следующий: — Если бы прямо сейчас у тебя в руках была власть решать, ты бы остановил войну или воспользовался ею? — не менее озадачивающий. Риддл не мог справиться с собственным языком. Он мог бы соврать, или просто сказать хоть что-нибудь, но пламя в глазах Эванса почему-то вызывало в нём желание ответить правдиво. Том боролся сам с собой, точно зная, что сказать правду вслух будет неверным, опасным решением. Кто угодно из находящихся сейчас в гостиной учеников услышит его слова, и слухи о его жестокости поползут по всей школе. Да и напрямую заявлять Эвансу, что совсем не против собственноручно убить пару сотен людей было бы верхом слабоумия. — Конечно, я бы остановил войну, — он говорил как можно убедительнее, с серьёзным лицом и твёрдым взглядом, но не похоже было, что Гарри ему поверил. — То, что происходит сейчас, ужа... — А потом? — перебил его парень, из-за чего Том недовольно дёрнул плечом, но не смог оторвать взгляд от пугающего пламени Авады. — Вся власть в твоих руках и ты остановил кровопролитную войну, что ты будешь делать дальше? — Полагаю, я буду править, — неизвестно где нашёл силы для ответа Риддл. — И каким будет твоё правление? — сразу же продолжил Эванс. Том на секунду представил, каким стал бы мир, окажись он на месте его безраздельного правителя. Чистый. Да, именно таким он его представлял. Без всей этой грязи. — Как ты относишься к маглам? — спросил вдруг Гарри. Иллюзия идеального мира искажается, а Том злится. Появляется иррациональное ощущение, будто парень знает, о чём нужно спрашивать Риддла, чтобы вывести его из себя. Он уже собирается ответить привычную ложь, что маглы — такие же люди, как и они, но не успевает и рта открыть. Эванс отворачивается, бережно загибает уголок на странице книги, встаёт, прихватив свои вещи, и уходит в спальню босым, не обращая внимания на холод подземелий, потому что обуви так и не оказалось рядом. Том думает, что этот парень действительно невозможен. Ему кажется, что никогда он не сможет постичь все тайны Эванса. Но попытаться он обязан. Не только затем, что потенциальную угрозу следует изучить вдоль и поперёк, знать все её сильные стороны и все слабости, как привлечь на свою строну или уничтожить, но и потому, что отступать было не в правилах Риддла. Он, так или иначе, выяснит о Гарри Эвансе всё; добровольно он ему расскажет или под пытками — не важно, Том выяснит всё, что захочет.***
Весь следующий месяц Эванс вынужден терпеть «ненавязчивое» внимание Вальпургиевых Рыцарей, которым было приказано развязать парню язык. Те старались, как могли: шутили, обсуждали острые вопросы, даже делились своими незначительными секретами. Досадно, но все их попытки оставались неизменно тщетными, — Эванс мог наблюдать за ними с научным интересом или просто игнорировать, но никогда не вступал в открытую беседу, даже на большинство прямых вопросов предпочитал отмалчиваться. Рыцарей радовало хотя бы то, что он стал чаще появляться в факультетской гостиной и не приходилось искать его по всей школе. Проблема возникла неожиданно. Том всегда знал, что Виннстан Мальсибер не отличается кротким нравом или ангельским терпением, но что тот однажды просто взбесится на Эванса за нежелание отвечать ему, предположить не мог. К счастью, Риддл находился в комнате, когда Виннстан вдруг выхватил свою палочку и с перекошенным яростью лицом выпустил в Гарри Конфринго. Как только ума хватило? Но это безумство стоило того, что Том увидел дальше. И под Веритасерумом он не смог бы точно сказать, как это произошло, но всего мгновение назад мирно сидевший на полу Эванс, в которого было пущено заклинание самоуничтожения, вдруг оказался прямо перед Виннстаном и прижимал к его горлу свою палочку, при этом каким-то необъяснимым способом блокировав фиолетовую вспышку Конфринго. Всё это произошло меньше чем за секунду, Том даже моргнуть не успел. Сейчас же ему следовало вмешаться, пока они не устроили дуэль прямо в гостиной. Всё же, он староста этого «террариума». — Что у вас случилось? — пересёк гостиную Том, серьёзно смотря на не спешащих отходить друг от друга семикурсников. — Гарри? Эванс, сделав ловкое движение пальцами, убрал волшебную палочку от яремной вены Мальсибера, подобно тому, как ковбои на диком западе убирали револьверы обратно в кобуру. Каждое его движение завораживало Тома, но сейчас он не мог себе позволить отвлечься. — Ничего не случилось, — с лёгкой улыбкой ответил парень, пристально смотря в лицо Виннстана. — Но кому-то не помешало бы выпустить пар. Мальсибер что-то рыкнул, но продолжать потасовку, видя недовольство в глазах Тома, не решился. Риддл повернулся к Рыцарям, что замерли вокруг них и наблюдали с нескрываемым удивлением. — Давайте, ребят, отставьте Гарри в покое, — миролюбиво сказал он, обращаясь как бы ко всем, кто сейчас наблюдал за ними, но кидая предостерегающие взгляды на своих сторонников. Те незаметно кивали в ответ и расходились кто куда, Виннстана увёл Розье, чтобы тот не наломал ещё больше дров, его и так ждёт жестокое наказание за свою вспыльчивость и нетерпение. За спиной Том услышал тихий смешок и повернулся, натыкаясь на Эванса, что снова расположился на ковре, откинувшись на кресло. — Всё нормально? — решил уточнить он, думая о том, что у Гарри есть все основания пожаловаться директору, и Мальсибера обязательно исключат за покушение на жизнь ученика. — Да, всё отлично, — отмахнулся парень, — просто кое-что забавное пришло на ум. — Радует, что тебя не расстроило произошедшее. — Том рискнул присесть в кресло напротив, видя возможность разговорить Эванса. — Мальсибер довольно вспыльчив и не всегда контролирует свои действия. — Это ничего, бывало и хуже, — сказал Гарри, задумчиво глядя в огонь, отражение которого плясало в изумрудных глазах, усиливая эффект, который они производили на Тома. Но впервые за этот месяц он не хотел прятаться или бежать, словно снова оказался в тех кошмарах. Впервые мягкий зелёный свет притягивал к себе, обещал покой и защиту от любых других страхов, стоило только принять этот, самый сильный. — Хуже, чем взрывное заклинание, направленное тебе в голову? — с искренним любопытством спросил он. Эванс неопределённо покачал головой, а после загадочно улыбнулся чему-то. У него красивая улыбка, — эта мысль сразу же заполнила сознание Риддла, он не мог оторвать взгляд от лица Гарри. Изучая его профиль, Том заметил едва видимую неровность на лбу, словно там был старый шрам, но рассмотреть хорошо не получалось из-за густой чёлки. Слова «бывало и хуже» приобретали особый смысл, ведь не многие раны нельзя было залечить магией. Тома распирало от желания узнать больше. — Ты маглорождённый? — решился задать он вопрос. Эванс повернул голову, вопросительно смотря ему в лицо. — Почему тебя это интересует? — В прошлый раз ты спросил, как я отношусь к маглам, — пояснил Том, стараясь говорить безэмоционально, словно отвечает на уроке трансфигурации. — Я подумал, что это что-то личное. — Нет, на самом деле, я полукровка, но моя мама была маглорождённой, — ответил Гарри, кивнув каким-то своим мыслям. — Была? — тут же уцепился Риддл за новую ниточку. — Они погибли, — выдохнул парень, прикрывая глаза и откидывая голову назад, — уже очень давно. — Сколько тебе было? — Год. — Что произошло? — Их убили. Это прибавляло ещё ворох новых вопросов, ответы на которые выпрашивать прямо сейчас было бы трудно, вряд ли Гарри горит желанием излить душу едва знакомому человеку. Пусть Том и обладал природным обаянием и умел втереться к людям в доверие, но не похоже, чтобы с Эвансом это срабатывало — тот сторонился его, как в первый день, поэтому нарушить такой редкий почти идиллический момент казалось настоящим кощунством. — А ты? — спросил вдруг Гарри, смотря на Риддла. Сейчас его глаза напоминали жидкую лаву самого необычного цвета, какой Тому доводилось видеть, внутри них будто что-то бурлило, обещало извергнуться в самый неподходящий, самый тёмный час. Том боялся этого дня, как Судного. — Что? — напрягаясь, уточнил он. Ему никогда не нравилось обсуждать с кем-то своё происхождение. — Не расстроился, что один из твоих ребят лишён здравого смысла? — просто, будто речь идёт о погоде, сказал Эванс, продолжая рассматривать его лицо. Риддл с десяток секунд пялился на парня, словно вместо него тут сидел один из тех троллей в балетной пачке, что изображены на стене на восьмом этаже, но потом взял себя в руки и широко улыбнулся. — Ты действительно меня заинтересовал, — негромко сказал Том, стараясь не думать о том, что это похоже на оправдания. Он не оправдывался, ни перед кем. — Я не спрашивал, — отзеркалил его улыбку Гарри. Он знает, — паника на секунду захлестнула Риддла, но быстро была отодвинута на задний план каким-то другим чувством, новым, незнакомым. Тому хотелось рассказать Гарри, поделиться с ним своими взглядами, своими мыслями, своими секретами. Эта улыбка очаровывала его, заставляла думать, что этот парень, возможно, единственный, кто по-настоящему мог бы понять его. Принять таким, не пытаться изменить или использовать. Просто встать рядом, как равный. Том хотел этого, как ничего в своей жизни.***
