Зеленоглазый спаситель

      Возможно, если бы я не лишилась родителей в возрасте восьми лет, я бы выросла совсем иным человеком. Хотя нет, не возможно, а абсолютно точно, ведь жизнь и воспитание в детдоме не могли не оказать на меня сильного влияния. Единственные родные и любящие меня люди были мертвы, а бабушка, видно не желая со мной нянчиться, отдала меня в детский дом.       Жизнь в нем сделала меня в каком-то смысле злым человеком. Злым на весь мир за эту вопиющую несправедливость, что именно меня угораздило попасть в это заведение и лишиться родителей. Меня окружали сотни таких же несчастных детей, но я, подавленная и потерявшая всякий вкус к жизни, не могла не предаваться самобичеванию, пусть со временем и окрепла, и смогла свыкнуться с осознанием своего полного одиночества. Правда это осознание не мешало маленькой мне фантазировать, как мои родители вернутся за мной и непременно заберут из этого ада, тепло улыбаясь и извиняясь за долгое отсутствие, вновь окружая меня той волшебной уютной атмосферой, возникавшей рядом с ними. Я понимала, что это глупо и бессмысленно, что таких надежд питать не стоит, но я и не питала — просто мысль об их возвращении так грела сердце, что я не могла противостоять самой себе.       Детдом я ненавидела всеми фибрами души - ненавидела всех людей, работающих там, ненавидела всех сверстников и особенно ненавидела тех, кому повезло иметь здоровых и заботливых родителей. Где-то в глубине души я осознавала, что они ни в чем не виноваты, но ничего не могла с собой поделать - меня преследовала зависть. Потом я избавилась от этого навязчивого чувства, но с приязнью относиться к счастливчикам так и не начала. Я скучала, бесконечно сильно скучала по умершим родителям. Каждый раз, что я вспоминала о них, мне становилось плохо, больно, мне казалось, что я самый одинокий и несчастный человек на свете.       Мои родители оба были врачами, только работали в разных направлениях — мама была стоматологом, а папа выполнял работу хирурга-ветеринара. И, стоит заметить, оба в своих специальностях достигли высот и заслужили уважение и не низкую зарплату. То есть, проблем с деньгами моя семья никогда особых не испытывала. На оплату квартиры хватало, на продукты хватало, на мое содержание хватало и еще лишнего оставалось. Другими словами, богатеями они не были, но и бедняками тоже никак нет — средняя такая зарплата, достаточная на хорошую жизнь в комфорте и удобстве.       Если отец практически весь день пропадал на работе, то мама работала меньше, и большее количество времени я проводила вместе с ней. Мне запомнилась веселость и доброта в ее характере, она всегда была жизнерадостной и улыбчивой, всегда умела поддержать и развеселить. В редких снах, не являющихся кошмарами, мне часто снилась ее лучистая улыбка и лукавый прищур болотного цвета глаз. Именно она познакомила меня с моим любимым на данный момент аниме Наруто и, пусть я тогда и была мелкой, смотреть вместе с матерью его мне очень нравилось. А после смерти родителей я не прекратила его смотреть, а наоборот, продолжила, взрослея вместе с персонажами дорогой сердцу манги. К тому же, просмотр напоминал мне о тех вечерах, преисполненных волшебной приятной атмосферы, что я проводила вместе с матерью, пока папа еще был на работе. Порой, мне казалось, что мама вновь сидит рядом со мной и тихим шепотом объясняет что-то, что тогда маленькой мне было непонятно, а сейчас кажется самой очевидной вещью на свете…       Я любила обоих родителей, но ее смерть стала для меня наиболее сокрушительным ударом. Честно говоря, я едва ли помню что-то из того дня, когда мне сообщили об их гибели. Было больно. Очень больно, так, как будто со всей силы дали под дых. Лица, слова, вся визуальная и слуховая часть восприятия информации словно отключилась, запечатлились только эмоции. Единственная четко запомненная мною реплика оповещала об их кончине, и была словно в издевательство брошена на спех — говоривший спешил рассказать об этом бабушке, по отцовской линии, а девятилетнюю меня не воспринимал всерьез. Мол, не взрослая, толком ничего не осознает, какой смысл уделять ей много внимания? Бабушка горевала исключительно по своему сыну, мою мать она особенно не жаловала, а потому и ребенка от их брака сочла ненужным и отправила меня в детский дом. Бросила, как мусор, словно единственное, что все это время сдерживало ее от этого действия — мои живые родители.       Они умерли в аварии. Мой отец был за рулем и именно он был ответственен за происшествие, как бы мне ни не хотелось этого признавать — обычно на дороге он был внимательным, на посторонние вещи не отвлекался, был сосредоточенным и осмотрительным. Но в тот день что-то пошло не так. Сначала отца угораздило сбить пешехода, а потом еще и, едва ли не выворачивая руль, врезаться в другую машину. Врезаться сильно. При таких столкновениях не выживают, если, разве что, не обладают чрезмерно сильной везучестью. Ни папа, ни мама ею не обладали.       Информация у меня была со слов очевидцев, видевших произошедшее. Сама я в то время сидела дома и даже помню, чем занималась — рисовала. Помню, что рисунок у меня никак не получался и я сминала одну бумажку за другой, раскидывая их по тогда еще принадлежавшей мне комнате. А что было потом я уже рассказывала — приехали люди, с сочувствующими лицами пояснили ситуацию сначала мне, открывшей дверь, а потом бабушке. Меня прогнали в комнату, где я провела свои самые ужасные минуты в жизни. Я плакала. Громко, безостановочно долго, в бессилии перед жестокой судьбой прижимая коленки к груди и сжимая кулаки. Вспоминала каждую секунду, проведенную с мамой, с отцом. Припоминала каждое неправильно сказанное мной слово, которым могла нечаянно обидеть их. Сердце сжималось от горечи и страшной боли потери, а слезы все лились из глаз непрерываемой дорожкой. Больше никогда не увижу, не прикоснусь, не почувствую и не услышу… Никогда…       В один момент я потеряла абсолютно все. Любящую семью, родной дом, друзей, с которыми общалась. Я оказалась в детдоме, в месте, настолько ужасном, что я предпринимала далеко не одну попытку сбежать оттуда. И, естественно, все они были провальными. Но я не перестала пытаться даже после того, как осознала что идея очевидно глупая и неосуществимая, просто в знак протеста, просто назло, просто чтобы показать, как я их всех ненавижу и как мечтаю оказаться как можно дальше от уродского детдома.       Шли годы и формировалась моя личность. Я росла очень замкнутой и даже жестокой девушкой, привыкшей скрывать свои эмоции и держать мысли чаще всего при себе. Увлечений у меня было мало - разве что рисовать, это хобби я забросить никак не могла. С обществом я взаимодействовала неохотно и, пусть застенчивости в моем характере не наблюдалось, пыталась избегать каких-либо разговоров. Мне было хорошо и в одиночестве. Тоска по счастливому детству не покинула сердца, но кошмары мучили меня все реже и реже, а жизнь продолжала течь в том же темпе. Но, знаете, внезапно выражение «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе» сработало наоборот, и друзья нашли меня сами.       Да, я считала что дружба бессмысленна и мне совершенно не нужна, но в глубоко в душе была иная причина. Спросите, какая же? Все просто. Я боялась. Подсознательно боялась привязаться к другому человеку. Боялась начать от какого-то зависеть, ведь открыться — значит показать свою уязвимость. Да и сама привязанность – уязвимость. И я не хотела вновь испытывать горечь потери дорогого человека, не хотела вновь бояться его лишиться. И я делала для этого все необходимое, отгораживалась от общества всеми возможными способами и на любые попытки сблизиться отвечала отказом.       А чуть позже, года два назад, мой путь пересекся с ровесницей, чертовски сильно напомнившей мне мою маму. И веселостью, и жизнерадостностью, и добротой, и потрясающей упёртостью. Захотела подружиться со мной и, даже после всех моих уверований, что в ее компании я не нуждаюсь, достигла своей цели. Задорно улыбаясь и постоянно втягивая меня во всякие авантюры, ей удалось каким-то мистическим и волшебным образом не просто растолкать меня, но и зажечь в моей давно мертвой душеньке азарт. Такое странное, непривычное и яркое чувство, которое в последний раз я испытывала давным-давно в детстве. Каждая встреча с ней сулила мне необычное разнообразие в гамме моих обычно серых и темных эмоций.       