У всякого безумия есть своя логика ©
За иллюминатором, точнее окном, раскинулись на бескрайние километры огни ночного Иакона, и, пожалуй, они вполне манили чёрно-рыжую особу по ту сторону толстого стекла, что сидела за рабочим столом с ленью в движениях и по большей степени скукой в «огненных» окулярах, если рядом не было его или она была не в состоянии найти себе иное развлечение. Праймус, это так нудно и бессмысленно – сидеть за кучей датападов, заполняя специальные бланки и поля для огромного количества отчётов, потому что, как считала сама лисофем, у её партнёра по Искре просто не было лишних джооров на это, да и потом всё это надо было отправить в Центр Восстановления Кибертрона. Ни времени, ни желания, ни интереса – всего этого и в помине не было у Шоквейва, поэтому Ли вызвалась ему помочь. Делалось всё бескорыстно ровно до тех пор, пока Шоквейв не увлекался работой в собственной лаборатории или ЦВК, иногда отсутствуя там ротациями напролет и «забывая» о своей семье, о партнёрше. Её это раздражало: ей хотелось получать его внимание, прикованность взгляда единственного оптического датчика к рыжему корпусу, плавным изгибам, в которых плескалась давно забытая мягкая ласка. Десептикону такие слабости давно подавили в Теневых Играх Лоуба и процессе сломления личности, смены корпуса и функционирования – эмпурате. Подавили ровно до того самого момента, пока Шоквейв не встретил фемму с альтформой киберлисы и не принял её в качестве ассистентки к себе под «крыло». Это был самый нелогичный поступок за весь актив. Хотя… нет, очень даже логичный – это решение мех принял осознанно. Ли настолько увлеклась обдумыванием пакости любимому в качестве мести за отсутствие внимания ей, его фемме и Его Искре, что не заметила, как в груди что-то кольнуло, а стилус, что она кусала в раздумьях, сломался. — Чего это ты вдруг… — Ли недовольно осадила укол жгучего ощущения вины со стороны Шоквейва, который находился даже не в противоположной части лаборатории-комплекса, а в собственном кабинете в ЦВК, занятый изучением чертежей для новых цитаделей, построек и комплексов, уходящих в высь вечного иссиня-чёрного неба, усыпанного драгоценными камнями – звёздами. Фем закусила губу и максимально недовольно фыркнула, точно говорила – сам виноват, котик, что не уделяешь внимание бондмейт в последние циклы, вот теперь и расплачивайся справедливыми уколами госпожи-совести, у которой ты не бывал половину своего функционирования!.. Искра предательски сжалась от состояния другой, родной Искры, и, кажется, готова была выплеснуться за пределы своего хранилища, лишь бы не ощущать такое неприятное чувство. — А с другой стороны, дорогой мой, ты сам виноват, какого шлака ты опять заработался и не уделяешь время мне? — парировала лисофем, недовольно щерясь и зная, что её недовольство и обида в два раза сильнее «уколют» в их Единую Искру. Но вот мысли снова возвращаются к помощи в заполнении датападов для ЦВК… «У меня есть свои дела и работа, Ли», — безэмоционально и бесстрастно, как обычно, ответил логик и с лёгким нажимом выделил позывной своей фемки, — «Это может затянуться больше, чем на пару джооров, ничего обещать не могу. Предполагаю, что как минимум освобожусь в середине теневой фазы этого орна». Кому-то постороннему эти слова, фразы с отсутствием чего-либо «живого» в них могли показаться холодными и безучастными по отношению к собственной бондмейт!.. Если бы эти посторонние знали, что даже у страшного палача, безэмоциональной машины лилового знамени, есть семья: бондмейт и беты. Естественно, они не знали. …И снова мысли касались ментальными когтями тёмно-синего полотна неба с узорчатыми украшениями – созвездиями – и системы втягивали каждый раз новую порцию атмосферы, тщательно стравливая воздух, пока банки памяти учтиво пододвигали приятные и ласковые воспоминания о совместном времяпровождении в теневые фазы. Простые прогулки по пустынным улицам и тёмным закоулкам ночного Иакона; просто проводить время, сидя на крыше, и слушать его рассказы об астрономии, чужих мирах и больших газовых гигантах. Всё это не могло приесться ей: это были те воздушные и лёгкие воспоминания, которые стоило перебирать хоть каждый орн. Раз. Два. Осталось заполнить ещё два пада с отчётом-помощью для Шоквейва.***
