***
Комната эльфийки была роскошной по меркам Абхи: везде были растения, облагораживающие дом; повсюду были какие-то вещи, склянки со снадобьями, мягкие игрушки местами причудливых форм, всякие элементы декора из дерева или чугуна. Пара пролетов и поскромнее кухонка, но полная еды, судя по запаху. Живот раненной предательски заурчал, и эльфийка рассмеялась волшебным смехом, проводя ее до стола и усадив на стул. Сейчас она внимательно осматривала девушку, в уме что-то прикидывая, прикладывая с легким хмурым и задумчивым выражением лица пальцы к губам. Дернувшись, целительница задала вопрос: — Прежде всего, как тебя зовут? — она тут же с вопросительным видом развернулась к пожиткам. — Ах... Абха... Абха зовут! — неожиданно громко произносит раненная и испуганно вжимает голову в плечи, будто черепаха прячется в панцирь. — Абха! Какое милое имя, — целительница обернулась на такой громкий ответ и с горечью улыбнулась. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. Хотя, это вряд ли поможет тебе не пугаться меня или кого-то другого. Хорошо тебя запугали, видимо... — эльфийка с сожалением протягивает ей мокрую тряпочку, чтобы Абха смогла обтереть лицо и руки. Та с кивком принимает ее, используя по назначению. Незнакомка снова фокусируется на многочисленном, на взгляд бедной девушки, запасе еды. Живот снова нещадно издает неприличные звуки, отчего девушка бы залилась давно бурой краской, если бы было достаточно крови для этого. — Ну-с, Абха, что предпочитаешь кушать на поздний обед? — девушка с интересом наблюдала, как руки эльфийки забегали по овощам, названия которых раненная даже не могла вспомнить или не знала вовсе, и хлебу. Даже издалека гостья улавливала запах свежеиспеченного хлеба, и слюнка предательски потекла с губы, но была поспешно стерта. — Хлеб с водичкой. — Робко отвечает девушка, и ей становится стыдно. Она помнит, как в деревне ее гнали, как над ней насмехались, но ее отцу и слова никто не говорил. И слезы снова и снова предательски наливаются на глазах от чуждой ей до селе чужой доброты. Целительница не скрывает ухмылки, оборачиваясь к гостье всем телом. — Ну что же, Абха, у тебя будет сегодня чуть ли не пир для твоего измученного живота. Только слишком много не ешь — плохо будет. Смотри по состоянию. — Последние слова перед тем, как ушастая запрыгала по кухне. Вот уже и средних размеров котелок варит в себе непонятное для Абхи сборище различных овощей. Но в самом центре этого всего — кусок свежей баранины. Девушка много раз засматривалась на них в лавках у своих соседей, чьи бараны были самыми жирными во всей округе. Раненная сглатывает обильное слюноотделение. Эльфийка подает стакан воды, а на взгляд Абхи отвечает: «Для лучшего усваивания пищи, да и посмотри, ты сильно обезвожена». Абха повинуется и осушает граненные стакан, отставляя его подальше на стол рядом с вазой с пышными цветами, которые она только заметила. Зрение уже окончательно пришло в норму, и девушка выдохнула с облегчением. Ощущения в доме незнакомки и в своем разительно отличались: у себя было стойкое ощущение, что она держала заместо Атланта небо, а здесь будто бы Атлант забрал ношу обратно на себя, жалея девушку и отпуская ее в добрый путь. Варево в котелке булькало, деревянная ложка постукивала о черный чугун, и довольная песня доносилась до ушей Абхи. Ушастая целительница радостно пританцовывала, растягивая слова так красиво, как соловушка в лесу, но значений их девушка не знала. Она лишь могла дивиться и слушать, дивиться и слушать... — Ой, точно! — раненная испуганно дергается, и эльфийка успокоительно делает руками плавные движения вниз. — Прости-прости. Я же не представилась! Меня зовут Сандхья, — и она возвращается к готовке, не дождавшись ответной реакции. Через час стол был уже накрыт: у каждого по тарелке супа и по куску черного и белого хлеба. — И приятного аппетита тебе! — Сандхья принялась за наваристый супчик, который пах не слишком уж вкусно, по ее мнению, но они бы точно не отравились. По крайней мере та надеялась, что эльфийская еда подействует даже благотворно на гостью. Абха внимательно следила за тем, как ест хозяйка дома, и неловко взяла деревянную ложку, которая то и дело неустойчиво крутилась в ее руке. Охая, гостья отложила ее и принялась за приготовленный ей кусок черного хлеба. Исподлобья целительница наблюдала, и легкая улыбка не сходила с лица. Внезапно ей захотелось сделать жизнь девушки лучше и не