Годами строимая мной стена потерпела сначала мелкие трещины, которые, несмотря на небольшой размер, уже тревожили меня очень сильно, а затем все более и более большие. Они расползались, деля возведенную стену, а после наконец рассыпались тысячами больших осколков. Меня трогало ее искреннее беспокойство за мое состояние, попытки, часто не увенчивающиеся успехом, развеселить меня, узнать как можно лучше о моих интересах, хобби, увлечениях. Она делала это не только из-за своей упёртости, как мне казалось в самом начале, но и из действительного желания подружиться со мной. В какой-то момент мои принципы и убеждения уже полностью были свергнуты ее бесконечным энтузиазмом и участием, и я продолжала быть отстраненной просто от привычки, не в силах противостоять уже устоявшейся манере поведения. Кто же знал, что вскоре она и эту мою привычку прогонит?       Сначала я думала, что в ее лице прибыло наказание за все мои грехи, а потом поняла, что знакомство с ней было единственным реально счастливым случаем в моей жизни за последние семь лет. Помню, как-то психолог проводил среди детей нашего детдома опрос. Ну, знаете, из разряда «Кому бы ты доверил свой самый сокровенный секрет?», «Кого ты считаешь лучшим другом?», «Кого бы пригласил к себе на день рождение, а кого точно нет?». Мои ответы, должно быть, психологов не очень порадовали — «Никому», «Никого», «Я не праздную своего день рождения, ибо не факт, что это событие вообще стоит считать радостным». В общем, я была мрачным ребенком. Очень. Относилась к этим вопросам со скепсисом и насмешкой, отвечала почти с издевкой. А тогда я резко осознала, припомнив этот опрос, что сейчас бы легко смогла ответить на эти вопросы, везде указав ее.       Ее звали Светой, и это имя, с моей точки зрения, удивительно подходило ей, ведь она была самым настоящим лучиком света в темноте. Она заставила меня пересмотреть многие аспекты своей жизни и оказала на меня, по итогу, устрашающих размеров влияние. Что-то типа Нарутотерапии, но Светотерапия. Из моего характера не полностью, но почти исчезла мрачность. Я стала более открытой и даже переняла немного жизнерадостности от нее. Перестала все время отталкивать людей и стала более социально образованной. Начала проявлять эмоции, пусть при желании всегда и могла сделать совершенно равнодушную и безэмоциональную мину. И даже шутила (в самом деле шок-новость для прошлой меня, ибо для прошлой меня юмор — просто нонсенс).       У Светы были родители и детдомовской она не была, из-за чего изначально я относилась к ней пусть и без зависти, но с невольным презрением. Поначалу меня чертовски бесила ее жизнерадостность и нескончаемый оптимизм, которым она так и искрила. Еще больше меня выводило то, что какого-то черта она напоминала мне мою мать. Свою мать я считала человеком исключительным, и смириться с мыслью, что, встретив ее сейчас, я бы презирала ее, я ни коим образом не могла. И это заставило меня смотреть на Свету более снисходительно и менее категорично, действительно прислушиваясь к некоторым ее словам.       После смерти родителей я и сама была будто мертвой, а появление Светы словно возвратило меня обратно к жизни. Помню, как она еще смеялась над моей робкой, неуверенной улыбкой, когда я уже полностью отбросила попытки оттолкнуть ее. Я не обижалась. Ее поведение наоборот располагало, а шутила она так, что невольно сделала меня весьма любящим самоиронию человеком.       Инициатором разговоров поначалу, разумеется, всегда была она. Любопытствовала о моих увлечениях, любимых сериалах и фильмах, книгах. Но, услышав мое равнодушное «Наруто», изумилась и возмутилась настолько заметно сильно, что даже тогда еще хладнокровная я растерялась.       — Ты что! Не смотрела ничего кроме этого аниме?! Ничего не читала, не слушала?! Совсем?! — в не наигранном ужасе, запричитала тогда Света на бесстрастную меня. — Да ты, считай, и не жила вовсе! Наруто это, конечно, неплохо, даже очень хорошо для тебя, но не смотреть же только его!       Мне жутко хотелось ее осадить и ткнуть носом в не самую радужную детдомовскую жизнь. И я не отказала себя в этом. Света заметно смутилась своей пылкой речи, но от слов все же не отказалась и уверенно заявила, что познакомит меня с лучшими произведениями, что знает сама.       Смотрела Наруто я, как уже говорила, по большей части из-за того, что его просмотр успокаивал и напоминал о днях, когда моя мама была еще жива. Конечно, и сюжет мне очень нравился, и персонажи мне полюбились сильно, и эмоций от событий в аниме я испытала немало, пусть тогда и трудно было представить меня едва сдерживающей слезы. Особенно, к слову, душенька моя располагала к Саске Учихе, который потерял не только родителей, а весь клан, но, ценой множества тренировок, крови, усилий и боли, отомстил за них. И пусть в процессе мщения его кучу раз надули, использовали для собственных намерений и вообще управляли его действиями, словно опытный кукловод марионеткой, этого персонажа я все же полюбила. Наивная я даже не представляла, что даже мнение об этом персонаже, благодаря Свете, пересмотрю еще несколько раз.       А Света-монстр стала упорно пытаться заинтересовать меня другими фэндомами. Дала мне книжки о Гарри Поттере, заявив, что не прочитать такую прекрасную серию книг — просто-напросто грех; затащила к себе домой и заставила смотреть Хатико, в процессе просмотра которого я действительно хотела расплакаться, но, к огромному шоку Светы, не сделала этого, так как отлично умела держать эмоции при себе; включала всякие разные песни и все время спрашивала, нравятся мне они или нет. Я бесстрастно отвечала ей, и где-то через неделю сообщила, что музыку и так слушаю — от матери мне остались плеер с наушниками, которые я оберегала как зеницу ока — на что она дала мне подзатыльник и спросила, а чего, собсна, сразу нельзя было сказать? Она дала мне подзатыльник. Она. Мне. Подзатыльник.       Моя несколько самовлюбленная личность была потрясена сим фактом, и я далеко не сразу отошла от него и в полной мере осознала. Света же моей заминке лишь ухмыльнулась, похлопала по плечу, от чего не привыкшая к тактильному контакту я дернулась, потом вздохнула и наигранно грустным голосом уведомила меня: «Нарцисс растёт».       Музыка была очень весомой частью моей жизни. Трудно вспомнить хотя бы один раз, когда я выходила куда-то без плеера с наушниками. Стоило их надеть, как я мгновенно расслаблялась, какая бы проблема передо мной не стояла и какие бы тревоги до этого не мучили. Становилось уютно и спокойно на душе, словно я вновь оказывалась дома, где с кухни доносится звон моющейся посуды вперемешку с разными мелодиями, льющимися из плеера, и подпеванием матери… Она очень любила слушать музыку, и ее вкус передался и мне. Подавляющая часть песен на устройстве была зарубежная, жанров поп и рок, или поп-рок, иногда, но очень редко, встречались другие жанры.       Вообще меня трудно назвать наивной личностью, но в отношении Светы это несомненно присутствовало. Она была до одурения навязчивой и с упорством носорога пыталась подсадить меня на все, что нравилось ей самой и что, как она считала, должно понравиться мне. Я никак не могла понять тогда, что ей от меня нужно? А она продолжала с завидной регулярностью пытаться разговорить меня и приобрести вкус к жизни. Как-то поставила перед ней условие — если прочитаю Гарри Поттера, книги про которого она мне как-то всучила на выходе из детдома, то она от меня отстанет. Света невинно похлопала глазами, кивнула и согласилась. И надула меня точно также, как это делали с Саске на протяжении всего Шипуудена. Да, впрочем, и в первом сезоне тоже.       Условия жизни в детдоме были весьма жесткими, и существовал график, который предусматривал, во сколько мы должны ложиться спать, а во сколько вставать, а также когда нам можно покидать учреждение. И этого свободного времени, что можно было провести вне детдомовского ада, было чертовски скудно, из-за чего встречаться со Светой часто я не могла. Но я хотела с ней встречаться. Да, она надоедлива и зачастую чересчур навязчива, но ее общество гораздо лучше детдома. А потому я сбегала чтобы встретиться с ней.       