Плюсы вечерних поездок на автобусах

До того, как у Кроули появился автомобиль, демон не чурался пользоваться общественным транспортом. Никакая сила, в общем-то, не препятствовала ему сотворить себе мало-мальски сносную тачку. А возжелай он достать из небытия средство передвижения получше – породистую лошаденку вроде Феррари или Мерседеса – возникла бы существенная загвоздка: для проведения операции подобного рода, сиречь явственного вмешательства в ход жизни смертных, требовалось бы одобрение верхушки демонического строя, обращаться к которой у змия не было ни малейшего желания. Более того, Кроули хотелось не просто пребывать в человеческом измерении, но приобщиться к нему, к миру столь же прекрасному, сколь и ограниченному в метафизическом плане. И поэтому он играл по правилам смертных. Правилам, которые, стоит сказать, иной раз казались демону не серьезнее собачьей погони за хвостом. Под вечер он возвращался домой на автобусе, возвращался в квартиру, которую ему, слава богам – темным, разумеется, самым что ни на есть чернющим, хотя всесильная мрачная сущность, в общем-то, была только одна, – предоставили на время пребывания в материальном мире. Апартаменты сэру Энтони Дж., по мнению герцогов Ада, достались убогонькие: в демоническом понимании резиденция не считалась полноценной без свисающей с канделябров паутины, пухнущей, как жабье горло, слизи по углам и груды трупов в гостиной. Менее зажиточная бесовщина, правда, обходилась без последнего. Во-первых, тела надобно поддерживать в благоприятном виде – регулярно бальзамировать и подкрашивать гнилостные пятна, – а демон иной раз за собой не в состоянии уследить. Во-вторых, над тлеющим мясом неизбежно появятся мухи, и каждая – око Вельзевула. Право слово, никто не обрадуется скрытой камере в своей спальне. Кроули всего лишь любил чистоту. Чистоту и простор. Это, пожалуй, главное, чего он ждал от своего пристанища. По пути в свою резиденцию демон часто заглядывал в лавку Азирафеля. Магазин находился на одном и том же месте вот уже пару веков, и чтобы ни происходило с домом, на первом этаже которого располагался книжный, лавчонка непостижимым образом сохранялась, словно окруженная мифическим барьером, отторгающим дурные взгляды и волны негативной энергии; у Кроули же складывалось впечатление, что вместе с неприятными инцидентами и злокозненными происшествиями магазин отторгал и новшества этого мира, но уже от ангела. Азирафель задумывался о косметическом ремонте лишь тогда, когда мода продвигалась далеко вперед. Может, оно и к лучшему: посетители принимали старомодное убранство за атмосферный антураж. Иногда советовали Азирафелю открыть антикварный бутик, но ангел, вежливо улыбаясь, отрицательно качал головой. Бывали дни, когда дверная табличка висела в положении "ОТКРЫТО" и днем, и ночью – тогда демон подходил к высокому окну, глядел на сгорбленную над столом, еле заметную из-за книжных гор спину, вздыхал, щелкал пальцами, и жалюзи задергивались сами собой, чуть прошуршав, а табличка необъяснимым образом переворачивалась. Сегодняшний вечер – один из немногих, когда окна зашторены без вмешательства Кроули, а табличка висит нужной стороной к общественности, свидетельствуя о закрытии магазина. Это демон замечает из окна автобуса, лениво разгоняющегося по улице вдоль книжного. В нутре транспорта, за стеклами, покрывшимися испариной от поцелуев прохладного сумрака, порою вершатся удивительные истории. Да и пассажиров, утомленных праведным трудом, легче совращать: соглашаются на предложение, толком не дослушав, кивают быстро и нервно, раздраженно поджав губы, лишь бы в покое оставили. Разумеется, Кроули прибегал к услугам общественного транспорта именно поэтому. Так начальству и клялся. Однажды змий убедил полусонного, серого от изнеможения студента дать ректору взятку. Оную демон, разумеется, назвал "небольшим, но весьма отрадным презентом", способным не только ввести старика-наставника в благодатное расположение духа, но и существенно облегчить юноше жизнь. Молодой человек сломался на пятой минуте разговора. Преступно скучный, дурной случай; Кроули лишний раз уверился, что замаячившая на горизонте пачка купюр лишает людей необходимости морального выбора. Никаких терзаний, ни малейшего сомнения, нет нужды продумывать план и взвешивать аргументы: деньги, даже по