— Что ты собираешься делать после выпуска, Том? — спрашивает у него как-то Гарри. Тому удалось сблизиться с парнем и хоть немного приоткрыть дверь, ведущую к его душе. Это уже четвёртый вечер за неделю, когда он находит Эванса в общей гостиной, неизменно устроившегося перед камином и склонившегося над очередной книгой. Риддл знает — он ждёт его, потому что, стоит ему сесть в рядом стоящее кресло, внимание Гарри сразу же переключается на Тома. Они разговаривают недолго, до отбоя, редко затрагивая личные или острые темы, но Том радуется каждой их встрече, как маленький ребёнок вкусной конфете. К своему сожалению, он не может приписать это в список своих побед, потому что это не было его заслугой. Скорее наоборот, это Гарри захотел общения с Томом. — Хочу путешествовать по миру, изучать другие виды магии, узнавать редкие заклинания и техники, — отвечает Том, не особо задумываясь, говоря честно, но размыто, будто относится к тем глупым детям, которые сами не знают, чего хотят от жизни. — А ты, Гарри, чем хочешь заняться, когда закончишь этот год? Тому очень любопытно, что ответит Эванс, и он очень рад, что тот сам поднял эту тему. — Хм, — Гарри выглядит задумчивым и немного, совсем чуть-чуть грустным, — думаю, я попытаюсь вернуться домой. Том слегка разочарован таким странным ответом, а выражением лица показывает лишь своё изумление и озадаченность. Но Эванс, кажется, даже не обращает на его игру никакого внимания. — Нет, — тише обычного говорит Гарри, завороженно смотря на огонь. — Это неправильный ответ. Пожалуй, вернее будет сказать, что я попытаюсь найти свой дом. Его поправка самого себя не вносит никакой ясности, но Том видит, что более внятного ответа он не услышит. Поэтому он терпеливо выдыхает и мысленно успокаивает себя тем, что любой секрет Эванса для него — это лишь вопрос времени. — И какие отрасли магии тебя привлекают, Том? Что бы ты хотел изучать в своих странствиях? — переключается парень на заданную тему, стирая с лица тени задумчивости и отстранённости. — Мне интересно более глубоко изучить область Тёмных искусств, они кажутся мне наиболее увлекательными, — как всегда честно, потому что по-другому с Гарри он не может, но с осознанной ноткой наивности, отвечает Том. Реакция Эванса необычная. Обычно, если кто-то узнаёт о заинтересованности Риддла Тёмными искусствами, он видит в лицах людей либо неодобрение и настороженность, либо восхищение и уважение. Но Гарри не выказывает ни того, ни другого. Он лишь рассматривает лицо Тома и молчит, кусая губы. Том на несколько секунд задерживает взгляд на этом движении. И то, что он думает в этот момент, он не расскажет ни одной живой или мёртвой душе. — Это действительно очень увлекательный опыт, — говорит, наконец, Гарри, своим глубоким голосом возвращая Тома из фантазий в реальный мир. — Ты тоже так считаешь? — Риддл старается говорить ровно, отгоняя от себя наваждение чужими искусанными губами. — Да, — искренне кивает головой парень, от чего его чёлка сбивается и Том видит старый шрам странной формы. Он много раз хотел спросить о нём, но всегда останавливал себя. Гарри продолжает: — Главное не то, что ты знаешь и умеешь, а то, как ты это используешь. В самих Тёмных искусствах я не вижу ничего плохого, всё-таки это просто говорящее название, не объясняющее, однако, сути практик, которые подпадают под понятие «тёмных». Вот ты, например, изучив Тёмные искусства, разве собираешь становиться Тёмным Лордом? Гарри хоть и звучит шутливо и непринуждённо, почему-то заглядывает ему прямо в глаза, и Риддл леденеет под этим взглядом. Чего ждёт от него этот парень? — Конечно, нет, у нас ведь уже есть Тёмный Лорд, — пытается отшутиться Том, чувствуя себя ужасно неуютно. — Да и кому нужны эти проблемы? Вечная борьба с активистами, недовольство и ненависть народа, лебезение последователей... Безусловно, он кривил душой. Борьба обещала ему захватывающие схватки и открытые демонстрации его силы — это возбуждало. Недовольство и ненависть не пугали, а страх, которым он будет тушить все возмущения, гарантировали покорность и укрепляли бы его власть. Лебезение же — это то, чем он имел удовольствие наслаждаться уже сейчас, в свои пятнадцать лет, и отказываться от этого он был не намерен. — Я бы хотел быть профессором Защиты от Тёмных искусств, — говорит Том, оставляя предыдущую мысль незаконченной, будто сама эта идея глупа и невозможна, не стоит даже внимания. — Думаю, чтобы быть хорошим учителем, нужно так же хорошо изучить предмет. Ты как думаешь? — Я согласен. Ты хочешь занять эту должность после Мэррисот? — Думаю, да, — раздумчиво тянет Том, а потом улыбается уголками губ. — Но опасаюсь, как бы не ударить в грязь лицом, после такого мастера. Боюсь, меня просто не будут воспринимать всерьёз. — Профессор Мэррисот очень строгая, — с видом знатока кивнул Гарри и, видя веселье в глазах Тома, пояснил: — Так уж вышло, что учитель по Защите у меня менялся каждый год. Но она настоящий профессионал в этой области. — Каждый год? — заинтересованно отозвался Риддл. — Это очень долгая и запутанная история, я сам не до конца её понимаю, так что и рассказывать не буду, — отмахнулся Эванс. — Ты хочешь быть строгим учителем? — Нет, думаю, у меня получится быть таким учителем, которого будут слушать с увлечением, без указки, — говорит Том и на секунду представляет, как ведёт урок у таких же, как он сейчас, пятикурсников, и те слушают его с восхищением и жаждой знаний, готовые на всё, чтобы он взял их под своё «крыло». — Уверен, ты был бы очень хорошим учителем, — почему-то в голосе Гарри он слышит тоску и грусть. Риддл смотрит на отвернувшегося к огню Эванса и гадает, что же значит всё это. Руки желают потянуться к парню, прикоснуться, сжать в объятиях, подарить ощущение спокойствия. Но Том не даёт этому случится, он останавливает себя. Он верит, что не способен поделиться чувством покоя и уюта, и если сделает то, чего так желает его душа в этот момент, то только всё испортит. Им будет неловко находиться друг с другом и они не будут больше разговаривать вот так вечерами, возможно, что Гарри даже не появится в гостиной после этого. Поэтому он сдерживает необычный для себя порыв, сцепив холодные пальцы в замок и с силой сжимая, принося лёгкую отрезвляющую боль. Он всё ещё борется с собой, когда слышит голос парня, глухо, словно сквозь вату. — Я не закончу этот год. — Что? — переспрашивает Том от удивления. — Говорю, что я не буду доучиваться этот год. — Гарри складывает руки на поджатых коленях и ложится головой сверху, лицом к Тому. Он выглядит измотанным и уставшим, и Риддл поджимает губы от мысли, что он всё ещё ничего не понимает. — Я уйду отсюда раньше. — Почему? — Ему с трудом удаётся скрыть досаду, злость, неприятие и желание кинуть в парня Силенцио, чтобы не слышать этих слов, или применить к нему Ступефай и заточить в каком-нибудь тайном безопасном месте. — Я сюда не учиться прибыл, — усмехается Гарри так же, как в день их знакомства, жёстко и словно обещая что-то этим жестом. Том незаметно ёжится от этой картины, его снова пробирает тревога, к присутствию которой он успел привыкнуть. — А для чего же ещё приезжают в школу? — от недовольства его тон становится насмешливым, он пытается поддеть Эванса, хоть и дрожит от страха, который тот внушает ему. — Я поклялся отомстить кое-кому, — тихо говорит Гарри, смотря прямо ему в глаза. Том вздрагивает и замирает, шокированный словами парня, снова. — Поклялся на могиле родителей, что убью этого человека. Риддл не может отвести взгляд от этих прожигающих изумрудным пламенем глаз. Он почти сходит с ума, терзаемый миллионами ярких и острых мыслей, пронизанный первобытным ужасом, и не способный сдвинуться с места от шока. О чём, Великий Мерлин, говорит этот невозможный парень? Одна единственная паническая мысль поселяется в голове Тома, скоро вытесняя все другие. Он сглатывает загустевшую слюну, боясь шевельнуться, и пробует, на свой страх и риск, заглянуть глубже в зелёную магму, растекающуюся в широко открытых глазах Гарри, смотрящего прямо на него. Кто станет его жертвой? — Кто это? — медленно, с трудом выдавливая из себя звуки, спрашивает Том. Тому легко удаётся представить, как Эванс, с его магической мощью и богатым багажом знаний, расправляется с человеком, которому собрался мстить. Поразительно отчётливо возникают картинки переполненного магией Гарри, раз за разом насылающего проклятия на едва дышащее истерзанное тело, умоляющее о пощаде, и когда с его палочки срывается Авада, вспышка заклинания сливается с тем светом, которым горят глаза парня, и жертва замолкает навсегда. Вдохновляющее и ужасающее зрелище. — Ты пока не знаешь этого человека, — выдыхает Гарри и, наконец, перестаёт мучить Тома, отворачиваясь. Больше он не произносит ни слова, а Риддл не находит в себе сил заговорить первым. Вскоре Эванс уходит, оставляя Тома одного, потеряно взирать на опустевший ковёр у камина.***