Абстрагироваться от всего. Игнорировать – нет, даже просто элементарно не замечать – то, что творится вокруг. Не брать во внимание безынтересные детали. Это и не только Шоквейв умел мастерски. Когда он работал, всё теряло смысл и значимость, если это не касалось того, чем мех был занят. Именно поэтому работникам комплекса ещё нужно было уметь заинтересовать великого гения, чтобы он повернул свой алый окуляр, а не просто качнул закрылками в знак того, что слушает. Но… Искровые трепетания Шоквейв уже давно не умел так легко обходить, как раньше. Бондмейт, искрята – это сделало палача фиолетовой фракции менее бездушным. Более живым. И сейчас, когда в Единой Искре вдруг возник укол вины, десептикон дёрнул шлемом и на мгновение отвлёкся от работы. Редкое явление. Вздох систем. Постукивание огромного когтя по металлической столешнице. Шоквейв задумался. Задумался, как лучше ему поступить. Конечно, он предупредил Ли, что его работа, хм… не самое быстрое дело. Но мех отсутствует уже порядка больше тех нескольких джооров, которые упомянул вскользь. Интересно, он «упоминал вскользь», что те слова почти равны словам «несколько орнов»?.. Кровавый окуляр опустился на кипу датападов. Ещё очень многое предстоит сделать. Очень. Но стоит ли это ожидания бондмейт и искрят? Иногда в мощном процессоре логика проскакивала мысль, что совмещать семью и работу – невыносимо. Особенно ему. Тому, кто весь свой актив посвятил науке. Творению невероятного. Пыткам, исследованиям, провалам и успехам. Когда в твоём функционировании появляется что-то, что становится с подобным этому в один ряд, приходится думать над разграничением своего времени. Расставлять приоритеты. «А каковы твои приоритеты, Шоквейв?..» Учёный покачал шлемом.***
— …О, Ш-Шоквейв, — с внушительным мехом пересеклась на выходе одна из многочисленных ассистентов комплекса, — куда Вы? Уже уходите? — Неотложные дела, — привычно ровно и безэмоционально заявил логик и бесцеремонно всучил работнице огромную папку каких-то непонятных датападов и чертежей. — Разобрать, рассортировать, изучить, копии отправить на проверку и утверждение чертежей. Передай, что все мои сноски и пометки должны быть учтены, а предложения рассмотрены, я жду на них ответа в ближайшее время. Мне не принципиально, кто будет заниматься моими поручениями, поэтому в случае, если у тебя есть другая работа, логично будет передать всё кому-то другому. Но не советую игнорировать сказанное мной. — А, д-да, да, хорошо!.. Ассистентка только и успевала запоминать всё, что ей говорили. Пусть Шоквейв не тараторил, да и вообще отличался размеренной, чёткой и слаженной речью, для многих было проблематично воспринимать этот голос. Самого же учёного ничего не смущало. Отдав на своей «территории» последние распоряжения, он просто удалился, отправившись в сторону выхода из здания. Там, за его стенами выйдя на ровную дорогу, которую проложили не так уж давно, Шоквейв трансформировался и двинулся в одному ему известном направлении.***
…Никогда не торопился. Не дёргался, не суетился, не совершал лишних движений. Шоквейв был величественно нетороплив и даже, можно сказать, элегантен в том самом смысле, когда всяким не только привлекательным, но и умеющим себя правильно держать мехом хотелось любоваться. Осознанно или нет, но логик был в числе таких личностей. Даже сейчас, когда Шоквейв подходил к створкам, скрывающим пламенную во многих смыслах даму Искры, мех не рвался туда со всех сервоприводов, а степенно оставлял за собой пройденные метры. Торопливостью всё равно не остудить огня недовольства, которое – а мех это ЧУВСТВОВАЛ – уже плескалось в Камере Искры бондмейт. — …Ты задержался. Опять! Шоквейв сильно бы удивился, если бы его встретил беспечный звонкий голосок, а не именно эта фраза, сказанная с откровенным раздражением. Так мило. Ему никогда не составляло труда считывать истинные эмоции, даже если их хорошо прятали. Или скрывали за чем-то иным. — Я заранее поставил тебя в известность, что моя работа займёт время, Ли. — Голос учёного спокоен и… мягок?.. Шоквейв знает, какой давящий эффект всегда производит его механический тембр, поэтому только с ней пытается корректировать этот момент. Ровно до тех пор, пока не переключится на совершенно другой режим своего голосового модулятора. — Я пришёл сразу же, как только освободился. — Или решил специально отодвинуть свои дела, в кои-то ворны припомнив, что – ОГО! – у тебя есть семья! — съязвила