« — Ты говорила, что звезды — это миры, Тэсс?
— Да.
— И все такие же, как наш?
— Не знаю, но думаю, что такие же. Иногда они похожи на яблоки с нашей яблони. Почти все красивые, крепкие, но есть и подгнившие.
— А мы на какой живем — на красивой или на подгнившей?
— На подгнившей.»
Томас Харди «Тэсс из рода д’Эрбервиллей»
Глухие размеренные удары колокольного звона разносились над городом, катясь по небольшим извилистым улочкам Лозанны, отражались от покатых крыш магазинчиков и возносились ввысь, к небу, растворяясь в лазуревой глади небес. Погода обещала быть ясной и солнечной, несмотря на то, что по календарю был январь.
Виктор аккуратно потянулся в постели, стараясь не разбудить своего партнёра. Час был ранний и им бы двоим ещё спать и спать, учитывая, что заснули они с Крисом только под утро. Но Виктор выспался, проснулся с первыми лучами хмурого зимнего солнца, под звон колоколов Святого Франциска. Чудесно! Давно он не чувствовал себя таким отдохнувшим. По-настоящему, чтоб и душой и телом. Приятно было просто лежать в кровати, зная, что тебе никуда не надо, а под боком у тебя тихонько сопит любимый человек. Крис… Виктор, стараясь не потревожить хрупкого сна, повернулся к швейцарцу и потрясённо замер, рассматривая красивые и чувственные черты милого лица. Сейчас, когда Джакометти спал, лицо его было расслабленно, если не сказать невинно, разгладились мелкие морщинки в уголках глаз — и откуда только взялись? — а на щеки падала густая тень длинных тёмных ресниц.
— Любуешься? — хриплый со сна голос вывел из раздумий, Никифоров даже вздрогнул от неожиданности. Так ушёл в свои мысли, что и не заметил, как Крис проснулся.
— Любуюсь, — бесхитростно подтвердил Виктор, касаясь чужого лица: нежно скользнул пальцами вдоль линии скул, даря невинную и неприхотливую ласку, робко очертил линию чувственных трепетных губ. Однако Крис тут же перехватил его руку, покрывая изгиб ладони лёгкими короткими поцелуями. Словно взмах крыльев бабочки на его коже. Виктору казалось, что он прямо замурлычет сейчас от этой ласки, даром, что не кот.
— Я скучал по тебе… — Крис выпускает запястье и скользит губами по всей ладони, трепетно выцеловывая мелкие неровности и бугорки. — По нашим встречам, безумным ночам. Помнишь, как мы отожгли в Милане?
— О да! Такое забудешь! Да нам VIP годовой должны были дать, за такое представление. Ты был невероятен в костюме ангелочка, мой развратный Купидон!
Виктор привычно смеётся, но каждое слово Криса падает прямо в его промёрзшее сердце, расплавляя тонкую невидимую корку многолетнего льда. Крис теплый и уютный, от него пахнет морем и песчаными пляжами Ямайки и Ривьеры, пахнет солнечным Средиземноморьем и немного горьким швейцарским шоколадом. Хочется прижаться к этой широкой груди и забыть обо всем на свете: о соревнованиях, тренировках, Фельцмане. Здесь, в Лозанне, родном городе Джакометти, они просто два обычных, ничем не примечательных человека, со своими горестями и радостями, потребностями. Крис позвал в гости, и Виктор махнул сразу после Барселоны, спровадив Юри в Японию. Наплел что-то о новой системе тренировок, о тренерском отпуске, о новых методиках. Никифоров и сам плохо помнил, что тогда говорил Кацуки, помнил только непривычное, давно уже забытое чувство трепета и тепла в груди от лежащего в портмоне авиабилета.
— Я тоже по тебе скучал, — откликается Никифоров, — прости, что заставил ждать.
Блондин плавно скользит руками по чужому телу, не без удовольствия ощущая рельеф крепких стальных мышц под подушечками пальцев. Не удержавшись, оставляет лёгкий дразнящий поцелуй под ключицей. Наградой становится тут же сбившееся дыхание Криса. Едва заметно, но Виктор замечает.