Том искал это место больше трёх лет. Он ждал этого с нетерпением. И сейчас он с гордостью может доказать всему миру и самому себе, что он — наследник гениального Салазара Слизерина. Сейчас, стоя перед пропастью туннеля, скрытого за умывальником, и стараясь не думать о том, что вход в Тайную комнату был спрятан в туалетной комнате для девочек, Том испытывал сладкое предвкушение. Ему не терпелось оказаться внизу, увидеть Комнату своими глазами, узнать многочисленные секреты своего предка, заявить свои права на великое наследие и монстра, что там обитает. Риддлу хотелось расхохотаться, он едва удерживал своё дыхание ровным, так взволнован он был. Одно запирающее заклинание, брошенное на дверь, и он был готов совершить прыжок в неизвестность. Быстрый головокружительный спуск закончился где-то глубоко под школой. Вокруг была кромешная тьма, и лишь тихий гул сквозняков и звук капающей воды не давал ему погрузиться в ощущение, будто он снова оказался в своём ночном кошмаре, и вот-вот из темноты на него посмотрят такие знакомые изумрудные глаза. Том быстро отогнал от себя эту мысль, достал свою волшебную палочку и применил Люмос, чтобы осмотреться. Большая зала, в которой он оказался, была абсолютно пуста, и так просторна, что свет не доставал до дальних углов. Том не боялся темноты, как не боялся и неизвестного пока чудовища, которое Слизерин поселил в этом подземелье, поэтому он уверенно направился вдоль стен, стараясь понять, куда ему следует идти дальше. Вскоре, он обнаружил широкий коридор, конца которого не было видно, но это не остановило Риддла, он спокойно шагнул в него, ни секунду не сомневаясь. А когда достиг дальней стены, его взору предстала большая металлическая дверь, на которой переплелись множество таких же металлических змей. В свете Люмоса они блестели и переливались, отчего создавалось впечатление, будто они живые и весь этот клубок движется по одному ему известной системе. Том улыбнулся самому себе, чувствуя, что он всего в шаге от своей такой желанной цели, и прошипел стражницам: — Откройтесь! Змеи «ожили», подняли к нему свои тупые треугольные головы и зашипели что-то бессвязное, не имеющее обозначения или перевода. Риддл завороженно наблюдал, как они медленно распутались из своего сложного клубка и расползлись по стене вдоль дверного проёма. Дверь отворила и Том понял, что свет Люмоса ему уже не понадобится. Тайная комната была очень большая и будто светилась изнутри, словно сами стены источали потусторонний зеленоватый свет, а стоило Тому сделать первые шаги, как возле высоких колонн зажглись огненные чаши, позволяя видеть всё дальше и больше. Том наслаждался тем, что видел, и испытал трепет, когда подошёл к невероятно огромной статуе самого Слизерина. Лицо скульптуры было так высоко, что его всё равно скрывали тени, и Тому было трудно разглядеть его. Но всё это переполняло его таких восторгом, уверенность и гордостью, что его уже ничего не волновало. Он здесь, стоит перед памятником своего знаменитого предка, и испытывает, как какая-то неведомая сила перетекает в его руки, становиться частью его родной силы. Это ли не начало его пути к безраздельному могуществу? Преисполненный вдохновением и ощущением собственного всевластия, Том хищно улыбается, смотрит наверх, в лицо Салазара и говорит, не сдерживая своей страсти: — Говори со мной, Слизерин, величайший из хогварсткой четвёрки! Рот статуи движется, раскрывая черноту прохода и из него появляется нечто громадное и устрашающее. Два больших жёлтых глаза светят из темноты и смотрят прямо на Риддла, пока сильное и гибкое тело медленно скользит по каменным рукам и ногам скульптуры, спускаясь всё ближе и ближе. Через минуту Том уже с восхищением взирает на василиска, замершего перед ним смертельно опасным монстром, о котором так много Том вычитал легенд. Он не боится, ведь он уверен, что змей не посмеет ничего сделать со своим хозяином, которым он, Том, несомненно является. — Слушай меня, змей, — властно шипит Риддл, словно каждый день ему приходится сталкиваться с тварями пятого уровня угрозы, и особенно часто он встречает древних василисков. — Я наследник великого Салазара Слизерина и твой новый хозяин. Ты будешь слушаться меня. Король змей сверкнул смертоносными глазами, высунул свой раздвоенный язык, попробовав воздух, и зашипел в ответ: — Слушаюсь, наследник. Довольная улыбка расползлась на лице Тома.***
Вечером, когда Том вернулся в гостиную факультета, он был всё ещё так воодушевлён, что не сразу заметил отсутствие ставшего уже привычным элемента. Эванса не было на его обычном месте возле камина, и это немного расстроило Риддла. Парня хотелось увидеть, хотелось поделиться с ним своей находкой или хотя бы показать, какое у него хорошее настроение. И хоть это желание было совершенно несвойственно Тому, он предпочитал просто не думать об этом, позволяя себе хотя бы такое послабление, и пытаясь оправдывать себя тем, что такие порывы у него возникают только в отношение Гарри. Его невозможного Гарри. Вальпургиевы Рыцари расположились за одним из учебных столов, каждый над своим свитком, очевидно, они выполняли свои внеучебные задания, при этом тихо перекидываясь короткими фразочками. Том решил подойти к ним, и, стоило ему это сделать, взгляд каждого поднялся на него в ожидании. — Что-нибудь произошло, пока я был занят? — поинтересовался он у парней. — Нет, Том, всё тихо, — спокойно ответил Абрахас, пожимая плечами, а Лестрейндж закивал, подтверждая слова друга. — Тогда где Эванс? — не успокоился на этом Риддл. На этот раз ему ответит Уильям: — Снова пропал, он не изменяет своей привычке, — разводя руками, сказал Розье. — Никто к нему не подходил? — решил уточнить Том, хотя знал наверняка, что Рыцари сами не горели желанием связываться со странным парнем, а Гарри действительно был верен себе и до сих пор держался особняком ото всех, кроме Тома. — Конечно, нет. Ты сам сказал нам оставить его в покое, Том, — заговорил Альфард, откидываясь на спинку стула. — Мы заметили, что у тебя лучше получилось сблизиться с этим Эвансом, и не решились продолжить подбираться к нему. Кстати, удалось узнать что-нибудь интересное? Любопытство читалось в лицах каждого из сторонников Риддла, но он не горел желанием рассказывать им хоть что-то из их с Гарри разговоров. Он хотел сохранить это только для себя. Как что-то ценное, тайное, сокровенное. Только для него. Размеренную тишину гостиной нарушило шуршание камня о камень, с этим звуком открывался вход, но услышав девчачий смех и перешёптывания, Том даже не повернулся в ту сторону. — Если всё пойдёт так, как я задумал, то вы сами узнаете всё, что вас интересует, — туманно ответил Том в пол голоса. Он понял, что пора заканчивать этот разговор, когда ощутил, что за его спиной кто-то остановился, хотя готов был поклясться, что звука приближающихся шагов не было слышно. Рыцари смотрели напряжённо и чуть испуганно, и Том безмолвно дал им понять, чтобы они продолжали заниматься своими делами. Он повернулся, сразу же сталкиваясь взглядом с пылающими зелёным пламенем глазами и внутренне содрогаясь, чувствуя невероятную мощь, которая таилась в них. Гарри выглядел серьёзным и задумчивым, он рассматривал лицо Тома несколько секунд, чем вызывал у него мурашки по всему телу. Риддл уже хотел спросить, всё ли в порядке, но не успел и рта открыть. — Давай отойдём, — попросил Гарри, бегло посмотрев в сторону насторожившихся Рыцарей, и пошёл в сторону панорамного окна, вид которого выходил на дно озера, не дожидаясь ответа. Том сделал жест рукой, давая отмашку Рыцарям, чтобы те не смели вмешиваться без прямого приказа, и последовал за Эвансом. Остановившись перед ним, Риддл вгляделся в омрачённое чем-то лицо обычно такого спокойного Гарри. — Что-то случилось, Гарри? — забеспокоился Том. Тот молчал, а Риддл мучался от неизвестности до тех пор, пока Гарри, наконец, не собрался со своими мыслями и не заговорил: — Ты когда-нибудь думал об убийстве, Том? — голос его звучал низко и казался безэмоциональным. Такой странный и прямолинейный вопрос стал для Тома неожиданностью, и он не успел даже обдумать свой ответ, как услышал следующий: — Ты когда-нибудь планировал чьё-то убийство? Сначала Том подумал, что Эванс что-то знает о нём, что не должна знать ни одна живая или мёртвая душа. О его планах, о его потаённых уголках сознания и черноте его сущности. Но потом успокоил себя мыслью, что, вероятно, парень спрашивает для себя. Возможно, его обещание мести было ему в тягость, и он испытывал трудности в исполнении своей клятвы. Скорее всего, он не мог решиться убить того, кто принёс горе ему и его семье. Должен ли Том его поддержать? Сказать, что Эванс на верном пути? Что, если этот неизвестный сделал что-то, за что Гарри поклялся его убить, значит, он действительно заслужил такой участи? Да, именно так Том и считал. Потому что этот человек, кем бы он ни был, не стоил даже ногтя на мизинце Гарри, не говоря уже о том, чтобы жить и дышать. — Да, я думал, — честно признался Риддл, надеясь, что его слова принесут облегчение парню. Но тот не перестал хмуриться. — Тогда скажи мне, Том, — тихо сказал Гарри, и только по этому голосу можно было понять, что этот разговор означает что-то особенное, имеет второе дно, потому что лицо отражало лишь строгость. — Думал ли ты убивать людей в будущем? Что? — хочется спросить ему, но язык не желает слушаться и ему остаётся непонимающе смотреть в лицо Эванса. Парень серьёзен как никогда до этого, и это пугает Тома. — А знаешь, не важно, — говорит вдруг Гарри и отворачивается. Эта ситуация, этот разговор сильно напрягают Риддла, он снова чувствует себя беспомощным перед этим парнем, и это разрывает его не куски. — Не имеет никакого значения, что ты сейчас ответишь. — Он смотрит на проплывающих мимо рыб, но Том видит, что мыслями он далеко отсюда. — Для меня всё уже случилось. Ничто этого не изменит. Его голос уставший, а глаза наполняются уверенностью и угрозой. Гарри поворачивается к нему, и у Тома перехватывает дыхание. Страх пробирается ему под кожу, сводит мышцы