отпускать ее обратно в то ужасное место, откуда она явилась такой зашуганной. Сандхье было безумно жалко Абху, и она твердо решила приютить ее и обучить всему после того, как хлеб уже испарился, а бедная раненная девушка не могла даже уверенно держать ложку в свой руке и есть суп просто от неумения. — Скажи, — у девушки напротив даже ложка выпала в плошку, расплескав немного на стол, — если я предложу тебе остаться, ты согласишься? Я вовсе тебя не заставляю и не принуждаю: ты в праве сама решить, но мне очень хочется тебя приютить! — эльфийка виновато опустила глаза, пальцами рвано раздербанивая собственную тонкую косу. — Я сделаю, что ты скажешь, — говор у Абхи был тоже ужасный — она часто помалкивала в тряпочку, чтобы не навлечь ненароком гнев отца на себя, а тем более брата. И слова выходили у нее как-то грубо, криво, если можно так выразиться, язык заплетался при произношении. Иногда можно было не разобрать, что девушка пытается сказать. — Но я не могу тебе приказать, — по взгляду Сандхья поняла, что без долгой терапии с девушкой ей не обойтись. И, тяжело вздохнув, помолчав где-то с минуту, эльфийка отчеканила, закрывая глаза: — Тогда слушай меня, Абха. С этого момента я твоя учительница, наставница, мать, подруга и сестра, — раскрыв светлые очи, поражавшие Абху, Сандхья будто бы заглянула в самые потаенные, темные, страшные углы души раненной. Углы, о которых не расскажешь первому встречному и за дешевой кружкой пива в кабаке, славящимся убийствами и попойками вусмерть, — и я обучу тебя всему, что сама знаю. Ты будешь первоклассной охотницей! — в глазах эльфийки загорелся огонек, который, как ей самой казалось, давно уже погас. Абха растерянно закивала головой, совсем не зная, что из этого выльется, но уходить она не хотела. Даже если бы ее выкидывали пинками, даже если бы кидались в нее ножами и гнали прочь благим матом, она бы рвалась до смерти тут остаться. И скорее всего бы умерла. Но вот она, живая, и сидит тут напротив своей спасительницы, и для нее начинается новая жизнь. Впервые за долгое время девушка закрывает глаза и молится всем своим богам, которых знает, и своей пропавшей матери, повествуя, что благодарна им всем и что Абха наконец-то нашла свое место в мире; наконец-то боги снисходительно обратили свой взор на нее и подарили лучик надежды на лучшую жизнь, пускай и ценой жизни ее брата. Она скорбит по нему в глубине своей души, и молится, чтобы он попал в рай Ямы. Заключительные слезы катятся по щекам, опадая на стол, и на лице расцветает улыбка.Часть 1
27 июня 2019 г. в 03:49
Шум горной быстрой воды доносился издалека. Птицы щебетали; где-то поблизости даже пели несколько соловьев, да так они заливались ярко, томно, пока другие птицы составляли им фон, далекий от прекрасного. И только настоящий ценитель красивой музыки мог сполна оценить старания кучки соловьев, но Абха лишь настороженно пробиралась сквозь зацепившуюся друг за друга траву, разрывая тупым кинжалом длинные паучьи сети. Ее главная задача сейчас — обработать рану на красной от крови ноге, и ей уж совсем не до пения каких-то мелких пернатых тварей. Птиц-то она любила, только вот острая боль явно не способствовала выделению улыбки на лице.
Из-за высоких стеблей и толстых листьев уже показывалась бурная река, когда кто-то вдалеке пронзительно вскрикнул. Смаргивая слезы с глаз, раненная доковыляла до берега и рухнула на землю уже не в силах идти дальше. Еще немного, и она потеряет сознание, но надо успеть обработать ногу. Главное — нога, Абха, забудь сейчас о своей слабости и потери крови. Да кому эта чертова кровь вообще нужна? Девушка обессилено впивалась пальцами в грязь и ранила их об растущую повсеместно осоку, жалилась о крапиву, но поверьте, это все несравнимо с болью, сочащейся из глубокой раны, оставленной в пылу жаркой битвы; таки добравшись до воды, Абха зачерпнула в ладонь немного и вылила на рану, стиснув зубы до скрипа. Дрожащими и промытыми от земли пальцами раненная протирала саднящую прореху ледяной водицей из реки, изредка мыча и прокусывая губу от боли. Теперь горячая струйка крови с металлическим привкусом была и во рту, что хотя бы отвлекало от жгучести внизу. Аккуратно отодвигая край начавшей уже засыхать раны, она вливает туда воды и жалобно вскрикивает, заливаясь слезами и всхлипами. Она долго держалась. Она долго не плакала. Но сейчас это был уже предел. Выпив из ладоней воды, Абха окончательно потеряла сознание.