Чувствует.
— Сигарету? — Крис высказывает из его объятий и тянется к прикроватной тумбочке. — Как тогда. Кофе и сигареты.
Никифоров соглашается и берет одну сигарету, прикуривает, выдыхая сизоватые облачка дыма, медленно тающие под потолком. С Крисом просто. Как тогда, как сейчас и как всегда. Не нужно надевать очередную маску а-ля "несравненный Никифоров" и думать о своем имидже. Можно просто быть собой и Крис поймет, примет.
— И что дальше? — Джакометти забирает из его рук сигарету, делая неглубокую затяжку. Курят одну на двоих. Непрямой поцелуй. Смешно и романтично. — Почему ты уехал с ним?
— Почему? — Виктору неприятна эта тема, но он должен ответить. — Хотел, наверное, Эрос увидеть. Не знаю, Крис. Кацуки был такой невообразимый, смелый, раскрепощенный в моей памяти. В нем был огонь.
— В нем был алкоголь, Витя.
— Да, алкоголь, — соглашается Виктор, — но не только. Он был такой… невероятный. Я думал, он станет моим избавлением. Поймет меня.
— Он подарил тебе кольцо, — в голосе Джакометти звучат ревнивые нотки, и это приятно греет ледяное сердце Никифорова.
— А, это… — русский с интересом и неким недоумением смотрит на золотой ободок на собственном пальце. — Всего лишь талисман. Юри купил то ли на удачу, то ли в благодарность. Я не знаю. Надел перед Гран-При.
— Ты обещал на нем жениться!
— Мало ли, что я на ком обещал! — к месту вспомнился старый анекдот. — Он проиграл. Серебро. Не золото. Крис, ты хоть представляешь, как я с ним
заебался? Тянул, тащил, подбадривал, слёзки ему вытирал. Я карьеру из-за него оставил! Знаешь же, что значит для фигуриста пропустить сезон. И ради чего всё это? Ради несчастного серебра?
— Так его и не трахнул? — Крис, как всегда, зрит в корень.
— Да где там! — зло отмахивается Никифоров. — Крис, вот ты представляешь, чтобы я и не смог трахнуть? Это ж очень постараться нужно, — в голосе Никифорова звучит неприкрытая горькая обида. — А он смог. Сбежал, отгородился. И смотрит наивными глазами на меня. В дружбу верит! Ну не смешно ли? Мне скоро 30, а он мне
дружбу предлагает, за ручки держаться, Крис!
Виктор слегка отстраняется, тело мелко колотит от переполняющих эмоций. Неприятная дрожь быстро достигает кончиков пальцев, и чтобы её скрыть, он тянется за очередной сигаретой. Нервно сминает полупустую пачку в руках.
— Думаешь, я не пытался? Этих «Юри, давай спать вместе», «Юри, давай мыться вместе», «Юри, прогуляемся по пляжу?» знаешь, сколько было? Со счёта собьешься! — Никифоров горестно вздыхает, продолжая изливать душу. — Я ж его тогда в Пекине поцеловал. Прямо на льду, перед камерами. Думал, все, наладилось. Ан нет, Витенька, не заслужил. Давай заново. Как же я устал от этого, Крис! Натурально устал от этого нескончаемого детского сада. — Виктор наконец переводит взгляд на Криса, окунаясь в манящую зелень чужих глаз. — Я такой скверный любовник?
Вместо ответа Крис целует его: страстно и нежно прижимается губами, пытаясь вселить потерянную уверенность, вернуть блеск прекрасным голубым глазам.
— Крис, давай встречаться? — слова неожиданно слетают с губ Виктора, повисая в утренней тишине комнаты. Но он не против. Впервые за долгое время Виктору кажется, что он сделал что-то толковое, правильное. Истинное.
— Ну не знаю, — Джакометти шутливо хмурится, — ты меня сильно задел тогда своим поступком. Так просто не отделаешься, — Крис опрокидывает Никифорова назад на подушки и усаживается на его бедрах, задумчиво прижимая указательный палец к нижней губе, окидывает русского оценивающим взглядом. — Хм... Что бы у тебя такое попросить?..