фантомной судорогой. Он снова чётко ощущает себя слабой жертвой, попавшей в прицел смертоносного хищника. Он даже не может разозлиться на себя за эту отвратительную низменную слабость, просто не способен сопротивляться инстинкту, что заложен на подсознательном уровне. Страх перед смертью у него особенно силён, и сейчас он не просто сигналит, он воет подобно тем сиренам, что он слышал на прошлых каникулах в Лондоне перед бомбёжками. Это предупреждение, которое Том не смеет игнорировать. — Что всё это значит? — медленно и осторожно спрашивает Риддл, немного отступая, стремясь оказаться дальше от опасности. Гарри молчит, но по его взгляду всё становится ясно и так. И сейчас Том ясно, как день, понимает, что всё это время старались донести до него его инстинкты и подсознание — враг. Сильный, смертельный враг стоит перед ним сейчас, готовый нанести удар в любую секунду. Как бы невинно он не выглядел, как бы мило не улыбался, как бы много о себе не рассказывал, как бы не притягивал к себе, он всегда был и остаётся самым опасным человеком, которого Том когда-либо встречал. Опаснее любого в этой школе, опаснее любого в этой стране. Опаснее самого Риддла. Потому что ему нечего противопоставить ему, потому что он слаб перед ним. Потому что Том и есть его жертва. Осознание этого больно режет в груди и заставляет Тома отшатнуться еще дальше. Неужели тот, кому поклялся отомстить Гарри — это он, Том? Но почему? За что? Они знакомы едва ли два месяца. Просто невозможно, чтобы Риддл мог сделать что-то, за что Эванс бы обещал убить его на могиле собственных родителей. Невозможно? С этим парнем ничего не было невозможным. Он весь состоял из невозможностей, невероятностей, невообразимостей. Но вот он, здесь, стоит и взглядом своих авадовых глаз обещает исполнить свою клятву. Обещает Тому быть честным и праведным в своей мести. Риддлу стоит титанических усилий разорвать зрительный контакт. Его подгоняет страх, он спешит скрыться в мужской спальне для пятикурсников, не замечая ни громкого выдоха Эванса за своей спиной, ни того, что Рыцари следуют за ним по пятам, шокированные и напуганные тем, что наблюдали в гостиной. — Что это было, Том? Что произошло? О чём вы говорили? — первым заговаривает Реджинальд, искренне беспокоясь за Тома. Но Том ни за что не расскажет им, что до смерти напуган. Не скажет им ничего, что может сделать его слабым в их глазах. Нет, сейчас надо позаботиться о собственной безопасности, а не разжёвывать этим недалёким то, что ему стало ясно за несколько секунд. — Эванса близко не подпускать, следить за каждым его шагом, и когда я говорю «за каждым», я имею в виду, Розье, что ты можешь хоть в репейник превратиться и прицепиться к его мантии, но чтобы его нахождение всегда было известно, — Риддл говорил быстро, не позволяя никому и слова вставить, а взглядом давая понять, что за любой вопрос смельчака ждёт наказание. — Как скажешь, Том, — серьёзно кивнул Уильям. Остальные выглядели не менее собранными. — С сегодняшнего дня я объявляю «военное положение», — уверенно кивнув самому себе, сказал Том. — Быть готовыми к любой непредвиденной ситуации. Рыцари понятливо закивали в ответ, а Розье быстро вышел из комнаты, намереваясь пристать к Эвансу, как банный лист, но вернулся всего через пару минут. На вопросительные взгляды товарищей и Тома он ответил честно: — Его уже нет, — взгляд выдавал в нём досаду и лёгкий страх перед наказанием, но Риддлу было не до этого. — Найди его, — если бы эти парни не были так слепы перед своим Лордом, то наверняка бы заметили слабую панику проскользнувшую в этих словах. Но они были слишком слепы. Розье снова кивнул и вышел, а остальные рассредоточились по спальне, готовые защищать своего повелителя от неведомой угрозы. Том хотел бы верить, что теперь в безопасности и можно перевести дух, но не мог. Он не чувствовал себя в безопасности.***
Два чёртовых дня прошло с тех пор, как Эванс вызвал в Томе приступ паники и паранойи, а затем исчез, подобно утреннему туману. Два грёбанных дня его не видел никто в школе, никто не знал, куда он делся. Он не появлялся в Большом зале, пропускал все уроки, не возвращался в факультетскую гостиную и спальню для семикурсников, не бродил в коридорах, казалось, его вообще не было в школе. И если бы не переполох учителей, которые потеряли его так же, как Том и его Рыцари, то он бы даже начал думать, что всё это было одной большой галлюцинацией. Том сказал, в том числе и самому себе, быть готовыми к любому дальнейшему развитию событий. Говоря это, он имел в виду внезапные нападения, как в лоб, так и со спины, смертельно опасные ловушки, спланированные «случайности» и несчастные случаи. Да даже к долгим тяжёлым взглядам Эванса с намерением оттянуть время для большего эффекта Риддл был готов. Но не к этому. Парень просто исчез, будто он уже добился всего, чего хотел. Будто теперь он мог оставить Тома в покое. Словно это конец. В это Том не верил. Месть, которую обещал ему Гарри не могла быть такой. Том верил, что парень постарается принести ему как можно больше боли и страданий прежде, чем убить. Он не знал за что, но был убеждён в этом, словно это самая простая истина. И он ждал. Он боялся, внутренне вздрагивал от любого резкого движения рядом, от каждого громкого звука, но терпеливо ждал, внешне оставаясь недвижимым и спокойным, подобно той статуе Салазара глубоко под замком. Почему он это делал? Почему не попытался что-то предпринять, как-то спастись? Почему не бежал? Он просто знал, что это не поможет. Это не спасёт его от Гарри. Поэтому ему оставалось только ждать. И думать. Много думать. Он думал о том, кто же на самом деле этот парень. Что это за сила, которой он обладает, и которая так пугает Тома? Что случилось в его жизни, почему он решил мстить? Что его связывает с Риддлом? Кем в действительности является Гарри Эванс? Настоящее ли это вообще имя? А лицо? Глаза точно настоящие, Том уверен, такие просто не придумаешь. На все эти вопросы нестерпимо хотелось получить ответы, даже если это будет последнее, что он узнает в жизни. И такие мысли Том старательно от себя отгонял. Ему было удивительно, что в его голове вообще рождалось что-то подобное. Последнее, что он узнает в жизни? Ничего не спасёт его от Эванса? Такие мысли просто ниже его собственного достоинства. Он, Лорд Волдеморт — потомок величайшего тёмного мага Салазара Слизерина, хозяин древнего наследия и властелин слизеринского монстра, василиска. Как может он не просто бояться мести какого-то безродного, никому не известного парня, но и покориться этому страху, сдаться на волю судьбы и принять обещанную ему смерть? Этому не бывать. Том не позволит этому произойти. Он хочет не только жить, но и стать бессмертным, чтобы смерть не смогла настигнуть его никогда. Поэтому и сейчас, в шаге от своей цели, он не даст себя убить. Даже Гарри Эвансу. Риддл почти рад, когда следующим утром видит, как Эванс заходит в Большой зал, сопровождаемый удивлёнными взглядами многих учеников и учителей. Он выглядит невозмутимым, его совсем не смущает столь пристальное и оживлённое внимание к его персоне. Том смотрит на него, подмечая и воронье гнездо на голове, и криво сидящую мантию, и пугающий блеск изумрудных глаз, и понимает, что эта радость вызвана не только тем, что он не окажется вдруг за спиной Риддла и не выскочит из-за угла, а ещё и тем, что Том просто рад видеть его, здесь, живым и таким уверенным, надёжным. Такие мысли и чувства он обещал себе держать под замком, чтобы они, не дай бог, не стали проблемой в самый неподходящий момент, но, видимо, замок оказался слишком слабым, или чувства эти просто просочились через щель под дверью своей камеры, и теперь застилали взор Тома, мешая здраво мыслить. Он безумно хотел подойти к Гарри. Приблизиться, посмотреть ему в глаза, услышать его голос, дотронуться до его кожи. Почувствовать тот адреналин, в котором смешивались страх, вожделение и уют, который он ощущал каждый раз, когда оказывался вблизи к этому невозможному парню. И это желание было не просто глупым — оно было смертельным, Том это понимал. — Никаких лишних движений, — шепотом говорит Риддл, сидящим вокруг него сторонникам, — только наблюдение. Никакой реакции на его слова он не ждёт, он знает, что Рыцари беспрекословно выполнят все его указания. Ему осталось только решить, чего он сам хочет, а точнее, что он может сделать. Потому что, как бы ему не хотелось видеть Гарри подле себя, как равного себе, он не может себе позволить надеяться на это. Потому что он хочет убить Тома. Потому что Гарри опасен.***