В детдоме меня всегда ждало наказание, но я все чаще сбегала и все больше сближалась с новой подругой, поэтому мне было плевать. Оно того стоило. В какой-то момент я уже полностью перестала пытаться отбиться от ее "атак" и теперь отдача в общении была не только от нее. Света оказалась очень увлекательным собеседником и благодаря ей я пересмотрела многие свои взгляды на разные аспекты жизни. Не прошло и года, как ей удалось достучаться до холодной и отчужденной меня. А что произошло и какое влияние она на меня оказала, я уже говорила. Результат, как говориться, на лицо. Если бы не она, то я так бы и продолжила жизнь в своем коконе, не изъявляя никакого желания оттуда вылезать.       На сегодняшний день я могу без сомнения назвать себя совершенно иным человеком. Для ориентировки, познакомилась со Светой я в двенадцать лет, а сейчас мне уже пятнадцать. Мы общаемся с ней уже три года, и я считаю ее самым близким человеком. Оно и понятно — кроме нее у меня никого и нет. Но на самом деле нас действительно связали на удивление крепкие узы дружбы, которые развеивать и растаптывать ни хочу уже ни я, ни уж тем более Света. Для справки, в моем понимании настоящая преданная дружба — это когда в присутствии другого человека ты ведешь себя точно также, как вел бы себя, если бы его рядом не было. Иначе говоря, без всякого напряжения, расслабленно, так, как будто этот человек часть тебя.       Для меня все еще остается секретом, почему она так усердно пыталась сдружиться со мной и заставить меня открыться, но, так как теперь я уже знаю ее гораздо лучше, я могу ответить на этот вопрос - ей было меня жаль. Мне не нравилось когда меня жалели, но я все равно была ей благодарна. За все. Ибо вся моя личность, весь мой характер - ее заслуга. Она меня по-настоящему перевоспитала, научила веселиться и радоваться мелочам, смеяться и шутить, не отталкивать людей, а располагать их к себе. Черт, оказывается она замечательный психолог! Неудивительно, что ей удалось поломать старую меня.       На сегодня у меня планировался самый обычный, рутинный день. Рутинный день, в моем понимании, это день, в который я как обычно сбегу к Свете. Как только я оказывалась свободна, я собиралась и со всех ног летела к ней домой, где также присутствовали и ее родители. Они относились ко мне добродушно и с некоторой жалостью, особенно сильно проявлявшейся пока Света меня не «переделала». Мои побеги их тревожили, но они относились с пониманием и лишь изредка покачивали головой в знак неодобрения. Кажется, я им симпатизировала.       Но все же было в этом дне что-то необычное. Моя интуиция, к слову, которая нечасто меня подводит, так и кричала что что-то произойдет. И я догадывалась что — родители Светы могут меня удочерить. Я отлично знала это, пусть подруга и скрывала от меня эту информацию, так как хотела сделать сюрприз. Небось, уже все мозги им прожужжала — она, поверьте мне, умеет. На себе испытала. Да и родители, как я уже упоминала, к моей личности были неравнодушны, а потому вероятность того, что Свете удастся их уговорить, весьма и весьма велика.       Я не могла и не хотела сдерживать теплую, добрую улыбку. Как же мне все-таки повезло с ней. Где я была бы сейчас, если бы не она? Наверное, сидела бы в детдоме, холодная и закрытая от всего мира, ни имеющая толком ни хобби, ни интересов. Она сделала из меня человека. До ее «терапии» я была очень похожа на Сая из Наруто, вот только на улыбку была скупа. Даже на фальшивую.       Однако интуиция кричала не об этом.       Перед тем как переходить дорогу я лениво посмотрела сначала налево, а затем направо. Ни с одной стороны машин не было. Недолго думая, я сделала несколько уверенных шажков по дороге, как внезапно из-за поворота выехал какой-то больной, не снижая на нем скорости. Я оцепенела, взглядом полным ужаса уставившись на эту самую машину. Едет прямо на меня. Я успеваю заметить марку — жигули, увидеть бешеный взгляд водителя, скорее всего находившегося в алкогольном опьянении, и услышать его отчаянные попытки затормозить. Мое сердце сжалось от страха, а сама я не могла сделать ни единого движения, словно забыв, как двигаться. Мне казалось, что все происходит как в замедленной съемке, и вот, последний момент, в который я еще могла избежать столкновения, и я его благополучно игнорирую, а после — страшная боль, обильное количество крови, истошные крики водителя и других людей. Отключка.

* * *

      Когда после случившегося я проснулась в кроватке, я сначала долго недовольно ворчала, даже не вылезая из-под подозрительно тонкого одеяла, решив, что мне просто приснился страшный сон. Меня по началу действительно нисколько не смутила толщина одеяла, а скорее, даже простыни, первым звоночком для меня стало не оно, а луч света, льющийся прямо на мое лицо, заставляя щуриться и переворачиваться с одного бока на другой, ибо то лицо, то затылок нещадно пекло. Я поворочалась, не желая открывать глаза и просыпаться, лениво подумала о том, что так меня еще не будили. Ведь рядом с моей кроваткой никогда не было окна, разве что давным-давно, когда я жила в квартире с родителями, и то оно выходило на север и солнце все равно ни разу не посещало мою берлогу. Мой сонный разум еще долго обсасывал эту мысль, а когда до него наконец дошло, я резко села и распахнула глаза, с немалым шоком осматривая помещение, в котором находилась. На общую комнату в детдоме это даже отдаленно не было похоже.       И, в целом, понятно почему — я была в больнице. Стерильность, чистота и слепящая белизна окружили меня со всех сторон. Если проводить сравнение с комнатой, которая была в детдоме, настоящий рай — там все было оформлено в темных тонах: темно-коричневый дощатый пол, темно-серые стены, грязного бежевого цвета мебель. Здесь же… Вот ей Богу, пусть я вере в него особо не предаюсь, настоящий рай!       Значит, это был не сон. Меня действительно сбила машина, и теперь я нахожусь в больнице. Только вот что странно — никакой боли в теле я не ощущаю. Никакой скованности в движениях и в помине не было, я чувствовала себя так, будто недавно и не переламывала все кости и не истекала кровью. Вот это уже странно. Может, все-таки мне все это приснилось? Но что, в таком случае, я делаю в больнице, раз со мною ничего не произошло?! Я поморгала, прекращая осматривать палату. Нужно бы вызвать врача и полюбопытствовать, какого черта моя бренная тушка переместилась в это заведение.       Я кивнула своим мыслям, свесила ножки с кровати и встала на ноги. И, от непривычности, покачнулась и шлепнулась обратно на койку. Потому что ноги были короткими, и сама я словно в несколько раз уменьшилась в размерах — все стало видеться гораздо выше, а я стала необъяснимо низкого роста. Я даже вскрикнула от шока. Какого черта?! Я даже до поверхности комода не дотянусь! Испуганная, растерянная и абсолютно непонимающая, что вообще происходит, я стала осматривать свое тело. И ужаснулась лишь еще больше — моим назвать его язык не повернется. Детское, ни капли не спортивное, тощее и маленькое. Сердце в груди забилось от подступающей паники так сильно, что я боялась, как бы оно не пробило грудную клетку. Судорожными движениями я стала ощупывать свою фигурку, медленно поднимаясь все выше и выше. Я схватила локон волос. Непривычно длинных, до лопаток. Непривычно темных, ничего общего с моими прошлыми светлыми, блондинистыми волосами. Ничего общего со мной.       Не в силах ровно стоять, я вновь покачнулась на непривычно детских, тонких ножках, и, прислонившись спиной к койке, осела на пол. Стало страшно. Очень страшно, ведь я не понимала, что происходит и как я оказалась в теле ребенка! Заставить свои извилины работать было трудно, — сердце колотилось, руки дрожали, мысли разбегались — но нужно было успокоиться, все обдумать и, наверное, дождаться или самой позвать врача, который непременно все объяснит. Хотя, как он может объяснить такую мистику?! Превратилась в другого человека, ха-ха, подумаешь, с кем не бывает? Я истерично рассмеялась, глаза уже начали слезиться, и я никак не могла остановить этот процесс. Нет-нет-нет, слезами делу не поможешь! Нужно… А что, собсна, нужно? А вдруг меня похитили?! Провели на мне кучу пластических операций и теперь я совершенно иной человек?! Ксо, что за бред в моей головёшке?! Медицина не дошла еще до того, чтобы мочь делать человека вновь молодым, а точнее, вообще ребенком! Мне же было пятнадцать!       