— Могу сделать минет, — подсказывает блондин.
— Да, Никифоров, ты от скромности не умрешь уж точно, — беззлобно посмеивается Крис, — но нет. Извини. Я хочу что-то более существенное.
Виктор саркастично изгибает бровь, посылая любовнику самый соблазнительный взгляд:
— Может подумаешь? Ты не представляешь, от чего отказываешься.
— А кто сказал, что я отказываюсь от твоего чудесного ротика? — Крис покрывает его тело жаркими дразнящими поцелуями. — Это туфли.
— Туфли?
— Ну да, мужские туфли. Ты же Никифоров! У тебя семья этим бизнесом занимается, пока ты на коньках катаешься. — Крис выводит фантастические узоры языком на теле Никифорова, постепенно спускаясь всё ниже и ниже.
— Ты говоришь, как моя мама!.. — Виктору едва удаётся связать пару слов, пока Крис вычерчивает очередную дорожку поцелуев на его бедрах.
— Спасибо за комплимент, но я серьёзно. Я видел ваши туфли в интернете. Они правда столь уникальны и столь бессовестно дороги?
— Ну… У нас есть разные линейки обуви… — Виктор вплетает пальцы в чужие шелковистые волосы, задавая нужный ритм сладких движений. — Есть вполне доступные, а есть… и уровня «Люкс», сделанные на заказ для особых клиентов. Крис!.. А-ах!.. Семейный рецепт…
Спустя несколько минут и несколько «Боже, Крис, как ты делаешь это!» Джакометти добавляет: — Я хочу самые дорогие, уникальные туфли. Чтоб ни у кого таких не было, только у меня. Сделаешь, медвежонок?
Мимолетная тень пробегает по лицу Никифорова, касаясь пронзительной синевы глаз. Миг, и всё исчезает, словно и не было ничего. Виктор ободряюще улыбается Крису, говоря, что такому
охуенному парню никаких туфель не жалко. Пусть Крис ждёт подарок.
***
Виктор, в который раз за последние пятнадцать минут, бросает обеспокоенный взгляд на уставленный различными закусками стол. Нестерпимо хочется подойти, подправить, внося последние штрихи в сегодняшний идеальный ужин. Желая побороть беспокойство, Виктор раз за разом передвигает предметы на столе, добиваясь идеального расположения: сдвигает соусник, проверяет вилки, переставляет бутылку коллекционного вина. Всё должно быть идеально.
И всё же, где Юри? Нормально ли добрался? Возможно, Никифорову, следовало поехать его встреть на вокзал, но Юри был так упрям. Сказал, что не хочет обременять, что вполне сможет добраться сам. Да, это не Москва, а всего лишь мелкий городок, затерянный на бескрайних просторах Сибири, но Юри справится. Виктору лишь нужно больше верить в него.
На этих воспоминаниях уголок рта Виктора непроизвольно дёргается вниз: «Юри, Юри… Знал бы ты, как я хотел в тебя верить, поддерживать, но ты не позволил. Что ж, так тому и быть».
Мучительно хочется закурить, вдохнуть спасительный голубой дым, забивая им лёгкие до отказа, но Виктор одёргивает себя — Юри не нравится запах сигарет. А он очень хочет понравиться. А впрочем, к чему лукавить — Виктор не нравится никакой, хоть розами благоухай, хоть недельным перегаром. Итог один.
Негромкий робкий стук в дверь прерывает размышления Виктора и заставляет того быстро подняться и подойти к двери, распахнуть её. На пороге стоит Юри. Весь такой взъерошенный после длительной поездки (о да, Виктор далеко забрался!), в своем привычном синем пуховике и смешном линялом шарфике. Звонкая пощечина утончённому вкусу Виктора.
— Юри! Наконец-то! — Виктор сгребает в крепкие объятия юношу, оставляя на щеке фальшивый сладкий поцелуй. Но Юри и этого много. Даже сквозь толстый слой верхней одежды Никифоров чувствует, как напряглись чужие плечи. — Всё хорошо? Как добрался?