фемма, пойдя на поводу у обиды, что крылась в груди. — Целый подвиг! Ты взял наконец-то во внимание тот факт, что нам тоже нужно уделять внимание?! Алый окуляр блеснул кровью. В работе Шоквейв не терпел претензий в свой адрес. Не терпел повышенного тона, не допускал, чтобы работники позволяли себе лишнего, знали своё место, обращались к нему, вышестоящему учёному, должным образом. Ли ломала все устоявшиеся требования своего меха. Это было так… нелогично. Ещё более нелогично выглядело то, что он ей разрешал это делать. Он вообще многое ей разрешал. — Ты ведёшь себя некорректно, — отметил мех, — в тебе говорит обида. — Ты ведёшь себя некорректно, — язвительно передразнила партнёра фемма, полыхнув огнём оранжевой оптики. — Я, заметь, старалась тебе оказать бескорыстную помощь, блять, заполнив эти шлаковы инфорамки с кучей нудной информации. Из-за тебя мне теперь банки прочищать от всего этого, а ведь я могла… Например, на абсолютно законном и искровом праве качать свои права и требовать чего-то, потому что это она. Ли вообще можно было считать «странной»: она выбивалась из общепринятых рамок поведенческих программ кибертронцев, ведь в какой-то мере они были предсказуемы, и угадать или предвидеть реакцию чего бы то ни было ей было легко. — …Устроить дебош в твоём кабинете, — вкрадчиво продолжила лисофем; чёрные когти коснулись плеча Шоквейва и плавно зацепили выступы, чтобы рывком наклонить учёного к себе. Теперь-то единственный окуляр находился на одном уровне с её оптикой. — Или заехать тебе по стеклу линзы. — Ли повела плечиком и состроила «невинный» взгляд, мол, а я ничего такого и не сказала. — …Пакость ты десептиконская. И если «пакость» была привычной деталью в их совместном функционировании, то жестокость с линзой Ли никогда бы не провернула. И Шоквейв об это прекрасно знал. Какое насилие может быть в любящей и нормальной семье? Но все эти прозвища вроде «десептиконская пакость», «зараза» и «котик» были такими нелогичными и не соответствующими личности этого меха и его роду деятельности… Шоквейв, конечно, ждал, пока она закончит свой поток недовольства и плохо прикрытого раздражения; не перебивал, не делал вид, что слушает, а действительно слушал и приподнимал антенны на особо яркие эмоциональные всплески в общем ЭМ-поле, которое наслоилось одно на другое. Чувствовал касания бондмейт к его особенно эрогенным зонам корпуса. Фемма даже умудрялась щупать во время пока что односторонней беседы антенны, закрылки и мощное, внушительное оружие – устрашающую, так ею обожаемую плазменную пушку Шоквейва. О, и конечно же – её чувствительный провод. Без какой-либо задней или любой другой, не такой, мысли. Ей просто хотелось коснуться его или даже укусить. — …Но так и быть. Можешь начать извиняться, котик! Шоквейв тщательно провентилировал. Если бы мог, то закатил оптику. Хотя это вряд ли бы смутило Ли – её вообще сложно пронять всякими мелкими недовольствами бондмейта. А вот свои такие же она считала важным ему показать. Что там! Не только показать, но и в лоб заявить, что она ждёт извинений. Если раньше светило науки вообще в принципе ни перед кем не извинялся, то с тех пор, как повстречал Ли, делал это почти так же часто, как и вентилировал. Делать нечего. Он задержался. Сильно задержался. Сейчас огненную фемму можно было понять, в этот раз её обида имела веские основания. Сложно привыкнуть и легко относиться к тому, что твой партнёр часто пропадает на работе, уделяя из-за этого катастрофически мало внимания семье. …Шоквейв плавно выпрямился, аккуратные антенны качнулись. Из-за отсутствия лицевой и невероятного умения владеть собой – понять, что у логика на уме в тот или иной момент, было сложно. И потому мех казался… загадочным. Никогда не знаешь, что он сделает. Хотя где-то глубоко в Искре – Единой Искре – Ли догадывалась. И даже неосознанно жаждала э т о г о. — Не обижайся так, — послышался вкрадчивый, глубокий голос однолинзового палача. Не скрип механических звуков, не монотонная нудятина, не хрип или что-то иное. Бархатный чарующий тембр. Он словно существовал для одной только Ли. Вряд ли кто-то ещё знает о таком режиме вокалайзера Шоквейва. — Я бросил все дела, mi amor, чтобы сейчас быть здесь. Несколько бесшумных шагов, чтобы оказаться позади феммы. Очень плавно для такого внушительного меха с габаритным корпусом. Позвоночным тяжем можно