Продолжая мелко дрожать, я согнула ноги в коленях и обхватила их руками, приземлив детский подбородок поверх них. Нет, не буду я плакать, не дождетесь! Я решительно вытерла подступившие слезы ладошкой и… и глаза вновь заслезились. Но надо было взять себя в руки! Но, черт возьми, как это сделать, когда даже руки не твои?!       Глубоко вздохнула, применила всю свою силу воли и попыталась успокоиться. Может, это и прозвучало убедительно, но на самом деле сила воли у меня не очень — еще вчера ночью уминала пиццу перед сном (ночевала у Светы) — поэтому и сейчас не подействовало. А мне еще казалось, что я умею контролировать свои эмоции… Это Света на меня так влияет! Тогда я просто поднялась и на пошатывающихся ногах потопала к тумбочке. Осмотрела содержимое на столе — какие-то незнакомые мне препараты, белый пакет-майка с, судя по всему, какими-то гостинцами, одинокая светло-зеленая открытка на краю, пустые упаковки от таблеток, и пустой шприц. При виде него я боязливо сглотнула. Так, вариант с безумными экспериментаторами, а-ля Орочимару, отпадает — вряд ли бы они стали оставлять мне гостинцы. Да и вообще, судя по всему меня здесь пытаются лечить. Казалось бы, все логично — в меня врезалась машина и теперь я в больнице лечусь. Но ведь я чувствую себя отлично. А может, я была в коме? Огромное количество времени пребывала без сознания, и за это время все мои травмы уже успели вылечить? Но это никак не объясняет мое превращение в ребенка и смену внешности. Ксо, а может мое тело было уже не спасти и мой мозг пересадили в другое? Не, ну, а что, может медицина и до такого уровня успела развиться? Хотя с чего подобную операцию проводить на мне… Черт, мои теории одна безумней другой!       О, Ками-сама, я ни в чем не могу быть уверенной! Мой взгляд снова наткнулся на одну единственную открытку на краю тумбочки. Приглядевшись, поняла, что на ней изображены цветы, классическая такая. От кого? Может быть только от Светы с ее родителями, ну или, хоть и маловероятно, от сбившего меня дегенерата. Хотя нет, мне все же кажется, что меня никто не сбивал, иначе я просто не смогла бы подняться с койки. Может, действительно сон, а со мной произошло нечто другое? Но почему я ничего такого не помню?       Ладно. Отбросим размышления о том, как я тут оказалась и что со мной произошло. Ибо наиболее адекватная и все объясняющая версия, которая теперь пришла мне в голову, это то, что я попаданка. Это оправдывает и резкую смену внешности, и возраста, и мое попадание в больничку. Тогда, наверное, можно предположить и то, что в прошлой жизни я умерла? Я прокрутила сценку с наездом на меня машины еще раз, просканировала и пришла к выводу, что после такого все же не выживают. Кивнула своим мыслям, тут же отбросила их куда подальше, и решила черпать информацию из того, что меня окружает. Взяла эту самую открытку в руки и удивленно похлопала еще влажными глазами, рассматривая непонятные иероглифы вместо русского. Не китайский точно, там у них все будет позаковыристее, или японский, или корейский. Почесала тыковку, мыслительные процессы в которой все еще проходили не слишком быстро. Да, я смотрела японские мультики (не бейте, давайте представим, что я сказала аниме), но японский не учила, пусть и хотела начать. Разве что некоторые слова могла опознать, ну, вы знаете, всякие «нани», «добе», «теме», «кусо»… М-да, в основном ругательства. Ну и еще обращения, типа «нии-сан», «оне-сан». Короче говоря, мой японский словарный запас потрясает своими невообразимо огромными, необъятными размерами (здесь должна быть сценка из Теории Большого Взрыва, где на заднем плане показывают табличку с написанным на ней словом «сарказм»).       Я открыла презент и увидела внутри написанные… пожелания, наверное? Снова японский или корейский, хотя я более склоняюсь к первому варианту. Аккуратный красивый почерк, снизу картонка подписана. Пробежалась глазами, снова почесала тыковку, с тяжким вздохом бросила открытку на место и с прыжком приземлилась на койку. Ничего не понятно. А ведь хотела японский учить, даже тетрадь для занятий успела приобрести. Язык казался мне очень интересным и приятным на слух, если сравнивать с грубоватым и торопливым китайским, так вообще ангельским. Но, судя по всему, поздно.       Я лежала на койке звездочкой, потерянным взглядом смотря в потолок. С ситуации, в которой я оказалась, мои мысли плавно перетекли к моменту предполагаемой смерти. Надо же, я умерла также, как и мои родители, в автокатастрофе. Только если родители умерли, сидя в машине, то я была пешеходом. Знаете, это чем-то напоминает мне династию Романовых. Началась со смерти ребенка, и закончилась ею же. Ведь родители тогда сбили подростка, точно стольких же лет, сколько было и мне. Как иронично… если, конечно, я правда умерла. Так как, то обстоятельство, что я сейчас дышу, меня несколько смущает. В горле снова встал комок, захотелось дать волю чувствам и расплакаться, невероятно сильно хотелось, но я не позволила себе этого. Есть чем гордиться — со мною происходит такая лютая неразбериха, а я так полноценно и не поплакала. Впрочем, еще могу успеть.       Вдруг я почувствовала тыльной стороной ладони прохладную плоскую металлическую поверхность, которая находилась под подушкой. Площадь небольшая, на ощупь подозрительно знакомая. Я приподнялась и, завидев что это такое, охнула и сердечно прижала предмет к груди. Мой плеер с музыкой! Вместе с намотанными вокруг устройства наушниками, да бы не потерять. Родная вещь. Единственное в этой комнате, что как-то относиться ко мне.       Я улыбнулась уголками губ, осматривая предмет. Включила. Исправный, работает отлично, зарядки ровно столько, сколько было на тот момент, когда я вроде как оказалась сбита авто. Вроде весомый аргумент в сторону того, что попаданкой я все же не являюсь, ибо ни разу в фанфиках не писалось, что вместе с человеком в другой мир переносились и какие-либо его вещи. Вот только то — сказки, увлекательные иногда, но выдуманные, не факт, что имеющие отклик в реальности. Поэтому лучше не воспринимать его как гарантию того, что я все еще в своем мире.       Итак, что мы имеем? Наличие зарядки свидетельствует о том, что времени прошло немного, да и происшествие я помню слишком отчетливо, таких деталей во снах не бывает. Другое тело, к тому же еще и детское, говорит о возможной смене тел, перемещении в другой мир, если хотите — попаданстве. Мое нахождение в больнице означает, что что-то произошло с человеком, в которого я попала, ну или же все-таки со мной. Неприятно, но первый вариант смотрится гораздо более убедительно, нежели второй.       На мое лицо вновь стали падать лучи солнечного света из не зашторенного окна. Блестящие глаза заслезились сильнее, и я неприязненно сощурилась, прикрываясь ладонью от льющегося света. Хорошо, что у меня нет такой навязчивой проблемы в детдоме… Стоп.       Я рванула к окну так резко, что нечаянно увлекла за собой простыню, после чего, позорно запутавшись ногами в нем, рухнула на пол. Злостно выругавшись, я выпуталась и пнула одеяльце под кровать. Нервишки шалили. Потерла ушибленное колено, поднялась на ножки, вновь уверенно зашагала по направлению к подоконнику и… ударилась мизинцем о ножку тумбочки. Дико вскрикнула от резкой боли, зашипела на свою неудачливость, бешено подумала о том, что видно сегодня до окна добраться я так и не смогу — преград что-то слишком много. Но все же вопрос о моем местонахождении тревожил меня куда больше, чем физическая боль, поэтому я просто плюнула на несчастный больной пальчик вместе с коленом и, продолжая тихонько поругиваться, наконец дошла до своей цели.       И оцепенела, глубоко шокированная увиденным.       Прямо напротив моего окошка вдали виднелись выструганные из горных пород рожи Хокаге в хронологическом порядке. Хаширама Сенджу, Тобирама, Сарутоби Хирузен, Минато Намиказе… Такая работа явно требовала не одного дня труда, черты лиц были четкими и почти идеальными. Они были выполнены искусно, с рачительностью, результат был достойным и потрясающим. Вот только в моем случае не своим величием и красотой, а своим наличием.       