Ей чудится темное пространство, вокруг — лес и крики: куча мужских бранящихся голосов, как ей кажется. Абхе страшно, и ей хочется убежать. Далеко и надолго. Лучше без всех, чем видеть это. Ее отец и брат дерутся снова, а старый домик без особого добра из-за нищеты уже не выдерживает. Кажется, еще чуть-чуть и полусоломенная крыша обвалится на них вместе с несущими балками домишка. Вся деревня собирается посмотреть на очередной спектакль, и хоть кто бы остановил их, хоть кто бы разнял. Девушка предпринимает слабую попытку вразумить двух мужчин, но они лишь отмахиваются от нее, а отец вдруг выкидывает в нее хлеб, которого и так днем с огнем не сыщешь. И Абха делает непростительный для девушки поступок: встает между ними, уже затеявшими полноценную драку, если не до смерти, то до лазарета точно. Отец в пылу всаживает девушке нож в ногу, и Абха даже не может вскрикнуть от пронзающей боли, просто неописуемой. Глаза ее, будто плошки, со слезами распахнуты. Она слышит вокруг охи и ахи. Из последних сил она отталкивает этого жирного и противного на вид мужчину, и девушка, как сейчас видит, ударяется головой о полочку. Дальше лишь ярые крики и летящие в них с братом предметы. Он бежал с сестрой на руках пока мог, а потом отправил ее дальше, к ручью, а следом — пустота и пронзительные крики.
Внезапный кашель заставляет Абху резко сесть, пробуждаясь от кошмарного сна, и склониться в три погибели, хватаясь руками за горло. Слюна текла с губы, обрамляя выступающий грубый подбородок; волосы были полны живности и листочков с маленькими неприятными веточками, впивавшимися в кожу головы. Стерев выступившие слезы грязными руками, она осматривается, вертя головой. Все та же местность, все та же бурно текущая река, но нога уже не так сильно болит — перевязана свежими бинтами. Зрение отчего-то плохо фокусировалось. Видимо, все дело в недостатке крови, думала Абха, но точно не знала. С образованием у нее было туго — лишь какие-то азы, которые мать объяснила в детстве перед таинственным исчезновением, а дальше лишь грубость и эксплуатация ее отцом. Каждодневные синяки на лице или теле болели и напоминали изо дня в день, что дальше — хуже. Раненная слышит чей-то приглушенный оклик. Неужто и со слухом все не в порядке? Она оборачивается, но не в правильном направлении. С другой стороны послышались шаркающие шаги, а после теплое касание щеки Абхи заставило ее резко обернуться с враждебными и полными болью глазами. Рука незнакомки тут же отдернулась, неловко поправляя выбившуюся из косы прядь. Длинные остроконечные уши и маленький рост незнакомой целительницы впечатлили раненную еще больше.
— Прости меня, незнакомка, — вежливо начинает эльфийка. — Я без твоего разрешения обработала ногу лечебными травами и перевязала ее. Ты же не против, верно? — пронзительные светлые глаза смотрели в душу Абхи, и девушка залилась горькими благодарственными слезами от невообразимого потока чувств, проходящего через ее бренное тело. Она склонилась к ногам незнакомки и обняла их, как свое единственное спасение. Эльфийка смущенно выбралась из рук девушки, беря их в свои горячие ладони.
— Давай мы попробуем подняться, и мы пройдем в мой поселок, ладно? Я тебя накормлю, — незнакомка, став поддержкой для раненной, перебросила ее руку через шею на плечо и подхватила за талию. Абха оперлась всем своим весом на нее и спустя некоторое время все же смогла вымолвить пару простых: «Спасибо, великодушная». Целительница только и смогла, что улыбнуться в ответ и взяться покрепче за бок.