было ощутить холодок, исходящий от брони Шоквейва. Прохладный. Работники и просто знакомые учёного сказали бы даже, что от него веет могильным холодом. Но Ли подобное было не в новинку – иногда мех поднимал температуру вплоть до горячей, для этого нужен лишь повод. Поток горячего отработанного воздуха касается спинных сегментов. Похоже на то, если бы по ним мягко провели тёплой ладонью – и не успел процессор обработать такие мысли, как подобное и случилось. Острые длинные когти, что не раз вырывали из головных блоков жертв Шоквейва их ЦП, а Искры вытаскивали из Камеры вместе с её ошмётками стенок, легли на талию лисофем, едва ощутимо сжав её. Незначительный жест, кроющий в себе, однако, проявление покровительства, даже собственничества. Удлинённый головной блок с единственным налитым кровью окуляром поставили поверх шлема Ли. Наличие лишь одного манипулятора не доставляло Шоквейву неудобств, он легко управлялся с рабочими кабелями, поэтому, плавно покачиваясь в воздухе, перед оптикой дамы Искры палача фиолетовой фракции возникла средних размеров коробочка. — Что это? — Ли постаралась скрыть нотки заинтересованности в голосе, но меху не нужно было слышать их, чтобы знать – внимание лисофем он привлёк. А ответ на вопрос был так очевиден. — Это сладости, — охотно пояснил Шоквейв. — Для тебя. Полагаю, ты уже догадалась, что в коробке новый вкус, с моей стороны было бы крайне нелогично принести нечто, уже тобой опробованное. В острых пальцах кабеля маняще покачивалась заветная сладкая сокровищница. Каждый подарок учёного был открытием, он не приносил одного и того же, поэтому сладости были ещё желаннее и ценнее. Ведь в мире гигантских трансформеров так сложно похвастаться разнообразием «блюд» и вкусов. Замысловатый танец резных листьев и изящных линий на коробочке приковывал взгляд, отвлекая внимание, заставляя всё пристальнее всматриваться в узоры, которые складывались в стилизованную фигурку какого-то невиданного зверя, и… и упускать из виду то, что изящный корпус лисофем уже оккупировали. — Я отложил работу на неопределённое время, — шёпотом, пробирающим до Искры, нарушил тишину Шоквейв и продолжил: — Поэтому я в твоём распоряжении, mi amor. Как ты хочешь, чтобы я ещё извинился? — М-м-м… — Фемма повела ушами своего альтмода и довольно улыбнулась – этот глубокий голос, проникающий под рыжие бронепластины, остужал шарковски горячий, нет, даже обжигающий корпус, холодил протоформу и играл на фибрах её половины чёрной Искры чарующую мелодию: «Я здесь главный, ты, несомненно, можешь подчиниться мне и быть в безопасности». — Сначала на словах, потом как-то ещё. — И тут же встрепенулась. — Не забудь извиниться перед бетами. Нагружать домашкой любой может, а вот похвалить и проявить должное внимание – нет. Но я знаю, что ты это точно можешь, котик. Ли не любила, когда ею командовали, поучали и доминировали над ней за счёт физической силы – таким сразу хотелось размазать смазливую лицевую пластину в кашу из энергона и ошмётков живого металла. С Шоквейвом его главенство тоже раздражало, поэтому она стремилась показать, что независима и доминант-партнёр здесь только она… Но главным в их искровом союзе всё-таки мог считаться десептиконский палач, хотя отношения всегда были равноправными. Но, несомненно, быть под покровительством такого «старого» меха, старше даже самого Лорда, да ещё и солидного и статного, ей нравилось. Ли вообще нравились меха постарше, такие как Шоквейв: внушающие страх и уважение, такие, которым можно доверять и на которых можно положиться. Как-то раз, когда она сотрудничала с фиолетовыми и пребывала на «Немезиде» в качестве ассистента учёного, алый медик задал до жути банальный вопрос: — Разве ты его не боишься? — Голос этого пижона звучал звонко и с нотками веселья, но в нём крылся страх, от которого трепетала Искра. — Почему я должна его бояться, Нокаут? — Ли только оскалилась на вопрос товарища, а в оранжевой оптике ничего не плескалось, кроме полного отсутствия страха, непонимания и равнодушия. Страх не был ей свойственен, как и инстинкт самосохранения. Ха! Она просто удалила его даже из архива, вырезала, как лишнюю деталь, и всё на этом. …Настоящему голосу кона хотелось подчиняться, хотелось признать свою пассивную позицию, оказаться где-то под тяжёлым тёмно-фиолетовым корпусом, массивным и элегантным одновременно. Такой контраст размеров цельнометаллических тел, их окраса и характеров, это столкновение – по-настоящему ядрёная любовная смесь огня и холода, когда её обжигающий корпус – согревает, а его – остужает и придерживает её пламенные порывы характера и личности. Коробку, которую разглядывали из-за наличия красивого и минималистичного орнамента, наконец-то сцапали чёрными глянцевыми когтями и аккуратно вскрыли, дабы не повредить такую красоту – всё-таки учёный мог создать нечто красивое, когда хотел (или это Ли его научила заново видеть красоту?)