В моей голове что-то перемкнуло. Если до этого я и пыталась держаться, пользуя те крохи самообладания, что у меня были, то сейчас даже этих самых крох не было. Я словно была в состоянии алкогольного опьянения, все вокруг стало каким-то размытым и неважным, мысли разрознились и в общем и целом в голове царил хаос. Если раньше мысль о попаданстве была не подтвержденной, то только что мне удалось лицезреть самое лучшее доказательство моего предположения. А потому и реакция стала куда более острой, яркой, и со стороны, должно быть, пугающей.       Этого не может быть! — рвала я себе волосы на голове. Это невозможно, нереально, дичайшая глупость. Это сон, и вот-вот я должна проснуться. А это все — опять мои бредовые сновидения, не имеющие смысла. Но почему же я испытываю все эти эмоции и не просыпаюсь?! Разве можно во сне так явственно и четко ощущать, слышать, видеть и осознавать? Какого черта я чувствую себя так, будто это происходит наяву?       Сначала я ущипнула себя. Не помогло. После я со всей силы дала себе кулаком по больному колену, ожидая, что после такого уж я точно проснусь. Но снова ничего. Ничего, совершенно ничего не происходило, кроме глухой пульсирующей боли! Тогда я стала оглядывать помещение в поисках ножа. В голове стояла одна единственная мысль — где? Как-то от меня ускользнула другая мысль, что раз уж я не проснулась от прошлого рукоприкладства, то не проснусь и от этого. Режущих предметов не было. И верно, ведь глупо оставлять ребенку, которым я стала, нечто подобное… Но меня это не волнует. Мой взгляд зацепился за шприц с иглой. Забыли? Наверное. Не мои проблемы. И я схватила предмет с тумбочки, резко резанув поперек предплечья. Руку пронзила жуткая боль, я отшатнулась, уже в который раз за пробуждение упала. Порез кривой, но сильный, в некоторых местах глубокий. Из раны захлестала алого цвета кровь, окрашивая белый пол в темно-красный мрачный цвет. Шприц с глухим стуком приземлился на пол, я сжала другой ладонью запястье, пытаясь приглушить одну боль другою и цепляясь в кожу недлинными детскими ногтями. Из глаз ручьем стали течь слезы, падая на небольшую лужу крови, образовавшуюся от пореза. Испытание Длинных Ножей я бы не прошла…       Неужели я действительно больше никогда не вернусь в свою настоящую жизнь? А там все складывалось так хорошо, родители Светы были готовы меня удочерить, сама Света не упускала шанса загадочно улыбнуться и намекнуть о предстоящем сюрпризе, о котором я и так уже догадывалась… Я впервые начала жить, чувствовать что-то кроме тоски и горечи по родителям, радоваться простым вещам, общаться, обрела лучшую подругу и нашла себя с ее помощью. Сегодня она пригласила к себе домой, смотреть Гарри Поттера. Ибо книги я уже давно все прочитала, а фильмов так и не лицезрела. И не лицезрю уже никогда…       Я в очередной раз резким рывком вобрала воздух в легкие. Расчувствовалась я ненадолго — минут десять и все слезы уже были выплаканы, поэтому я просто сидела, судорожно прижимая коленки к груди, шмыгая носом и свободной рукой продолжая впиваться пальцами в запястье. Взгляд был пустым, похожим на тот, что был у меня после смерти родителей. Я вновь потеряла все. Смерть вновь подкралась незаметно, но на этот раз не к близкому человеку, а ко мне. Вот только я не умерла, а, судя по всему, переродилась. Переместилась в другое тело, получила второй шанс прожить хорошую жизнь? Нет. Лучше бы я умерла и обрела возможность вновь увидеть своих маму с папой, ведь их лица уже успели стереться из моей памяти. Или бы и вовсе не умирала, продолжив жизнь. Но смерть не спрашивает. Она всегда обрушивается внезапно, так, что потом ты только рвешь волосы себе на голове, осознавая, как близко оказывается она ходит рядом с каждым человеком. Вот по этой причине мне было страшно привязываться. И сейчас эта причина себя оправдала.       Приближающиеся шаги застали меня врасплох, и я вскочила на ноги. Риск, что меня могут увидеть в подобном состоянии мне не симпатизировал. Именно по этой причине никому меня такой после смерти родителей и не доводилось видеть. Уязвимой, слабой, беззащитной. Я пнула шприц под кровать, одеяло забросила обратно на койку, сама спешно вытерла кровь с предплечья краешком этой простыни, предусмотрительно вывернув его так, что пятна не было заметно; с пола стерла кровь с помощью висящих рядом штор, а сама плюхнулась на кровать, спрятав еще кровоточащую руку под покрывало. И не успела я заметить потрясающую скорость, с которой проделала все это, как дверь открылась.       — …gyakukōsei kenbōshō ga mottomo kanōsei ga takaidesuga, sō kioku sōshitsu no kanōsei o haijo suru koto wa dekimasen. Kanojo wa tatta 5-sainanode, kono kakuritsu wa agaru dakedesu (…скорее всего ретроградная амнезия, но исключать возможность полной потери памяти мы не можем. Ей всего пять лет и поэтому вероятность этого только повышается), — в помещение вошли две женщины и один мужчина. Все были в халатах, но последние двое в расстегнутых, что свидетельствовало о том, что они не врачи, а посетители. Говорившая молодая девушка с сочувствующей миной уставилась на меня. И встревоженно нахмурилась, завидев мои опухшие от слез глаза и красное лицо.       — Koneko, dōdesu ka? (Котенок, как ты себя чувствуешь?) — обратилась к моей персоне другая женщина и я перевела потерянный взгляд на нее. — Anata wa nani o naite imasu ka?! (Ты что, плакала?!)       Я ни слова из японской речи не поняла. Разве что мелькнувшее «нани». Проанализировав ее поведение и свой возраст, я пришла к выводу что, вероятней всего, передо мной мать девочки, в чьем теле я оказалась. А значит, мужчина стоящий за ней скорее всего отец. Судя по вопросительной интонации что-то спросила, но вот смысл вопроса остается для меня неизвестным. Если учитывать мой побитый внешний вид, наверное, вопрос касается того, что я плакала. Даже скорее всего. А что сказала врач… Может, вынесла какой-то страшный диагноз, и через несколько дней я снова умру?       Женщина присела рядом со мной на кровать, ласково улыбнулась, хотя в глазах у нее была вселенская грусть, и поцеловала меня в лоб. Я не сопротивлялась, лишь невольно дернувшись, когда одеяло чуть сползло с раненной руки, и мгновенно накрыв ее обратно. Прикосновение было неприятным — нежным, успокаивающим, но оттого не менее неприятным, ибо тактильный контакт я не жаловала. Совсем не жаловала. Я испытала сильное желание оттолкнуть ее и едва сдержалась, не осуществив сего действия, ограничившись тихим шипением под нос. Но женщина о том, что я принимаю подобное близко к сердцу, не знала, поэтому осуждать ее не за что. Видя мою несколько растерянную и, одновременно, недовольную реакцию, которую сдержать я не смогла, она опечалилась еще сильнее и глаза у нее заблестели. Секунду она с надеждой вглядывалась в мои, ища что-то одной ей понятное, и, не найдя ничего, резко обняла меня, прижимая к себе так крепко и отчаянно, что мне подумалось, что скоро я умру во второй раз. От удушья.       Мужчина тоже приблизился и потрепал меня по голове, пытаясь перехватить мой взгляд, но безуспешно. Я стиснула зубы от досады, но ничего не сказала.       — Misui, anata wa watashitachi o oboete imasu ka? (Мисуи, как ты себя чувствуешь?) — с беспокойством смотря на меня, спросил мужчина. Его рука, слава Шинигами, наконец-то отстала от моей несчастной головы.       Все уставились на меня ожидая ответа. Родители — с надеждой, врач — с немым вопросом. Я нервно сглотнула. О, Ками-сама, почему я такая неудачница! Какого-то черта все попаданки про которых я читала волшебным образом выучивали японский язык. Но мне, конечно же, такой способности не дали, как же иначе! Как я вообще буду выживать в мире шиноби, если я даже не споткнувшись не могу дойти до окна?! Если я даже местного языка не знаю?! Р-р-р… Прошло несколько напряженных секунд, после чего я тихо пискнула:       — Nani? (Что?)       Отец поспешил переспросить, видно подумав, что я просто не расслышала вопрос. Ну вот и как им всем объяснить, что я понимаю примерно ничего из всей их речи? Вдохнула. Выдохнула. Посмотрела на них. Отец девочки стоял и ждал ответа, девушка-врач, держащая в руках блокнотик с ручкой, тоже внимательно созерцала мою многострадательную мордашку, а мать девочки, сделав бровки домиком, видимо и вовсе забыла, как дышать.       — Subete wa junchōdesu? Anata wa shitsumon o rikai shimashita ka? (Все хорошо? Вы поняли вопрос?) — испытующе смотря на меня, произнесла девушка в халате. Я, пытаясь не паниковать, несколько секунд раздумывала, как же донести до них информацию, что я, собсна, ничего не понимаю?       — Я. Вас. Не понимаю. — я сопровождала свой голос жестикуляцией, пытаясь донести до окруживших меня людей смысл сказанных слов. За старания была вознаграждена испуганным, недоуменным и расстроенным взглядами.       — Kanojo wa nan to iimasu ka? (Что она говорит?) — недоуменно спросил отец девочки, повернувшись к врачу. Девушка пожала плечами, сама выглядя не менее озадачено.       — Dōyara, kanojo wa haha kokugo o wasurete imashita. Tsūjō so no yōna kekka wanainode, kore wa kimyōna kotodesu. Watashi wa mae ni sono yōna koto ni atta koto ga nai… (Видимо, она забыла свой родной язык. Это странно, потому что обычно таких последствий нет — когда мы говорим, мы делаем это автоматически, почти не задумываясь, как, например, когда читаем. Я никогда не встречалась с подобным раньше…) — сделала выводы врач.       — O, kami-sama, waruikoto… (О, Ками-сама, бедняжка…) — мать явно едва сдерживалась, чтобы не дать волю чувствам. Я похлопала глазами, шмыгнула носом — свидетельство моих недавних расстроенных чувств — и старательно стала смотреть в сторону, чувствуя себя все менее комфортно под их взорами.       — Kyō wa hiroemasen Misui. Watashitachiha sai kensa o okonaimasu, osoraku nogashita monodesu. (Сегодня забрать Мисуи у вас не получится. Нужно провести повторное обследование, возможно, мы что-то упустили) — вновь заговорила девушка и, черкнув что-то в своем блокноте и окатив меня оценивающим взглядом, кивнула каким-то своим мыслям.       — Ima nani ka yosoku dekimasu ka? Kanojo wa itsu-yaku ya hinto o omoidasu yō ni narimasu ka? Watashitachiha okane o ki ni shimasen! (Можете дать какие-то прогнозы сейчас? Когда она начнет вспоминать, может нужны какие-нибудь препараты, есть советы? Нам не жалко никаких денег!) — воскликнул что-то отец.       — Watashi wa shinjite iru. Watashi wa kensa no mae ni ikanaru kusuri mo suishō shimasen, shikashi watashi wa anata ni dekirudake hinpan ni kanojo o hōmon suru yō ni susumemasu. Kanojo ga anata o miru hindo ga takai hodo, hayaku oboe hajimeru yō ni narimasu. (Я верю. Никаких препаратов до обследования рекомендовать не буду, но посоветую посещать ее как можно чаще. Чем чаще она вас будет видеть, тем скорее она начнет вспоминать).       — Yoi… (Хорошо…) — подавленный голос.       — Watashi wa anata o nokoshimasu. Anata ga watashi ni chōsa o shita nochi, anata wa 1-jikan ga arimasu, soshite, yasumu hitsuyō Misui ga arudeshou. (Я вас оставлю. У вас час, после я проведу обследование и Мисуи надо будет отдохнуть) — еще что-то сообщила врач и, неожиданно скинув с себя образ, тепло и сердечно улыбнулась, сочувственно взорив сначала на меня, а после на родителей. — Soshite… matte kudasai. (И… держитесь.)       Стоило двери захлопнуться, как помещение огласил громкий всхлип, после чего моя предполагаемая мама прижала меня к своей груди и горько зарыдала. От неожиданности я вздрогнула и с глупым видом уставилась на прижимавшую меня к себе женщину. Я вновь испытала желание отстраниться и сбросить с себя ее руки, но по итогу лишь тихо выдохнула, мысленно успокаивая саму себя, и решила не делать морально больно женщине. Поплачется и успокоится, а там и отстанет от моей несчастной тушки, так сердечно ненавидящей прикосновения… Но как ускорить процесс ее "успокоения"? В такой ситуации мне оказываться еще не доводилось.       Чуть помявшись, я подняла ладошку и неловко погладила ее по голове, совершенно не имея представления о том, как ее утешить. Я ведь даже толком причины ее слез не знаю. Хотя, если бы и знала, то это бы мне не помогло — не знаю я японских слов, хоть убей, не знаю. В помещении стало мрачно тихо, отец девочки молчал и смотрел на эту сцену. Наконец, я вспомнила одно слово, которому давным-давно меня научила настоящая мать, когда мы с ней смотрели очередное аниме.       — Gomen'nasai? (Прости?) — почти недоуменным голосом спросила я, а всхлипы стали лишь громче.       Мужчина тихонько вздохнул. Послышалось какое-то шуршание сбоку, там где он стоял, а после он присел рядом с женой, осторожно отстранив ее от меня и успокаивающе погладив по спине.       — Mā, mā, ochitsui te. Kanojo ni subete no koto o mōichido oshiemashou ne. Sono Ue, kanojo wa mada ikutsu ka no kotoba o oboete iru ne, Misui? (Ну-ну, спокойно. Научим ее всему заново, да? К тому же, некоторые слова она все же помнит, правда, Мисуи?) — просительно посмотрел на меня. Я чуть растерялась, не зная что от меня требуется и, всей душой надеясь что правильно растолковала просьбу в его глазах, робко кивнула. — Soshite ippantekini, hachimitsu, anata wa shinpai suru koto wa dekimasen… (И вообще, милая, тебе нельзя волноваться…)       Окончательно решив, что портить отношения с родителями не стоит, я решила так же и вести себя в дальнейшем как можно более понимающе, как первая пай-девочка. Да и настроение у меня было далеко не такое, когда хочется посылать всех к черту. Я была в смятении, после слез чувствовала себя опустошенно и чуть огорошенно. Испуганно. Мне не верилось, что все это действительно происходит со мной, но это был самый что именно есть факт. Мысль о невозможности возвращения отзывалась уколом в сердце, и все же я пересилила себя и теперь решила отбросить прошлое в своей тыковке и сосредоточиться на настоящем.       Как не раз говорила Света, главное быть оптимистом. И пусть им трудно оставаться, осознавая что в свой мир я не вернусь, ибо я там, скорее всего, мертва, я старалась. Интересно, сколько раз у меня уже менялось настроение сегодня? Сначала недоумение, потом шок, после растерянность и немного плач, когда обнаружила плеер — легкая радость, потом снова шок, дальше горечь и легкое безумие, и наконец опять слезы. М-да, такой насыщенный день, пиздец просто. А с легким безумием я приврала — все-таки легким его назвать трудновато. В состоянии легкого безумия предплечья не полоскают иглами шприцов, ага. Впрочем, хорошо, что я хоть смогла отойти от этого чувства… А-то угробила бы себя к черту.       — Sore ga futatabi okorunaraba dōdesu ka? (А вдруг это произойдет снова?) — хриплый голос женщины прервал мои размышления. — Kekkyokunotokoro, kega mo, seishin-teki konran mo naku, tada megasameta dake de… (Ведь никаких травм, никаких психических потрясений, просто проснулась и…) — голос дрогнул. -… subete (…все).       Мне стало не по себе от бесконечной боли звучавшей в ее дрожащем голосе. К слову, что врач сказала по поводу того, что девочка, то есть я, забыла японский родной язык? Это не могло не вызвать подозрений, однако они не выглядят озабоченными этой мыслью. Значит, какое-то врачебное объяснение девушка скорее всего дала, вот только какое? Может, амнезия? Иначе почему они так относительно спокойно воспринимают мое незнание как и их, так и японского…?       — Izanami-san yoi irenin, аnata ga shitte iru, sarani, kanojo wa shibashiba kioku sōshitsu ni izen atta koto ga arimasu. Kanojo wa subete o shindan shite chiyu surudeshou… tabun, watashitachi wa nagaiai matsu hitsuyō wanaideshou… (Изанами-сан хороший ирьенин, ты же знаешь, кроме того, она часто встречалась с амнезией раньше. Она все диагностирует и вылечит… Может, и недолго нам придется…)       — Ko-san? (Мама?) — вдруг вспомнила я японское обращение к родителям. Женщина подняла взгляд на меня. Чуть улыбнулась, глядя на меня тепло и любовно, и кивнула — ты права. Я перевела взгляд на прерванного мужчину. — To-san? (Папа?)       Мужчина последовал примеру жены. Таким образом я убедилась в том, что они точно родители девочки и в том, что моя гипотеза об амнезии верна. Отлично. Еще бы волшебным образом начать понимать японский и было бы вообще прекрасно. Вот только видимо мне придется его учить самой. Так странно, до попадания в этот мир я даже собиралась заняться изучением этого языка, а сейчас все желание внезапно пропало. Наверное, потому, что теперь я была вынуждена его учить, да еще и для того, чтобы более-менее комфортно обитать в мире, в котором я обитать абсолютно не хочу.       — А я? — я указала на себя и построила из пальцев знак вопроса.       Ко-сан вновь придвинулась, обхватила мое лицо ладонями и странно торжественно выдала:       — Kimi wa — Misui Kawasaki. (Ты — Мисуи Кавасаки).