Следующая череда дней превращается в игру в «кошки-мышки», где глупыми и неповоротливыми котами выступают Вальпургиевы Рыцари, а роль юркой серой мышки исполняет Эванс. И Тому совсем не сложно представить, как парень смеётся над ними, когда ему в очередной раз удаётся сбежать от них, при этом постоянно оставаясь на виду. Он словно взаправду ускользает, прячется под плинтусами и возникает в другом конце коридора, пока нерасторопные преследователи не могут понять, куда надо смотреть. Риддл раздражён, его раздирает на части злоба и подмывает просто подойти однажды к Эвансу и сломать ему нос одним точным ударом кулака. Даже само это желание вызывает в нём приступ ярости, — чтобы он уподобился грязным магловским мальчишкам, на которых насмотрелся в приюте, становится просто мерзко. Но ничего более вменяемого ему в голову не приходит, все остальные его идеи отметаются сразу же, как абсолютно неприемлемые. Например, Тому порой хочется подойти к Эвансу близко-близко, посмотреть в его изумрудные глаза, ощутить, почти насладиться той гаммой эмоций, которые они внушают своим колдовским светом, а потом сказать что-то вроде: «Я сдаюсь» или «Делай со мной всё, что захочешь». А иногда Риддлу хочется, чтобы Гарри сам подошёл к нему, сметая преграждающих ему путь Рыцарей, словно те пушинки, орудуя своей одурманивающей магией, мощной и непоколебимой, после чего встал бы перед ним, Томом, ухмыльнулся, как прежде, и сказал: «Теперь ты весь мой». Таких сюжетов в голове Тома возникало великое множество. Но, к сожалению, ни один из них не имел продолжения. Том просто не мог представить, что будет дальше, чем их история должна закончиться. Казалось, у них двоих просто не может быть финала. Время же никогда не стояло на месте, и пока Риддл грезил о несбыточном, бичуя самого себя за эти глупые (он даже самому себе не смог бы признаться, насколько они были «девчачие») фантазии, Гарри Эванс совсем теряется из виду. Нет, он всё еще в школе, ходит на уроки и появляется в Большом зале, но теперь его никто даже не пытается поймать или проследить. Юные приспешники будущего Тёмного лорда единогласным решением пришли к выводу, что, чем гоняться за Эвансом, легче просто не подпускать его близко к их Лорду. И Тому теперь казалось, что о парне все забыли и что только он продолжает видеть Гарри, стоит ему появиться в поле зрения. Только он обращает на него внимание, выделяет из общей серой массы учеников. Это давало ему возможность наблюдать за парнем. Гарри был так тих и незаметен для всех остальных, но для Тома он словно светился ярким неоновым светом, неизменно притягивая его взгляд. Он снова выглядел уютным, мирным, безопасным. В это чувство Тому хотелось закутаться, как кутаются в одеяло зимними ночами. Ему действительно хотелось этого. Он хотел бы как-то исправить эту ситуацию: поговорить, выяснить причину такого отношения, попробовать переубедить, может быть, объясниться самому, хотя это вызывало слабое раздражение. Хотел бы по-настоящему подружиться с Гарри, хотел бы сблизиться с ним. Но он помнил, — не позволял себе забыть, — как на Эванса реагировала чуткая интуиция. Какую опасность на самом деле представляет этот парень для любого, даже самого сильно мага, и для Тома в частности. Что бы там ни было, по какой бы причине это не произошло, но Гарри поклялся на могиле своих родителей отомстить, убив его, Тома. Так о какой дружбе может идти речь? Нет, тут речь о выживании. Тут суть в том, кто первый сделает решающий шаг. И Том клянётся самому себе, что не проиграет Эвансу. Он никому не позволит себя убить, даже такому сильному и вызывающему трепет магу. В его планах обрести бессмертие, а Гарри буквально встаёт у него на пути. План формируется в голове однажды за обедом, пока глазами он, как обычно, наблюдает за Гарри. И ему искренне жаль, что их история закончится именно так.***
План был прост. Том не мог (или просто не хотел?) сражаться с Эвансом лично, потому что понимал, насколько тот силён, и хотя Риддл не уступал ему по силе, существовал риск проиграть и быть убитым, чего было никак нельзя допустить. Но у него было то, с чем справится не каждый даже самый сильный маг — древний тёмный смертоносный монстр. Василиск, который теперь подчиняется ему, как наследнику Слизерина. План до неприличия прост, но гарантирует Тому победу в этой игре. Сегодня, во время вечернего пира в честь Хэллоуина, пока все ученики и преподаватели будут веселиться в Большом зале, Том призовёт василиска и укажет ему на Гарри, позволяя зверю расправиться с врагом своего хозяина. Риддл немного сомневается в успехе плана, потому что его главная брешь в самом его начале — заманить Эванса. Тому следовало бы сделать это самому, но у него не было маховика времени, чтобы находиться в двух местах одновременно, поэтому, пока он подготавливал ловушку для «мышонка», Рыцарям он поручил сделать так, чтобы Гарри оказался в этой ловушке вовремя. В этом и была проблема — Гарри мог спокойно проигнорировать всё, что угодно: атаку Гриндевальда на школу, падение астероида, эпидемию чумы. Даже взрыв атомной бомбы, который просто смёл бы всю Великобританию с лица Земли, не заставил бы Эванса сделать хоть что-то против его воли. Так что Тому оставалось только терпеливо ждать, уповая на удачу и упорство своих приспешников. И это не могло не злить. Однако, либо Рыцари действительно были сегодня поразительно настойчивы, либо удача улыбнулась ему, но в назначенный час Том услышал, как открылась дверь в туалетную комнату, и высокий потолок гулким эхом отразил тихие шаги. Том отвернулся от раковины и посмотрел на долгожданного гостя. Гарри выглядел спокойным, даже слишком. Расслабленное тело, бесстрастное лицо, и сам он как будто отстранён, будто находиться не здесь, не стоит перед Томом. Но глаза выдают его. Риддл видит пылающее в них пламя, ощущает сдерживаемую магию, предвидит надвигающуюся бурю. Он не даст ей поглотить его. Сегодня он победит свой ночной кошмар. Сегодня он сам станет чужим ночным кошмаром. — Добрый вечер, Гарри, — Том растягивает губы в вежливой улыбке и немного щурит глаза, рассматривая своего визави с позиции хозяина положения. — Том, — кивнул в качестве приветствия парень, всё ещё оставаясь невозмутимым, хотя подставу не почувствовал бы только полный дурак. — Надеюсь, ты готов? — решил уточнить Риддл, не совсем понимая к кому обращает этот вопрос, к Гарри или к самому себе. — Я всегда был готов, — твёрдо отвечает Эванс, смотря прямо в глаза Тома. — А ты? Том молчит, поджимая губы, позволяя себе несколько секунд паузы, чтобы последний раз полюбоваться завораживающими глазами, а потом отдаёт уверенный приказ, который, он уверен, для Гарри звучит, как змеиное шипение. — Откройся. Том не сводит глаз с лица парня и его не может не насторожить поразительное спокойствие того даже теперь, когда механизм Тайной комнаты заработал, и раковина отъехала в сторону, открывая туннель. Но он не успевает обдумать этот феномен, потому что чувствует, как с тихим шорохом и громким шипением из прохода за его спиной появляется василиск. Змей выползает на всю свою длину, возвышаясь над ними, подобно огромной статуе своего создателя, а Эванс продолжает смотреть на Тома, словно и не замечает очевидной угрозы. Риддл удивляется выдержке парня, но не показывает этого. Наоборот, он хмурится, недовольный происходящим. Гарри сейчас должен быть в шоке и напуган, пытаться сбежать или хотя бы спрятаться, но вместо этого он стоит здесь и прожигает дыру в Томе. Это восхищает, но также и очень злит Тома, поэтому, как бы ему не хотелось прекратить всё это, он не колеблется, когда приказывает василиску: — Убей. Без крови. Змей согласно шипит и устремляется к своей жертве. Эванс даже не шелохнулся, когда гигантская голова монстра зависла прямо перед его лицом. Василиск был вынужден так поступить, потому что только так он мог встретиться глазами с парнем, чей взгляд был прикован к Риддлу. Всего секунды хватило на то, чтобы Гарри оцепенел и упал замертво, а у Тома сжалось сердце, словно в тисках. Ему действительно жаль, что это произошло. Ему на самом деле обидно, что пришлось так поступить. Он огорчён, что это был самый лучший выход, который он нашёл. Ему досадно, что он потерял, возможно, единственного человека, который мог быть ему равным. Но своя жизнь дороже. Поэтому Том, хоть и разбит, но не сомневается в правильности своего решения. В конце концов, в этом и был смысл их игры — либо убьёшь ты, либо убьют тебя. Риддл подходит ближе к лежащему на полу мёртвому телу, приседает рядом и вглядывается в застывшее спокойное лицо. Глаза потухли, и это ранит сильнее всего. Том чувствует, как внутри него что-то обрывается, когда он понимает, что именно этих глаз ему будет не хватать всю его бессмертную жизнь. Рука сама тянется прикоснуться к гладкой коже на шее парня там, где должен ощущаться пульс, и она оказывается ледяной, словно он мёртв уж не один день. «В конечном итоге, он оказался так же смертен, как и все, — думает Риддл, рассматривая Гарри. — Хоть он и был невероятно силён, он умер так же, как кролик Билли. От моей руки». Том спешит отстраниться, боясь потерять контроль над своими мыслями. Он вынимает палочку, направляет её на бездвижного Эванса и применяет заклинание: — Вингардиум Левиоса. Тело послушно поднимается над полом и зависает в воздухе, и Том направляет его к потайному проходу. Он отпускает его плавно лететь по туннелю вниз и спускается сам, приказывая василиску следовать за ним. В подземельях Риддл вновь подхватывает контроль левитации и направляет его дальше по коридору, ведущему в Тайную комнату, змей ползёт следом. Том опускает труп у ног статуи своего предка и просто смотрит на него, не уверенный, как ему поступить дальше. Следует ли сразу избавиться от тела или стоит наложить на него чары стазиса, чтобы уберечь от разложения подольше? И тот, и другой вариант кажутся Риддлу в равной степени хорошим и ужасным решением. И ни один из них не принесёт настоящего облегчения от чувства потери чего-то важного, которое скребётся где-то в груди Тома. Его нерешительность не затягивается надолго только потому, что происходит нечто по-настоящему странное: тело неожиданно рябит, сереет, превращаясь в густую дымку с очертаниями человека, после чего растворяется в воздухе, не оставив после себя даже пепла. Том смотрит на пустое место огромными от шока глазами и думает, что он, должно быть, выжил из ума, потому что увиденное просто не могло уложиться у него в голове. Бред. Невозможная чушь! Как такое возможно? Что произошло только что? Эти мысли проносятся в уме с бешеной скоростью, и он просто не в силах вернуть себе хладнокровие. — Я так надеялся, что до этого не дойдёт, — слышит Том вдруг спокойный голос, который он тут же узнаёт. Он верил, что уже никогда не услышит этот голос. — Знаешь, мне ведь действительно это никогда не нравилось. — Что? — Взгляд Риддла бегает по залу в поисках парня, от одной колонны к следующей, из одного тёмного угла в другой, но не может ничего увидеть. Очевидно, ему не удастся найти его, пока тот сам не позволит. Это пугает. — Я никогда не любил воскресать, — говорит голос совсем близко, но никак не понять с какой стороны, кажется, он звучит отовсюду, — но иначе просто не получается. Такова моя участь. — Покажись, — берёт последнюю волю в кулак Том, стараясь держаться уверенно. Он хочет увидеть его, хочет убедиться, что это не его галлюцинации, что он в своём уме, и голос несколько минут назад убитого василиском парня ему не мерещится. Как ни странно, но Эванс исполняет его требование. Он выходит из пустоты, сотканный из мрака теней, но выглядит более реальным, чем когда-либо до этого. Хаотичный порядок волос, закрытая однотонная тёмно-серая мантия, умиротворённое лицо и глаза, яркие-яркие. Они светятся из темноты точно как во снах Тома, притягивая и внушая животный ужас. Риддл просто не может поверить собственным глазам, хотя признать потерю рассудка он тоже не готов. Тишину нарушает яростное шипение из-за спины Тома. Василиск чует сильную и опасную магию, исходящую к тому же от человека, которого он совсем недавно поразил магией своих смертоносных глаз. Ему совершенно не нравилось происходящее, и он был готов вмешаться и растерзать странного парня. Монстр раскрыл свою огромную пасть, высвобождая длинные клыки, по которым уже сочился ценнейший и невероятно опасный яд, способный расплавить плоть, подобно кислоте. Змей уже готов кинуться вперед и устранить источник столь мощной угрожающей силы, но был остановлен вытянутой рукой Эванса и его следующими словами: — Остановись, Страж, не совершай ещё одной ошибки, — предупреждающе шипит парень на парселтанге, вызывая шок у змея и его хозяина. — Третьего шанса не дают никому, поэтому советую отступить, пока тебе это позволено. Это не в твоей власти, Страж. Ты не сможешь защитить Наследника, иначе умрёшь сам. И что-то ощутимо меняется в самом воздухе, словно незнакомая магия проноситься по всему подземелью, мощная и древняя, от которой кровь стынет в жилах, а по телу бегут мурашки. Том не может вымолвить ни слова, когда василиск, Король змей, покорно и даже как-то боязно подчиняется, опускает морду, прячет взгляд, будто испугался изумрудных глаз, как и сам Риддл. — Повелитель, — загнанно шипит чудовище, отползая подальше от парня, прячась за колоннами. — Невозможно, невозможно... Том неверяще наблюдает за странными событиями и чувствует себя участником какого-то дешёвого спектакля, поставленного криворуким руководителем. Всё это не может быть правдой, ведь так? Должно быть, это просто дурной сон. Да, точно, просто сон. Том жмурится и с силой трёт лицо руками, пытаясь избавиться от наваждения, проснуться, но стоит ему снова открыть глаза, как он натыкается на понимающую улыбку на лице Эванса, кажется, словно он просит прощения этой улыбкой. — Как это возможно? — на выдохе спрашивает Риддл, так тихо, что не уверен, что его вопрос был услышан. Но он был. — Очень просто и очень сложно одновременно, — отвечает ему Гарри, незаметно приближаясь. — На самом деле, я не должен никому рассказывать об этом, но считаю это несправедливым. Человек имеет право узнать ответы на свои вопросы перед тем, как я заберу его жизнь. Я ведь не монстр. Том поздно замечает, что Эванс стоит очень близко, смотрит ему в глаза, не мигая, и ждёт чего-то. Том хочет отдалиться, сделать хотя б шаг назад, быть подальше от парня, который источает опасность, но вдруг понимает, что не способен двинуть даже пальцем. Он словно снова оказался в своём сне, который преследовал его несколько месяцев назад: тьма вокруг, он обездвижен, перед ним — угроза, и яркие, пылающие изумрудным пламенем глаза. Но на сей раз это вовсе не сон. Волосы на загривке встают дыбом. — Итак, — спокойно, почти буднично произносит Эванс, немного отстраняясь и огибая Тома, словно лев, нарезающий круги вокруг своей жертвы. — У тебя есть немного времени, пока я не убил тебя. Что бы ты хотел узнать, Том? — Почему ты не умер от взгляда василиска? — быстро спрашивает Том, понимая, что, в отличие от его снов, сейчас он может говорить. И вопросов у него очень много, и он не знает, с какого лучше начать, поэтом спрашивает первое, что приходит в голову. — Потому что я знал, что меня ждёт ловушка, и послал свою копию, — говорит Гарри. Он держится ровно, смотрит перед собой или под ноги, руки сцеплены за спиной, и это совсем немного успокаивает, будто есть шанс, что эта ночь закончится на этом разговоре, а не его, Тома, смертью. — Сам я всё это время был здесь, внизу. Знал, что так и будет, и что ты спустишься сюда вскоре после моего убийства. — Как ты можешь говорить на парселтанге? — задал следующий возникший в мыслях вопрос Риддл. В этот момент его посещает шокирующая мысль о возможном родстве с Эвансом. Может ли этот парень быть его старшим братом? Мог ли он потерять мать из-за того, что она умерла, рожая Тома? За это ли он возненавидел его? Эти вопросы становятся настолько обжигающими, что он не может сдержать себя: — Ты тоже потомок Слизерина? Мы родственники? Гарри застывает на пару секунд и сверлит его немигающим задумчивым взглядом, а после широко усмехается. Он продолжает свой путь по намеченному кругу, отвечая: — Нет, это не то, о чём ты мог подумать, — он слегка качает головой, как бы говоря «Что за глупость?». — Я никогда не был потомком Салазара Слизерина, хотя было время, когда меня считали его наследником. Но мы действительно являемся родственниками, слишком дальними, чтобы это имело хоть какое-то значение в обычном случае. — А наш случай необычный? — Том наблюдает за парнем со смешанными чувствами, но преобладающим был и остаётся шок. Гарри продолжал его удивлять с каждым сказанным словом. — Понимаешь, Певереллы — род довольно специфичный, — хмыкает Эванс, и вновь устремляет на Тома задумчивый взгляд. — Никогда не знаешь, что с тобой может произойти, в жизни и в посмертии, если ты Певерелл. У Серой Госпожи сложное отношение к нашему роду, особое чувство справедливости и свой взгляд на вещи. Как я считаю, если вдруг повезло родиться Певереллом, то можешь с малолетства начинать молиться, чтобы у Вечной Леди не было планов на твою бессмертную душу. В зависимости от твоих поступков и подвигов, Она может как даровать вечный покой, так и проклясть самым жестоким образом. Меня вот Она прокляла. — Тебя прокляла Смерть? — Риддл был уверен, что удивить его сильнее уже просто невозможно. Ну, это была не первая его ошибка за эту ночь. В конце концов, то, что он услышал дальше, стало, пожалуй, самым сильным потрясением в его жизни. — Она сделала меня бессмертным. Тому показалось на секунду, что он видит в глазах напротив страдания и усталость, но он не мог в это поверить. Это всё просто странно. Он не понимал, что Гарри пытается ему сказать. Разве же бессмертие — это проклятие? Том мечтает о бессмертии. — Она отняла у меня возможность умереть, — продолжил тем временем Эванс, видя, что Том не находит слов для ответа. — Она не позволяет мне воссоединиться с теми, кто мне дорог. Сколько бы я ни умолял Её, что бы ни делал, как бы ни противился Ей, сколько бы раз ни убивал себя, сколько бы раз ни уничтожал Её Дары... Серая Госпожа непреклонна. Всегда одно и то же — я возвращаюсь обновлённым, целым, невредимым. — Но что это за шрам тогда? — находит в себе силы спросить Том, заметивший нестыковку в словах Гарри с действительностью. — О, ты заметил его, — не расстроился замечанию парень, каким-то неосознанным движением поправляя чёлку. — Да, этот шрам был у меня столько, сколько я себя помню, всегда. Думаю, это потому, что следы от тёмных проклятий так просто не исчезают. Этим шрамом я был награждён в день, когда меня впервые попытались убить. — Что за тёмное проклятие могло оставить такой след? — Том проявляет не дюжее любопытство, забываясь, теряясь в реальности, сосредоточенный на словах Эванса, завороженный его голосом. — Авада Кедавра, — пожимает он плечами, словно говорит о чём-то совершенно обычном, словно это не должно шокировать Тома, и он совсем не замечает его удивлённо округлившихся глаз. — Я был и остаюсь единственным человеком, пережившим Убивающее заклятие. Видел бы ты всю ту шумиху, которая создавалась вокруг меня на протяжении многих лет, будто это была моя личная заслуга. А ведь мне был всего год, когда я не умер впервые. И эти люди всерьёз думали, что это я какой-то особенный, тогда как это всё была чистая случайность, стечение обстоятельств. С каждым сказанным словом, с каждым удивительным фактом из его истории, с каждым новым