… Ли достала небольшие, круглые голубые крии, светящиеся в полумраке, с фиолетовыми трещинами-узорами: самые обычные с виду сладости, при желании такие можно найти нескольких видов даже в самом маленьком пригороде Иакона. Не дёргаясь, а пребывая в спокойном положении, в которое её поставил логик, крии сначала лизнули глоссой, а потом уже через несколько нанокликов отправили в вокалайзер. И-и… химические датчики и рецепторы на глоссе лисофем «взорвались» новым необычным вкусом: это было что-то кисло-сладкое, не приторное, и оно мгновенно растворялось в топливоприёмнике. — Ох, я даже не могу описать, в каком я диком восторге! — Коробочку спрятали в сабспейс и, постояв ещё с наноклик, чтобы запечатлеть забавную позу бондмейта, повернулись. Сейчас Шоквейв был забавный. — Спасибо! — Ли прижалась если не к самому смертоносному оружию, то как минимум к тому, которое загубило тысячи Искр. И оно заменяло меху целый манипулятор. Как можно было не любить этот мощный ствол? Водить когтями от дула вдоль всей пушки, выводить невидимые витиеватые узоры на тёмном металле. Зацепить хитрую мордашку – знак принадлежности к фракции Лорда – и пустить лёгкий, игривый разряд тока, чтобы потом вдруг сжать когтями чувствительный провод и пощекотать уже его. И кто к кому будет домогаться первым? …Шоквейв дёрнул антеннами и внутренне напрягся. Наверное, ни одному формеру никогда не приходило в процессор, что однолинзового меха в более интимной обстановке можно цапнуть за… провод, соединяющий пушку с корпусом. Серьёзно, кого-то вообще посещала такая идея? Вряд ли. Кто вообще пристаёт к своему партнёру через оружие?.. Но Ли любила ломать шаблоны, это было ясно, как орн. — Ты снова играешь с моим проводом, — неоднозначно заметил учёный, хотя названную часть себя отнимать не стал. А это уже о многом говорило. Как минимум, о доверии точно. — А что, тебе не нравится? В голосе феммы было столько чистой невинности, что можно было только удивляться, как это (не)святое создание так делает. Шоквейв качнул шлемом и бесцеремонно водрузил тяжёлый когтистый манипулятор на округлое бедро бондмейт. — …Дай подумать. Пожалуй, нет. Но за такой ход придётся тебе платить равноценной частью собственного корпуса. Например этой. И Шоквейв аккуратно сжал когти на тёплом металле. Это нравилось ему не меньше многоорновой работы над каким-нибудь интересным проектом. Разве можно устоять от излюбленного жеста в сторону своей фем, когда она буквально сама провоцирует тебя на это, да ещё и так открыто? Хотя только этим десептиконский палач не ограничился: не дожидаясь, когда Ли начнёт возмущаться (а может и переходить в наступление?), учёный проник кончиками когтей в стыки брони лисофем и «поцеловал» проводку мягкой статикой. — Платить и извиняться сначала должен ты, — Ли в притворном недовольстве, мол, терпеть не могу это всё, показала глоссу. — Почему каждый шарков раз, когда извиняться должен ты при сильных косяках, платить должна я? Внешне она сохраняла спокойствие, проявляя свои эмоции лишь мимикой и вербально, внутри же – прикосновения когтями, длинными и ловкими, тёплыми, успокаивали. Но Ли считала должным держать окружающих частой сменой эмоций в тонусе и не давать, в первую очередь им, портить ей настроение, а в случае учёного – показать своё снисхождение и то, что она рада видеть его. Не до конца простила. Потрепать ещё немного нейроплаты учёному, чтобы функционирование с ней не казалось энергоном, и кинуть фразу, что он старый извращенец и вообще потерял всякую совесть, которая у некоторых дам в этой кварте и не появлялась. Но она лишать себя удовольствия не намерена, пусть со стороны все эти капризы и нелогичное поведение казались лишней тратой энергоресурсов. Ладонь скользнула по спинному отделу Шоквейва, когти цепляли рецепторы и места стыков металлических