* * *

      Отведенный для нас час пролетел быстро. Родители девочки еще долго обсуждали что-то между собой и с помощью жестикуляции донесли до меня, что завтра-послезавтра заберут домой. Этому факту я была только рада, ибо уже успела набрать кучу не самых лучших воспоминаний здесь, и больница теперь только с ними ассоциироваться у меня и будет.       Уже сейчас ко-сан и то-сан решили приступить к моему обучению и знакомили меня с новыми словами. Естественно, многому за час меня научить не могли, но немного базовых знаний у меня в голове появилось. Ну, знаете, из разряда «Привет», «Пока», «Как дела?». И еще я узнала от кого та светло-зеленая открытка и гостинцы — от Атсуко, которая, если я правильно поняла, являлась другом семьи. Еще я успела немного перекусить, так как живот у меня бурчал неладно, и впервые попробовала бенто, приготовленные Атсуко. Непривычно, но в целом съедобно, мой желудок остался доволен. Но вот проблема — пока я трапезничала я на автомате вытащила обе руки, и, конечно же, ко-сан и то-сан не могли не заметить кричащей раны поперек предплечья правой руки. Около пяти минут я слушала нескончаемые причитания матери девочки, которых я все равно не понимала, а то-сан обрабатывал и забинтовывал порез. Врачей, а точнее в этом мире ирьенинов, они решили не звать, чтобы не терять драгоценные минуты, что можно провести вместе с дочерью. Да и какой в этом смысл, если то-сан может все сделать и сам?       Грусть тяжелым грузом осела на сердце, но давать волю чувствам снова не хотелось по двум причинам — потому, что плакать было уже просто тошно, и потому, что Света бы этого не одобрила. Она бы сказала, что нужно мыслить рационально и не поддаваться тяжким мыслям. Да и плакать на глазах у родителей девочки, в чье тело я попала, мне ни капельки не хотелось. Кстати, в процессе я смогла узнать как их зовут — маму Акико, а отца Мичи. Прогресс.       В голове мелькнула мысль, что оказаться в мире Наруто не так уж и плохо, — в конце концов, это аниме которое я смотрела и любила с самого детства, и оказаться в этом мире было весьма волнующе и интересно — но тут же была растоптана другими тревожными мыслями, которые с такой судьбой мириться не хотели. Их было большинство. Однако сделать я ничего не могла, только анализировать и обдумывать, да и что вообще нужно сделать, чтобы вернуться обратно — большая загадка, которую не факт что вообще возможно разгадать. Как это будет выглядеть? Лежу мертвая в морге, внезапно такая просыпаюсь, извиняюсь перед врачами и продолжаю идти к Свете, как на тот момент, когда я скончалась? Бр-р… Поэтому я решила не плыть против течения и дать ему нести меня туда, куда оно хочет. А там, со временем, может и начнет что-нибудь проясняться…       По окончанию часа, спустя минут пять после того как Акико и Мичи ушли, прибыла та самая девушка-ирьенин с блокнотиком, заходившая до этого с родителями. Изанами-сан — так ее звали — относилась ко мне явно благосклонно и со странным любопытством, которое после диагностики только обострилось. Что она там увидела я спросить не могла, но и не нужно было — она рассуждала вслух, пусть и на непонятном японском, бросая на меня озадаченные и заинтересованные взгляды. К слову, диагностика стала для меня необычным опытом. Изанами-сан проводила ее при помощи медицинской чакры. Она остановила прямые ладони напротив моего лица и стала истончать ее, после чего у меня появилось странное тревожное чувство, что в моей голове очень нагло шарятся. Ощущения в тыковке были такие, словно кто-то нежно, как легкими прохладными прикосновениями воды, прошелся внутри нее. Впрочем, это было очень не далеко от правды. Проведя диагностику моих мозгов, девушка быстро начеркала что-то в своем блокнотике, бросила на меня очередной любопытствующий взгляд, и свалила. Причем, свалила очень резво — только пятки и сверкали. И что она там обнаружила? Или, может, потому что ничего не обнаружила и волнуется так? Эх, до Светотерапии я никогда не смогла бы шутить с самоиронией… Света…       Как она там? Я направлялась ведь к ней, но так и не дошла. Наверное, до детдома уже дошли сведения о происшествии, а значит родители Светы могли туда позвонить и узнать обо всем. Ей будет плохо… Может так, как мне было совсем недавно, а может и еще хуже…       Когда Изанами-сан покинула палату, я выбралась из койки и подошла к окну, вновь смотря на Коноху из окна. Вспомнив свой прошлый неудачный поход к нему, и процессом и последствиями, я чуть нахмурилась, складывая руки друг на друга и смотря в окошко. Ну, хорошо хоть что Наруто, а не какая-нибудь Тетрадь Смерти. Думаю, если бы Света узнала, порадовалась бы за меня. Как-никак самый любимый фэндом. Вот только это вовсе не значит, что мне хотелось бы побыть участником событий, а не их зрителем. Как же я хочу домой… Я даже по ненавистному детдому уже тоскую! Почему именно я…?       Я вздохнула. Взгляд грустно сверлил вырезанного из горы Нидаймэ. Я пробежалась глазами по всем лицам, обращая внимание на их количество. После Минато Намиказе никого нет, а это значит, что Цунаде еще не вернулась в Коноху. Значит, правит сейчас или, непосредственно, Намиказе, или Сарутоби Хирузен, если первый уже умер. Если вспоминать фанфики о попаданстве, то было бы логично, если именно Хирузен - это значило бы, что я оказалась в этом мире как раз к началу событий канона. Но у меня уже многое расходится с "нормами" попаданства. Вот где, например, мое отличное знание японского языка, хм? Везде обман...       Значит, я смогу стать свидетелем экзамена на чуунина, становления Цунаде, Акацук и Четвертой Мировой... Если, конечно, не сдохну. А риск снова умереть появится уже после экзамена на чуунина - нападение Суны и Звука, м-да. Или, может быть, от вторжения Девятихвостого Кьюби, все-таки во времени я пока ориентируюсь очень относительно и возможно оно еще не произошло. В общем, радоваться здесь нечему. Одни проблемы. Хотя, если так посмотреть, может, после смерти я вернусь в свой мир? Хотя бы в роли духа? Но нужно ли мне это? Ведь я не смогу общаться со Светой и полноценно жить. И нет этому гарантий... Ах-х, как же все сложно, ксо!       А может, быть мне в этом мире шиноби?       Я даже рассмеялась над внезапно пришедшей в голову мыслью. Истерично. Я - ниндзя? Пф-ф, смешная шутка! Как я буду идти к своему становлению шиноби, если я даже до окна, не запутавшись в одеялах и не запнувшись о тумбочку, дойти не могу? Это уже какая-то комедия с элементами ужасов. Хотя...       В своей прошлой жизни я не представляла, кем буду когда вырасту. Не представляла от слова совсем, пусть увлечения у меня и были. Например, я очень любила рисовать, даже до того, как Света меня изменила. По-большей части я изображала людей и у меня уже успел выработаться свой стиль рисования. Может, мне это как-нибудь пригодится в этом мире? Мои знания в области истории обнуляются - здесь они никому не нужны. Ну, и еще я любила играть на гитаре. Может, подросту, куплю и буду на улицах денежки собирать?       Профессия шиноби кажется жутко интересной и богатой возможностями и перспективами. От одной техники перевоплощения, Хенге но Дзюцу, я уже в полном ауте. А это базовые знания! И не факт, что я даже их научусь делать... Я, как-никак, из другого мира. Может, я вообще бесклановая и не имею достаточного количества чакры, даже чтобы просто развиваться? Хотя, может и имею, у той же Сакуры, что не находилась в клане, пусть и было мало чакры, зато был потрясающий контроль, что способствовало быстрому обучению медицинских дзюцу и применению силы. Да и раскачивать резерв чакры несомненно можно, вот только вряд ли это будет легко. М-да, здесь спешить с выводами не стоит.       Работа шиноби одновременно и делает мою жизнь более опасной, и позволяет мне от этой самой опасности защищаться. Я смогу в случае чего защитить себя и своих новых родителей, но при этом буду часто пропадать на разных миссиях, где буду иметь огромный риск попрощаться с жизнью во второй раз. Хотя, я бы сказала в третий - после смерти моих настоящих родителей внутренне я не иначе как умерла... Так, не отвлекаться на пессимистичные думы!       Перспектива стать ниндзя смотрелась все менее и менее смешной и нереалистичной. Да, на данный момент я действительно не самый ловкий человек в мире, но ведь обучение должно это исправить, а интерес к этому миру и техникам, существующим в нем, во мне не способна убить даже тоска по родному миру. Как бы я не скучала по Свете с ее добродушными родителями... Нет, тосковать я по всему этому буду всегда, но сидеть, предаваясь самобичеванию и сложа руки, я точно не собираюсь! Потому что не так меня воспитывали мои настоящие родители, не так бы поступила на моем месте Света! Я просто не имею права жалеть себя и закрываться. Однажды я уже прошла это и это были самые худшие годы моего существования! Но теперь я другая, и другая я не позволит себе хныкать и прятаться ото всех, потому что...! Потому, что если я так поступлю я разочаруюсь в себе...       В порыве чувств я зажмурила глаза и поклялась себе не сдаваться. Никогда, ни за что на свете не сдаваться. Недаром же столько уроков жизнь уже успела мне преподать? И я сделала из них выводы, и не буду больше повторять своих ошибок... Никогда!       Солнце тем временем медленно уходило за горизонт, бросая последние солнечные лучи на поверхность полушария. По крышам мимо проскочили два шиноби с протекторами на лбах, поражая меня ловкостью, с которой перепрыгивали с одной крыши на другую. И при этом еще параллельно разговаривали, будто сосредотачиваться на этом процессе им вовсе не надо. Снизу (я была где-то на третьем этаже) сновали люди, количество которых значительно поубавилось к вечеру. По-большей части это были гражданские, а люди с протекторами встречались не так часто. Постепенно становилось все темнее и темнее, пока я наконец не проснулась от раздумий, удивленно похлопав глазами на укатывающееся солнышко. Оказывается, несколько часов так стою, а по ощущениям - максимум полчаса. Вот это называется задумалась.       