кусочком пазла ситуация для понимания не становилась проще. В голове Тома рождались всё новые и новые вопросы, очень многое хотелось спросить, и он не знал, что в действительности будет важно. И, самое главное, зачем? Зачем он продолжает задавать вопросы, если это не принесёт ему никакой пользы? Почему он хочет всё это знать, если после этого он просто умрёт? — Кто? — выдыхает Риддл, почти борясь с самим собой, любопытство впервые в его жизни оказывается сильнее здравого смысла. — Человек, пытавшийся убить тебя, кто это? Гарри замирает чуть сбоку, долго смотрит на него в упор, думает о чём-то и молчит. Тому кажется, что это первый правильный вопрос из всех, что он задавал сегодня. Он не знает, чем ему может быть полезно это знание, но чувствует, что вопрос правильный. Гарри качает головой и медленно продолжает свой путь, говоря: — Как я и говорил раньше, ты не знаком с этим человеком. На самом деле, ты мог бы совсем скоро познакомиться с ним, если бы не наша встреча. Том был удивлён и озадачен таким ответом всего несколько секунд, а потом его озарила странная, пугающая догадка. Он даже не знал, как обличить её в слова, настолько дико это складывалось даже у него в голове. Цепкий взгляд пробежался по Эвансу в попытке наткнуться на какие-то детали, подтверждающие его теорию, но ничего нового не обнаружил. Ничего не указывало на то, что Гарри не принадлежит этому времени. Это ведь невозможно. Правда? Есть, конечно, маховики времени, но они не могли быть частью этой истории по техническим причинам. Гарри сказал, что покушение на него произошло, когда ему был всего год отроду, и даже если бы это произошло сегодня же, сейчас перед Риддлом стоит взрослый парень, лет семнадцати-восемнадцати, а значит он переместился назад в прошлое на шестнадцать лет, по меньшей мере. Маховики на такое не способны. Так что это? Всё правда или одна сплошная ложь? И был ли Том тем, кто пытался убить годовалого ребёнка, которым являлся Гарри? — Это я? — ровным голосом спросил Том, отрезвляя себя и свой разум мыслью, что он обязан разобраться во всём этом. — Взрослый я? — Это был Лорд Волдеморт, которым ты бы когда-нибудь стал, — отвечает Гарри, и Тома прошибают мурашки. Он знает. Этот парень назвал его имя, то, которое Том сам придумал не так давно. — Когда? — Ты пришёл в наш дом в ночь на Хэллоуин 1981 года, — Гарри остановился прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки и посмотрел в глаза, будто пытался увидеть в них отражение событий того дня. — Но как Волдеморт ты прославился ещё до моего рождения. Невероятно. Пятьдесят пять лет. Гарри Эванс преодолел пятьдесят пять лет в прошлое, чтобы встретиться с Томом и отомстить ему за... Что? Чем Том провинился перед ним? Если Эванс хотел мести, то должен был желать встречи с Лордом Волдемортом, а не Томом Риддлом, школьником, который даже СОВы еще не сдавал. Неужели этот парень окажется настолько бесчестным, чтобы карать человека за поступки, которые он еще не совершил? — Неужели ты не смог справиться со мной в своём времени, и решил просто избавиться от меня, пока я ещё не набрался той мощи, которой обладаю в будущем? — сказал Том с лёгкой усмешкой. Всего одной секунды и одного взгляда усталых глаз хватило, чтобы осознать свою оплошность. Как он мог забыть? Человек, проникший в его подсознание и наполнивший его ночи кошмарами. Человек, держащий его в неподвижном состоянии без единого заклинания или взмаха палочкой, одним усилием воли. Человек, от которого в страхе сбежал василиск. Человек, умеющий скрываться в тенях и исчезать на пустом месте. Человек, источающий пугающую и манящую магию, подобно неиссякаемому источнику. Человек, вернувшийся в прошлое на пятьдесят пять лет. Человек, в мастерстве владеющий даже самыми сложными и редкими заклинаниями. Человек, которого прокляла на вечную жизнь сама Серая Госпожа. Невозможный парень, которого он, Том, боится с первого дня так же сильно, как собственной смерти. Можно ли поверить, что такой человек не смог справиться с Волдемортом, если по-настоящему желал его убить? — Наша война длилась слишком долго, — решил объяснить своё решение вернуться в прошлое Гарри. — Очень многие люди погибли, невинные люди, маги и маглы. Ты озаботился о своём долголетии, разорвав свою душу на куски и создав кучу «якорей», из-за которых тебя было не так просто убить, на это потребовалось много лет. Видя, как умирают мои друзья и родные, как жертвуют свои жизни заместо моей, я не смог с этим смириться. Я решил, что должен предотвратить эту войну. Знаю, чем это закончится для меня, и я готов. В конце концов, это бремя Избранного — жертвовать собой. «Ради общего блага», — как говорил наш общий знакомый. Губы Эванса искривляются в горькой усмешке, а Том словно теряет дар речи от изумления. Эти слова очень знакомы всем магам этого времени, и они не ассоциируются ни с чем хорошим. Риддл думает, что не хочет об этом знать, даже если он правда должен был бы познакомиться с Гриндевальдом в будущем. Вместо этого он хочет узнать больше о Гарри и их будущем. — Почему я пытался тебя убить? — задаёт он новый вопрос. — На пике твоей мощи было произнесено пророчество о том, что тебя сможет победить только дитя, родившееся на исходе седьмого месяца. И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой, — Гарри говорил это искажённым полушёпотом, явно кого-то изображая. — Очередная глупость. Я был не единственным претендентом на роль Избранного, но смысл был в том, что ты сам меня выбрал и отметил, как равного себе, — снова кривлялся парень, указывая на свой шрам и давая понять, какого он мнения обо всём этом. — Шутка ли, ты выбрал не того, другого ребёнка, а меня, предопределив свою судьбу. Ты сам подвёл себя к черте и позволил убить, мне оставалось лишь сделать то, к чему меня готовили всю мою жизнь и чего все от меня ждали. В конечном итоге ты умер потому, что слишком боялся смерти. Поломанная жизнь, убитые родители, близкие люди и друзья, страдания и боль, изгнание и ответственность — это то, за что мстит Эванс. Но ведь это всё-таки ложь. Местью тут и не пахнет — это миссия по спасению. Парень готов отказаться от всего, что имеет сейчас, ради надежды на светлое, более счастливое будущее для всех тех людей, которые погибли из-за него, Волдеморта. Гарри жертвует своей реальностью, расплачиваясь за все ошибки Тома, исправляя все его злодеяния. Спасая не только всех этих людей, о которых Риддл уже никогда не узнает, но и его, Тома, душу. — Однажды, в воскресной школе я услышал, что Бог забирает человека, чтобы спасти его душу, — вдруг вспомнилось Тому и он поделился этим с Гарри, надеясь наиболее правильно высказать свои мысли. — Это ведь не месть, правда? Ты хочешь сделать то же? Хочешь спасти мою душу? Впервые за всё это время Гарри выглядел изумлённым. Он изучающе всматривался в лицо Тома, задумчиво наклонив голову. — Я удивлён, что ты подумал об этом, — проговорил Эванс, делая шаг ближе и быстрым движением срывая волосок с головы Риддла. Он с каким-то особым интересом рассматривал свой трофей. — Наверное, когда-то всё же был шанс направить тебя по другому пути. — Он ловко обмотал волос вокруг древка своей палочки, взявшейся прямо из воздуха и исчезнувшей тут же, и снова посмотрел на Тома. — Но ты прав, не буду отрицать. Когда-то давно я хотел, всем сердцем желал тебе страшных мучений и нескончаемой боли за всё то, что ты натворил. Хотел обычной грязной мести, но это чувство исчезло с новым восходом солнца. Желание мести мне чуждо, как тебе — желание смерти. Я только уверяю себя, что твоё спасение лишь сопутствующая удача, и на самом деле я здесь исключительно затем, чтобы спасти своих друзей и родных. Это завораживало. Никогда ещё Том не мог сказать, что доверяет кому-то настолько, чтобы доверить свою жизнь. Вверить себя в руки человека, заведомо зная, что тот собирается его убить. Так ему не придётся отнимать у Тома его жизнь, потому что он сам её отдаст. Это то, что он чувствовал, хоть этому и сопротивлялись здравый смысл и инстинктивное желание жить, но Гарри завораживал. Своей исповедью он будто просвещал самого Тома. И он был готов покончить со всем прямо сейчас, но любопытство не давало покоя. Так много ещё хотелось узнать, спросить. — До этого ты говорил о Дарах, — эта тема крутилась в голове и не оставляла Риддла всё это время, но только сейчас он решает спросить. — Дарах Смерти? Тех самых? — Да, те самые Дары из сказки о трёх братьях, — фыркает вдруг Эванс, словно вспомнил что-то смешное. — Сущее издевательство с Её стороны, проклясть человека, собравшего Дары вместе, прикрывая это красивой легендой. Я вообще получил их случайно, даже не зная, что это такое, даже не подозревая об их существовании. Том впервые посмотрел на Гарри, как на идиота. Его слова как бы говорили, что вся его жизнь — одна сплошная случайность, и жив он лишь благодаря своей бесконечной удаче. С трудом, но он сдерживает язвительный комментарий. — Покажи, — говорит Том вместо этого. Гарри снова фыркает, но вынимает палочку из воздуха снова, протягивая её Тому, чтобы тот посмотрел. — Можно? — удивлённо смотрит на парня Том, а тот пожимает плечами: — Она всё равно не будет тебя слушаться, пока я её полноправный хозяин, а на своего хозяина она и подавно не нападёт. Да и я бессмертен. Бери, любуйся. Ты ведь всегда её хотел, я знаю. Том делает вид, что не шокирован