пластин; электрический откат по грубому шраму на спине к закрылкам, не больно – приятно и ласково. Учёного обхватили за шейный отдел, наклонили к себе и закинули серво на торс. — Платить будешь ты, а доминировать буду Я. Конечно, доминировать будет не она. — Твои слова… — начал мех, шумно спустив отработанный тёплый воздух после таких откровенных касаний: — …Нелогичны, mi amor. Я принёс тебе свои извинения. Практически буквально. — Непрозрачный намёк на коробочку крии. — Но если тебе это действительно столь важно… Налитый кровью единственный окуляр, вгоняющий многих в ужас, опускается вместе с тяжёлым корпусом палача десептиконов и касается незащищённой фемской проводки. Ли ниже учёного, миниатюрнее, изящнее – и порой ему нужно к ней наклоняться. Самому или с её подачи, если ей того хочется. Но приятнее, конечно, когда Шоквейв сам это делает, как сейчас. Буквально наноклик проходит – и от линзы меха поступает электрический мягкий поцелуй в шейную проводку. Перекидывание статикой, лёгким током – уже их маленькая традиция. — Извини. Я задержался. Простые слова. Ничего лишнего. Логик никогда не говорил много и не по делу. Для многих его речь – монотонна и суха, подходит разве что для лекций или научных речей, отчётов и прочего. И чаще всего в ней отсутствуют всякие эмоции. Но сейчас… Бархатный, обволакивающий тембр, затекающий, как приятное тёплое масло, в самые стыки, до самой Искры. Почти урчащий, низкий, идущий из недр фиолетового корпуса. Хочешь, чтобы я был большим и нежным сайберкотом? — говорило каждое касание десептикона. — Чтобы забыл сейчас о работе, и всё, абсолютно всё своё внимание отдал тебе? Вынув кончики когтей из стыков огненной брони, Шоквейв обхватывает бедро Ли и подтягивает фемку повыше, выпрямляясь. Иногда мех даже жалел – совсем капельку – что у него лишь один полноценный манипулятор, а место второго занимает огромная пушка. Но всё это не имело значения, когда на смену таким сожалениям приходило обожание фемки этой самой пушки. — Твоё желание доминировать обосновано, — заметил учёный, — но тебе в подобном случае придётся справиться с таким мехом, как я. А у меня тоже есть желание быть доминант-партнёром. Пара незаметно перемещается к столу, на который Шоквейв и усаживает похитительницу его Тёмной Искры. Не дав Ли опомниться, обычно спокойный и покладистый учёный, рациональный и логичный до самых микропроцессоров, опрокидывает её на кипы датападов, подмяв под своим внушительным корпусом. Ещё несколько обжигающих, но приятных нейросети поцелуев статикой от окуляра, пока тихо активированные оптокабели десептикона скользят по огненной броне всё выше, начиная с сервоприводов. Почему-то все его движения осторожны, точны, но при этом скрывают в себе хищнические наклонности. Галантный мех, с которым следует быть аккуратнее – таким был палач фиолетовой фракции. …Несколько мягких поглаживаний гладкой поверхностью кабелей неприлично близко к паховому щитку Ли, и Шоквейв, заключив тонкие запястья в кольца щупов, отводит манипуляторы бондмейт за её голову. Не сильно и не навязчиво. Если захочет пустить в ход коготки или подарить меху ответную ласку – она сможет это сделать, потому что учёный никогда не ограничивал её движения всерьёз. Просто в таком положении… броня Ли очень приятно и красиво сверкает в тусклом освещении отсека, ловя на себе отблески алой линзы. Звуки тяжёлого прогона застоявшегося воздуха – словно где-то рядом тихо прорычал зверь – и Шоквейв сделал ещё один шаг, становясь вплотную к столу и вынуждая паховую Ли звякнуть о его собственную броню, местами покрытую старыми шрамами. — Я… — фемма закусила чёрный «живой» металл губ, — …Да ты просто охренел! — Ли тряхнула шлемом и укусила антенну логика, после чего прошлась дорожкой из укусов-поцелуев вниз к шейному отделу. Ли не хочет и наверное никогда не признает себе даже глубоко внутри своей чёрной Искры, что Шоквейв – это тот меха и личность, которому хотелось безоговорочно подчиниться, когда он такой. Нет-нет, всё тот же высокопоставленный десептиконский учёный, палач лилового знамени, встречающий отвращение некогда даже у собственных соратников, но не у неё. Лисофем тщательно провентилировала и спихнула рыжим хвостом кучу лишних сейчас инфорамок, ха! А ещё только его такие властные, наполненные уверенностью и аккуратностью действия смущали бессовестную убийцу. Ей