Я оторвала взгляд от созерцания происходящего за окном и отстранено посмотрела на перебинтованное то-саном предплечье. Уже успело промокнуть от крови. Завтра надо будет поменять, да. Мой взгляд опустился ниже, к новому телу. Можно ли назвать его своим телом? Правильно ли это с точки зрения морали? По одной из моих теорий я поменялась с владелицей тела местами. Другими словами, она сейчас скорее всего мертва, ибо мое тело вряд ли выказывает какие-то признаки жизни после столкновения с машиной. Может, она переродилась в еще кого-нибудь? Может, так и заведено, что после смерти мы попадаем в новые тела? Но, в таком случае, я должна была переродиться в совсем маленького малыша и предаться забвению. Нет, это не перерождение, это попаданство.       С такими мыслями я плюхнулась на койку, что отреагировала на такую невежливость протяжным скрипом. Свет из окна более не проникал и освещение было теперь только искусственным. Лежа звездочкой на кровати и смотря в потолок, я продолжала размышлять обо всем и вся. С продолжением дум о карьере шиноби я решила повременить - нужно для начала узнать в какой момент аниме я попала и в общем и целом побольше узнать об обстановке. А там уже и определюсь, что буду делать дальше. Из одного любопытства на путь ниндзя вставать как-то неправильно.       Стоп. А не рано ли думать этому тельцу о карьере шиноби? Хм, сколько мне вообще лет? Может у родителей спросить? Я же память потеряла, они должны понять. Как и мое незнание об окружающем меня мире. Хотя, мое незнание вещь несколько спорная, ибо я знаю даже будущее этого мира. Но вот с, например, местонахождением того или иного места возникнут проблемы. К тому же, я полный топографический кретин. Но сейчас эта проблема не стоит - чаще всего я буду ходить вместе с родителями девочки, в чьем теле я оказалась, а потому тупить в этом плане буду меньше. Там глядишь и запомню местность и местоположение кварталов, магазинов, всяких разных зданий, все-таки мозг у меня не ребенка. Как минимум подростка.       Как же удобно! Я могу оправдывать свое незнание потерей памяти и никто не сможет ко мне придраться. Чудовищно удобно! Хоть в чем-то мне повезло, да...       Но вопрос возраста меня все еще тревожит. По телосложению я могу сделать вывод, что мне где-то от пяти до семи лет, точно не больше и точно не меньше. Если я увижу себя в отражении то, несомненно, смогу дать более точную оценку.       Я села на койке и пробежалась взглядом по комнате в поисках чего-то похожего на зеркало. На стенах ничего нет, на тумбочке нет, на комоде... А вот черт его знает, я до туда не дотягиваюсь! Вновь огляделась и наткнулась на тумбочку. Недолго думая, встала с койки и приложилась о нее, пытаясь сдвинуть поближе к комоду. Работа оказалась нелегкой, а забинтованная рука больно заныла. Какое же слабое тело! Орочимару был бы в ужасе.       Я придвинула тумбочку вплотную к комоду и решительно забралась на нее, привставая на цыпочки, чтобы видеть чуть больше. Мышцы в руках неприятно ныли, хотя, вроде как, толком никаких физических нагрузок и не было. Ксо, да в настоящей жизни я легко могла поднять эту тумбочку, а тут! Я окинула взором лежащие на предмете мебели вещи и обнаружила зеркало на дальнем краю. Я привстала на носочки и, сделав усилие, таки схватила предмет за ручку и, спешно выпрямившись, спрыгнула с тумбочки прямо на койку, которая снова недовольно заскрипела под моим легоньким весом. Кроме возраста меня волновала и моя внешность. Нет, не в плане красоты, а в плане схожести с моим прошлым телом. В глубине души теплилась надежда, что что-то от прошлой меня да осталось.       Остановив отражающий предмет напротив своего лица, я так и застыла, огорошенно смотря на свое новое лицо. Мне на миг показалось, что я попала в тело какого-то влиятельного персонажа из канона, но вглядевшись я разуверилась в этом. Лицо кажется подозрительно знакомым, но тем не менее я не знаю почему. Может, из-за схожести с Учихами? В частности с матерью Саске и Итачи, Микото. Но вот в том, что в каноне таких персонажей не было, я была не совсем уверена. Внешность была не слишком выделяющейся, но запоминающейся. Возможно, я видела в каноне лишь повзрослевшую версию? Хм...       У девочки были черные волосы с синеватым отливом, тонкие, аристократические черты лица, и большие анимешные глаза, как и у большинства людей в этом мире. Острый подбородок, невысокие скулы, бледная кожа... и я бы действительно приняла ее за Учиху, если бы не одно весомое отличие - цвет глаз. Не полностью черный, сливающийся со зрачком, а совершенно другой, ярко-зеленый, цвета свежей травы, с темно-зеленым ободком. И этот цвет я не могу перепутать никак - это мой цвет. В прошлой жизни он был точно такой же. Чудовищно редкий по меркам нашего мира, он стал причиной, что люди часто пытались заглянуть мне в глаза, а также был единственным моментом во внешности, который мне безумно нравился и которым я гордилась. Здесь он, наверное, будет менее впечатляющим и редким, но менее красивым он мне никогда казаться не станет.       В общем и целом, на меня смотрел совершенно другой человек, и все что осталось от прежней меня - это глаза. Все остальное разительно отличалось от внешности в прошлой жизни, было прямо противоположным ему. Я еще несколько минут разглядывала свою рожу, параллельно возвращаясь к думам о предыдущей владелице тела. Мои мысли сейчас уже были ясны и я была уверена в отсутствии еще чьей-либо души. Тишина и благодать, никто кроме меня в моей тыковке не шастает. А значит, сомнений в том, что мы поменялись с нею телами, нет. Я виновато вздохнула. Я никогда не забуду ощущения, которые испытала при встрече с этой старой машинкой - смерть была мучительной. А она совсем маленькая, теперь могу точно сказать, что ей пять-шесть лет, она еще не успела насладиться осознанной жизнью и познать все то, что человек познает живя на свете. Ками-сама, я убила невинную маленькую девочку...       В какой уже раз за сегодняшний день на мои глаза наворачиваются слезы? И в который я их подавляю? Человек может прожить лишь одну жизнь. Прожить так, как ее захочет. А я забрала себе вторую и выпихнула из тела душу, которая не успела познать счастья и эмоций и одной жизни. Что я за монстр? Имела ли я вообще на это право? Конечно, нет. Заслужила ли? Да я всю прошлую жизнь была уверена, что после смерти попаду в ад! Святой меня точно не назовешь.       От таких мыслей мое и без того не слишком хорошее настроение резко ушло на дно Марианской впадины. Я села на кровати, сжимая простыню в бессильной злости на тех, кто решил дать мне возможность прожить еще одну жизнь. Вздохнула, массируя виски и обреченно смотря перед собой. Отвратительно.       Так, нужно продумать план действий на ближайшие дни. Чаще всего я буду действовать по ситуации, но составить список дел обязательно надо. Можно для сего занятия даже блокнотик завести и вести в нем не только планы, но еще и историю этого мира расписать. Пусть я и так знаю ее почти идеально, перестраховаться не помешает. Как говориться - лучше перебдеть, чем недобдеть. А записи буду делать на родном русском языке, который здесь точно никто не поймет.       Итак. Первым делом, разумеется, изучение японского языка. Без него в этом мире мне будет худо. Как вернусь домой нужно попытаться выяснить, как мое тело угораздило потерять память. Ибо никаких травм у меня нет, очевидной причины, соответственно, тоже нет. Ну и научится ориентироваться в Конохе лишним явно не будет. Про физические нагрузки, необходимые для становления ниндзя, пока даже заикаться не буду - я скорее всего бесклановая (пусть аристократическая внешность меня немного и смущает), что означает, что каких-либо генов, дающих преимущество над сверстниками, у меня нет, да и к тому же я совсем не привыкла к сильным нагрузкам на мышцы, что в этом мире, что в настоящем. Да и не уверена я пока, что будущее хочу связать с работой на деревню в качестве шиноби. Поэтому лучше эту тему пока не трогать.       Свои знания о мире и будущем нужно стараться скрывать - Орочимару с Данзо на опыты не поделят. Да и кто не захочет получить себе человечка, который может предсказать даже его смерть? И помочь избежать, соответственно. Напоминает Эльву из Эрагона, что тоже могла заглядывать в будущее, пусть и не совсем намного. И ее помощь была очень выгодна для Насуады, главы мятежников варденов. Но вот у меня ситуация обстоит несколько иначе - во-первых, я заглядываю не на немного, а знаю все будущее этого мира. Во-вторых, если об этом узнает кто-то с верхушки деревни, то мое мнение, в отличии от Эльвы, спрашивать вряд ли будут. А потому, свое знание я просто так презентовать не буду. В том, что когда-то вопрос об этом встанет, сомневаться не приходится. Нужно придумать правдоподобное убедительное объяснение, после которого у вопрошающего не будет ни желания использовать меня, ни мысли, что использовать меня вообще как-то возможно. Да, над этим определенно нужно поразмышлять.       Я забралась под простыньку, наивно надеясь на сон. Мысли были ясные, а если организм и требовал сна, то противостоять тревогам и волнениям, кипящим в моей душке, почти не мог. О чем бы я не задумывалась, я снова и снова возвращалась к своей смерти. Если придерживаться теории обмена тел, то я уже совершила первое убийство. В пятнадцать лет. Пятилетней невинной девчушки…       Где-то к середине ночи, когда солнце уже начало свой медленный подъём из-за горизонта и за окном начало степенно светать, я все же окунулась в мир снов. Если быть точнее, в мир тревог и кошмаров. Перед отключкой я успела дать обещание в пустоту, что проживу эту жизнь достойно. Проживу так, чтобы возместить ущерб (мягко говоря) нанесенный прошлой владелице тела. Проживу так, чтобы ее родители гордились, а сама она, смотря с того света, улыбалась. Сквозь ненависть и боль за убийство, но улыбалась. Хотела я всего этого или нет, но теперь я обязана ей. И обязана буквально всем.