словами Эванса и берёт артефакт в руки, запоздало понимая, что ему вернули возможность двигаться. Палочка на вид не представляет из себя ничего особенного: почти чёрное дерево красиво переливается в свете огня, а мощь магической сердцевины не дано почувствовать обычному волшебнику. Соприкасаясь с пальцами Тома, она обдаёт их могильным холодом, показывая, что он не хозяин ей и ему позволено её только подержать. Да, он очень хотел владеть Бузинной палочкой с тех пор, как узнал о том, что она существует. И ему бы обидеться на её строптивость, но сейчас он на это не способен, не после всего этого разговора с Гарри. Сейчас он просто наслаждается мыслью, что держит в руках легендарный артефакт, созданный самой Смертью, самую сильную на свете волшебную палочку. Старшую палочку. Гарри привлекает его внимание, протягивая раскрытую ладонь, на которой лежит скромное с виду кольцо с довольно крупным тёмным камнем, отливающим багровым. Том молча берёт украшение и присматривается, замечая какую-то гравировку. Треугольник с вписанным в него кругом и прямая линия. Этот знак Том видел в газетах, и он изумлённо поднимает глаза на Эванса с немым вопросом. — Это Воскрешающий камень, реликвия твоей семьи, — говорит Гарри, но Риддл качает головой, он хоть и удивлён такими подробностями, всё ещё хочет задать интересующий его вопрос. — Это ведь знак Тёмного Лорда, — непонимание исходит от Тома, снова заставляя Гарри фыркать. — Это знак Даров Смерти, он намного старше Тёмного Лорда, — поясняет парень. — Гриндевальд был столь самоуверен, что позволил себе думать, будто может присвоить его себе. Полагаю, его придумали братья Певерелл, либо сама Смерть. Ты потомок Кадма Певерелла, среднего брата, поэтому это кольцо передавалось в семье твоей матери много веков. У старшего брата, Антиоха, потомков не осталось, он умер совсем молодым, вскоре после судьбоносной встречи с Серой Госпожой. А я носитель Мантии-невидимки, как последний потомок Игнотуса Певерелла, младшего из братьев. С этими словами он снял с себя строгую тёмно-серую мантию и вывернул её простым и быстрым движением, накидывая себе на плечи и исчезая, позволяя лохматой голове висеть в воздухе без тела. Том бы не сильно удивился этому зрелищу, он и раньше видел мантии невидимости, но сокрытием физического тела своего хозяина от чужих глаз эта Мантия не ограничивалась. Она скрыла магический след Гарри, полностью растворив его в окружающей среде, словно никогда и не было на свете человека с такой магией. Это действительно невероятно мощный артефакт, возможно, самый удивительный из трёх. С таким и правда можно скрываться много лет, от кого бы то ни было, даже он самой Смерти. — Невероятно, — не сдержал своего восхищения Риддл, пожирая Мантию глазами, когда Гарри её стянул. — С помощью неё ты выкрал Старшую палочку у Гриндевальда? — Нет, Мантию я забрал последней, — честно ответил парень, не удивляясь осведомлённости Тома о краже палочки у Тёмного Лорда. — В Германии я просто воспользовался магией теней. Если бы Гриндевальд увидел Мантию или Камень, это закончилось бы очень плохо. Он помешан на Дарах ещё с молодости и точно бы узнал их. Магия теней — очень древнее, полностью утерянное знание, почти легенда, не многие о ней слышали, и совершенно невозможно встретить мага, который ей бы владел. Но это ведь Гарри, с ним возможно всё. Том уже даже не реагирует на ошеломляющую информацию. — Знаешь, мне жаль, но оттягивать время и дальше я не могу, — сказал вдруг Эванс, с грустью смотря куда-то в сторону и кивая чему-то, чего Том видеть не мог. — Поэтому давай ты задашь мне ещё пару вопросов, последних, и я сделаю то, зачем пришёл. — Хорошо, — спокойно соглашается Том, удивляя самого себя. — Кто ты, на самом деле? Гарри выглядел озадаченным этим вопросом. Да, он уже пол ночи отвечает на вопросы Риддла, рассказывая о себе и своей жизни, об их с Томом связи, своих планах на его душу, даже немного о будущем, из которого он прибыл. Но всё это не говорило о том, кто же он такой. Избранный из пророчества? Нет, он уже исполнил свою роль в нём. Удачливый неудачник? Не похоже, чтобы он не понимал, что делает и к чему это приведёт. Чья-то пешка? Ни за что. Самоотверженный герой? Близко, но всё же... Есть что-то ещё. Вся эта сила — магия, льющаяся через край — у простых людей так не бывает. Да и какому магу под силу обернуться во времени на десятилетия? Гарри Эванс кто угодно, но не обычный волшебник. И всё это не какая-то случайность. — Собрав все Дары, я был награждён титулом Повелителя смерти, а так же присущими ему силой и обязанностями, — усталый вздох сопровождает его слова, и Тому становиться понятно, что Гарри совсем не рад тому, что это произошло именно с ним. — Я могу путешествовать во времени и пространстве, должен собирать души людей и следить за балансом энергии, и я не могу отказаться. Всего этого я никогда не желал. Я всегда хотел лишь одного — обычной, спокойной жизни. Так что да, я Повелитель смерти, но я всегда был и остаюсь собой, просто Гарри. Том кивнул, принимая его ответ, но в душе не соглашаясь с ним. Разве же он может быть «просто Гарри», когда он такой удивительный? Стать значимым ещё до своего рождения, пережить Убивающее заклинание и обрести славу в годовалом возрасте. Пережить долгую войну, победить своего врага, исполнив пророчество. Собрать легендарные артефакты и обрести бессмертие, хоть и нежеланное. Стать могущественным существом, о возможностях которого другие могут только мечтать. При этом оставаться честным, храбрым и самоотверженным. Настоящим героем. «Просто Гарри» не понимает, на сколько он на самом деле особенный. И добрый, правда добрый. Далеко не каждый человек будет стремиться спасти душу того, кто убил его родителей, друзей и многих других, в попытке достичь собственного величия. Том смотрит прямо в изумрудные глаза, и он убеждён, что Гарри — не человек. Он сущность, один из тех вечных хранителей, что присматривают за вселенной и мудро направляют. Сейчас Том верит, что Гарри — это воплощение Смерти. Пугающий и манящий, справедливый и утешающий. Неотвратимый. — Как это — умирать? — последний вопрос, волнующий Тома перед концом. Он знает, что Гарри не хочет причинить ему вреда, и его нежная улыбка тому доказательство, но своё волнение Том сдержать не находит сил. — Быстрее, чем засыпать, — он говорит это очень мягко, почти интимно, и Том чувствует, что эти слова значат что-то, они не просто отговорка или ложь, это правда, самая заветная. Риддл снова кивает, не отводя взгляда от таких ярких глаз. Тех самых, что снились ему несколько месяцев назад, поначалу пугая, а после привораживая. Почему-то внутри Том уверен, что всё, что ему запомнится из этой жизни — эти самые пылающие живым огнём глаза. Почему-то он совсем не расстроен этим, и знает, что этого ему будет более, чем достаточно. — Ты готов? — спрашивает его Гарри, накидывая обратно Мантию-невидимку и натягивая на палец кольцо с Воскрешающим камнем. — Если да, то я начну. — Да, делай, что должен, — всего одну долю секунды, но Тому страшно, как раньше. Страх проходит моментально, стоит только увидеть немое обещание в решительных глазах Эванса. И это убеждает Тома — с этим человеком не стоит бояться даже смерти. Бузинная палочка лежит в крепкой руке Гарри, словно она её естественное продолжение. Камень в кольце сияет глубоким потусторонним светом. Мантия едва заметно колышется от напряжения магии в воздухе. И Том вдруг понимает, что это он здесь по-настоящему особенный. Он не умрёт, как многие другие. Не от пули или бомбы, как солдаты на войне. Не от шального проклятия, как преступник или аврор. Не от холода или голода, как дети в сиротских приютах. Не от лап какого-нибудь животного или монстра, не от рук человека. Не от несчастного случая, болезни или чьей-либо глупости. Не от старости и не во имя мести. За его душой пришёл сам Повелитель смерти. Он не умрёт в криках или муках, от боли или шока. Его тело не разорвёт на мелкие кусочки и не сгниёт изнутри. Не сгорит, не утонет, не задохнётся и не сломается. Это будет быстрая и милосердная смерть от руки того, кто пообещал ему лучшую участь. И он не умрёт в одиночестве — рядом всё время будет Гарри. Он позаботиться о его благополучии во время, и сопроводит его душу в загробный мир после. Это ли не говорит о том, насколько Том особенный для этого мира, и для Гарри в частности? Если нет, то можно обо всём этом забыть. И думать, что всё это было фантазией, ложью или долгим странным сном. Но для Тома это правда, в которую он верит, потому что видит это в глазах Гарри. — Именем Хель, богини мира мёртвых. Я, Гарри Джеймс Поттер, Повелитель смерти, выношу тебе, Том Марволо Риддл, смертный приговор. — Том не повёл и бровью, услышав настоящее имя парня, в конце концов, это уже не важно. Он думал, что ему стоит закрыть глаза, приготовиться к тому, что его поглотит тьма, но не мог оторвать взгляда от зелени глаз Гарри. Тот поднял Старшую палочку, направляя её конец прямо в грудь Тома, в область сердца. Гарри улыбнулся ему и стал медленно, одними губами отсчитывать обратный счёт. Три... Два... Один и... — Авада Кедавра. Это было быстро, как Гарри и обещал. Последнее, что успел подумать Том, перед забвением, это то, насколько ему повезло умереть так, быстро и безболезненно. Он сам не был столь благороден, чтобы подарить своему врагу такой конец.