меркам дьявола, отдавали вопиющим бездушием. Студент защитил предмет на "отлично"; все последующие, по загадочному стечению обстоятельств, тоже, хотя сообразительностью никогда и не славился. А впоследствии, уже после выпуска, молодой человек стал директором компании, оружейный потенциал и алчность акционеров которой могли привести к третьей мировой, но, вот так несчастье, она развалилась в том же году из-за ограниченности главы. Об этом нюансе внизу, конечно же, не прознали. Адское руководство до сих пор полагает, что крах перспективного актива был следствием вмешательства небесных сил. Наверху, в свою очередь, инцидент с банкротством компании сочли благоприятной случайностью. Сегодня Кроули не намерен проворачивать искушения сомнительной степени паршивости. Свет фар проезжающих автомобилей издевательски отражается от зеркала заднего вида, бликует на стеклах, разливаются по салону, точно железистая пленка на мутной воде; пассажиров лишь двое: еще один сидит впереди, подле водителя. И попутчик, очевидно, не желает ни спать, ни разглядывать улицу, и потому буравит демона взглядом. До Кроули доносится спутанность искрящихся, что обнаженные и соприкоснувшиеся проводки в клубке новогодней гирлянды, мыслей. Пьяный, стало быть. —Вы похожи на Иисуса. Заявление столь же внезапное, сколь и невозможное. Кроули отвлекается от созерцания вечерних проспектов и переводит обескураженный взгляд на юношу, что сидит уже поодаль и глядит неотрывно. Жуткие глаза у него: будто бы включили приставленный к подбородку фонарик, высветлив выступающие части лица наподобие черепа, а в провалы щедрой рукой плеснули темноты; теперь синющие от недосыпа мешки — что черные дыры, в которое можно упрятать все звезды, сотворенные Кроули до падения. Мои зенки и рядом не стояли, проносится в голове падшего. — Длинными волосами? Ну, тогда каждый второй музыкант похож на сына господнего, – Кроули возвращает самообладание, закидывает ногу на ногу и расслаблено ухмыляется. –Христу, знаешь ли, предлагали стать суперзвездой, но он отказался. А жаль. Это был бы более легкий путь к славе, чем мучительная смерть и последующая катавасия с воскрешением. — Не-е-е, – сипло выстанывает нетрезвый собеседник, и Кроули вопросительно приподнимает брови над очками. — Не волосами. Настроением, что ли? Общим видом... вид, типа, бывает общим? — в несвязном бормотании юноша явно ушел от темы, и змий уже не уверен, действительно ли в нем разглядели что-то эдакое, некогда близкое к божественной, светлой сущности, или человеку ударил в голову алкоголь. Усилием воли демон снимает раздрай в голове попутчика, избавляет от гула в затылке – слегла, но достаточно, чтобы вернуть сознанию ясность. — С видом непризнанного праведника, во! Уж я-то вижу. — В какой то мере я тоже пострадал за чужие грехи, - отвечает Кроули после затянувшегося молчания, и ему думается, что в этом комке спутанной гирлянды зажглась одна живая лампочка. — Да? –собеседник примет на веру все, что ему скажут, благополучно позабыв к утру. Но Кроули, конечно же, не заведет разговор о вещах непостижимых, невероятных. — Я дал человечеству свободу, каковой оно никогда раньше не знало: возможность выбирать. Это превратило людей в тех, кем они являются сейчас; это сделало их чем-то большим, нежели шахматными фигурками в партии бессмертных. Христос дал им свободу якобы от смерти, а я... а я лишил оков предопределения. И поплатился за это. —Да?.. – повторяет юноша куда-то вниз, почти уткнувшись носом в спинку кресла, отчего голос его звучит глухо. Просветления, милостиво дарованного демоном, не хватило надолго, и теперь человек лопочет о своей доле, несомненно тяжелой, безусловно несправедливой, и Кроули отвечает глубокомысленными кивками, мыслями, впрочем, находясь далеко от предмета разговора. Спустя остановку демон выходит на улицу; случайный попутчик отправляется дальше, и Кроули отчего-то уверен, что нетрезвый чудак встретит рассвет не с ножом, загнанным под ребра в темном переулке, а всего-то с головной болью. До дома рукой подать, и потому он шагает медленно, вдыхая безветренную свежесть дремлющего города. Самое главное, что отличает меня от Христа, думает Кроули, так это неумение превращать воду в вино. Поутру надо будет обязательно заскочить в небезызвестную книжную лавку с бутылкой красного полусладкого.