нравилось, когда в такие мгновения меха был тут главным. Да-а… вентилировать с ненавязчивыми, но точными касаниями от кабелей в эрогеных зонах – не то, что трудно, а практически невозможно. Ну и пусть, главное, что им двоим вместе просто прекрасно. Она освобождает кисть из клубка щупов Шоквейва, опираясь на один артикулятор, привстаёт и закидывает сервопривод на учёного, со стороны плазменной пушки, а от внутренней стороны бедра поступают кусачие импульсы электричества. — Шоквейв, — с усмешкой отзывается Ли, — ты ведь знаешь, что главная тут Я и только Я, но каждый раз поддаюсь тебе, чтобы не обидеть и не задеть твоё эго большого Босса. …Отдаюсь безоговорочно тебе. — Разумеется, Ли, — кивает логик, и Искрой можно ощутить в его тоне ответную усмешку, — разумеется. Он практически никогда не спорит с ней, если не видит в этом смысла, – только соглашается. Ему не сложно порой идти на поводу её маленьких капризов, а ей будет приятно. …Что такое лёгкое электричество для столь массивного корпуса меха вроде Шоквейва? Приятный разогрев, не более. Но антенны всегда были «слабым местом» этого десептикона – не сравнить, конечно, с проводом от пушки, но и через них можно было влиять на партнёра. Поэтому сейчас, довольно притушив окуляр, учёный… слегка боднул бондмейт вытянутым головным блоком, как делают сайберкоты, если им нужно внимание, и начинают тыкаться в своих хозяев. Меха словно без слов просил ещё приласкать его, куснуть антенны, лизнуть, огладить — что угодно. Когда Шоквейв всего себя отдавал Ли, это не значило, что ему неважно, сколько её внимания он получит в ответ. Жуткий скрытый собственник, он тоже стремился к максимальной концентрации своей феммы на нём. Штекеры кабелей быстро находят нужные разъёмы, и фиолетовый десептикон подключается к некогда просто его ассистентке, а теперь – бондмейт. Приятно, дразняще, но этого недостаточно – у Шоквейва припасена одна маленькая шалость для эрогенной зоны Ли… Дуло пушки подхватывает закинутый с её стороны сервопривод лисофем и поднимает его, вынудив выпрямить. Гибкость партнёрши способна очаровать любого. …И Шоквейв, ловя вопросительный взгляд огненных линз Ли, оставляет несколько жгуче приятных поцелуев статикой от окуляра прямо на внутренней стороне бедра фемки. Кто сказал, что ему вообще нужен фейсплейт? — Ох, — сдавленный выдох и покусанные до энергона губы – прикрытие от нарастающих полустонов?.. Фемма откинула голову назад, тщательно провентилировала и вернулась в прежнее положение, пристально посмотрела оранжевыми линзами на него. Полыхнула. Вот так сразу переходить от прелюдий к самому… желанному – нет-нет, почти самой желанной близости, конечно, только после Слияния, Ли была не намеренна. Сейчас, через кабельное подключение, он открыто мог читать весь её эмоциональный фон. Второй сервопривод закинули на торс, и Ли, окончательно приняв сидячее положение, переплела свои кабели с кабелями учёного в один клубок из ядовитости: фиолетовый и оранжевый, лаконичное и прекрасное сочетание. Скользнуть щупами уже к его паховой пластине, бессовестно «укусить» разрядом тока и хихикать, зная, что в этом месте эффекта куда больше, чем если бы она… Например, одновременно дала мощные откаты от поверхности кабелей в то же место. Шустрые и острые глянцевые когти поддевают закрылки и опять натыкаются на старые шрамы… Ей хочется касаться их вновь и вновь, ведь тогда реакция на её прикосновения в месте старой рабочей травмы была яркой, резкой и очень заметной. Кажется, это была неосознанная реакция корпуса на фантомные боли, но сейчас – не-е-ет. Стоило хотя бы приблизиться к антеннам или закрылкам, как они сразу вздымались, ощущая тепло, исходящее от ладони рыжей феммы. — Знаешь, тебе фейсплейт и другой манипулятор не нужны… — снова и снова замечает она, — твои эмоции можно прочитать по корпусу. — Ехидный тон. Странный, но меткий комплимент от неё. — Например, твой горячий корпус говорит о многом, котик. Пожалуй, она была права. Шоквейв придерживался минимальной температуры для своего корпуса, поэтому большую часть времени броня была прохладной. Мех мог увеличивать градус в зависимости от ситуации (чаще всего это касалось членов семьи, если вдруг кому-то из них стукало в процессор повиснуть на учёном – тогда было логично нагреть корпус, чтобы не отталкивать никого холодом), но без вмешательства логика температура скакала