Кацуки слегка отстраняется, бросая на Никифорова виноватый взгляд шоколадных глаз.
— Спасибо, Витя. Нормально добрался, здесь чудесное такси, — развязывает шарф, снимает верхнюю одежду и проходит в украшенную комнату. — Ты что-то празднуешь?
— Не «ты», а «мы», Юри! — Виктор само обаяние. — Люблю, когда всё красиво. Сегодня особенный день, почему бы не сделать его ещё и красивым? Тебе ведь нравятся лилии? — Виктор указывает на пышный букет белоснежных лилий, украшающий стол. — Они прекрасны! Хотелось именно такие. Белые и невинные. Ты не поверишь, но пришлось с утра не один магазин обойти, чтобы найти именно эти. Везде только жёлтые почему-то остались.
— Я… Я не совсем понимаю, Виктор, — Юри с некоторым смущением рассматривает стол и разворачивается к своему тренеру. — Зачем я здесь? Ты же знаешь, я не справился. Не смог подарить тебе золото.
— Тш… малыш, — Виктор легко прижимает ладонь к чужим дрожащим губам. Или же это дрожат его собственные пальцы? Невозможно. Он слегка склоняется и целует японца в губы через свою ладонь. Единственный поцелуй, который ему разрешили. — Не сегодня, Юри, прошу. Будь моим желанным гостем.
Юри растерянно кивает и проходит к столу, усаживаясь на один из стульев. Словно какой-то иллюзорный сон — моргни и всё исчезнет. Но юноша не хочет просыпаться, если в этом сне с ним всегда будет Виктор. Легко поверить в сладостный обман, когда Виктор так тепло улыбается, так нежно касается протянутой руки, задерживая её в своих ладонях дольше положенного. Юри знает, что разочаровал своего тренера, словно что-то должно было произойти между ними, да вот не случилось. Или же ещё не всё потеряно?
Виктор сегодня обаятелен как никогда. Тысяча ярких солнц сияют в его улыбке и голубых глазах. Очередная бездушная маска, одна из многих, но люди ей почему-то верят. Верит и Юри, плавясь под ласковым взглядом внимательных глаз. Такой милый, наивный мальчик!
Брюнет несмело берёт протянутый Виктором бокал красного вина, отпивает, смакуя вкус: — Миндальное? — легкая улыбка касается губ юноши. — Спасибо, Вить. Я рад быть сегодня с тобой, это чудесный вечер. Спасибо.
Юри пахнет солёным океаном, домашним теплом и несбывшимися надеждами, да только Виктору уже всё равно. В глазах Виктора лазурь всех ледников мира. Он давно продал свое сердце, сложив из оставшихся осколков слово «Вечность». От Виктора пахнет тленом и совсем немного столярным клеем.
Всё завершается быстро. Через десять минут он поднимает безжизненное тело Юри, уносит в подвал, раскладывая на большом металлическом столе. Взяв скальпель, замирает на короткий миг, бросая последний взгляд на некогда любимые черты лица. Не сумев совладать с эмоциями, Виктор наклоняется и целует юношу последний раз в холодный чистый лоб. Нежный поцелуй Иуды.
А впрочем, ничего личного. Просто семейный бизнес.
***
Спустя месяц он встречается с Крисом в Москве. Вваливается в гостиничный номер под вечер, долго и страстно целует любовника и, наконец, дарит обещанный подарок. Крис в полном восторге: он вертит туфли в руках, рассматривает причудливый рисунок, проводит пальцами по мыскам, поражаясь изумительной мягкости кожи.
— Они прекрасны, Вить! Просто удивительные! Эта кожа… просто нечто! — Кристоф счастливо вертится перед зеркалом, рассматривая новые туфли. — Они ведь уникальные? Как я просил?
Виктор счастливо смеётся и уверяет Джакометти, что
эти туфли действительно уникальны и неповторимы. Ни у кого в мире больше таких нет.
Никифорову можно верить.