лишь в одном случае… Если всё двигалось в сторону ласк и физической близости. А какому партнёру не будет приятно каждый раз видеть, что на тебя реагируют подобным образом? Когда одно только твоё присутствие и касания будоражат нейросеть избранника. …Шоквейв урчит системами, как большой и довольный зверь, и прижимает Ли к себе своим единственным манипулятором. Огромные, длинные когти, которыми при желании можно оставить от жертвы одни только изуродованные груды металла, бережно касаются огненных пластин бондмейт. Глупо считать, что учёный не способен на подобную осторожность, ведь ему не раз приходилось иметь дело с мельчайшими деталями, а здесь – его фемма, которой он тем более не причинит вреда… Десептикон глубоко вентилирует и укладывает головной блок с кровавой линзой на плечо Ли, опустив антенны. Обнимал, пусть для него это и было несвойственно. Внутри неё – дикое пламя, внутри него – ледяной океан. Когда она делится с ним теплом, а он с ней – спокойствием, меж корпусами образуется гармоничное сочетание противоположных стихий. Лёд впускает внутрь огонь, он остаётся там, греет изнутри и находится в безопасности. Разгоняет немного холод, но и усмиряется сам. Идеально. На последние слова Ли Шоквейв ничего не отвечает, но этого и не нужно – фемма прекрасно знает, что палач фиолетовой фракции и так ни за что бы не сменил своё оружие на обычную конечность или свой окуляр – на привычный фейсплейт. Зачем? Ни то, ни другое никак не мешают ему в быту, за миллионы ворн учёный научился функционировать без каких-либо неудобств. Уродство? Для других – возможно, но Шоквейва никогда не трогали чьи-то косые взгляды или нелестное мнение о его корпусе. Он вынослив, прочен, надёжен. Менять практичность на общепринятую красоту было так… нелогично. И сейчас, когда дорогая Искре фемма сжимала сервоприводами торс, ластилась к покрытому шрамами корпусу, такие мелочи вообще становились пустым звуком для Шоквейва. Его всё устраивает, бондмейт – тем более. И стоит признать, что он ценит мнение Ли и её своеобразную поддержку. В рыжий корпус отдаёт вибрацией, исходящей от тёмной брони массивного меха – «урчание движком» было ещё одним звоночком, извещающим о довольстве логика. Потеревшись боковой частью головного блока об Ли, Шоквейв ненавязчиво меняет манипулятор, поддерживающий её за спину, на кабели и проводит кончиками когтей по прессовой секции лисофем. Щекочет статикой сенсоры, задевает в стыках брони проводку, касается невесомо паховой пластины и снова убирает когти, а потом начинает сначала. Поддразнивает, почти буквально играя с огнём. И Ли впору было бы уже возмутиться, как на мгновение она ощутила «вторжение» учёного в её системы через интерфейс, а затем оптика уловила блеск пахового щитка, исчезнувшего в сабспейсе меха. На правах подключившегося партнёра повлиял на блокировку брони и умыкнул из-под оптики самую важную часть. Зараза! — Вот поганец, а! Ли рычит, настолько хрипло и низко, как если бы это делал искроед. Она недовольна. Она раздражена. Полная фильтрация и очищение вентиляционной системы, кулеры гудят, в отсеке такая близко-уютная атмосфера, домашняя; понизить температуру корпуса; в атмосфере отсека скользят призрачные шлейфы фона двух корпусов. Но… хитро сверкнув своими огненными линзами, Ли, пока меха не ожидал, в пару мгновений упёрлась когтистыми сервоприводами в его стальную грудину и с рассчитанной силой оттолкнула в кресло – благо реакция учёного была что надо… Фемма самодовольно и по-царски уселась сначала на колени, а потом подвинулась и чуть выше, ближе к интимной зоне. Недовольно надула губки и укусила пару раз магистрали у шеи. — Всем десептиконам нельзя доверять, вы наглецы и бессовестные заразы! — …Но нельзя доверять и хитрым киберлисам у себя на коленях, которые ёрзали и отдавали мощными электрическими откатами от всего корпуса и оптокабелей, и… через поцелуи… Поцелуи в линзу. — Ты же не будешь заставлять ждать даму своей Искры, Шоквейв? Хитрая-хитрая киберлиса. Если бы у логика была лицевая, он бы точно довольно усмехнулся. Ли была такой… такой Ли. В её стиле рискнуть разорвать интерфейс-соединение, но всё-таки вынудить бондмейта упасть в удобное кресло. Мех без всяких стеснений сам подался вперёд, «украв» окуляром ещё один поцелуй для себя, а затем вальяжно откинулся на спинку кресла и водрузил на массивный подлокотник тяжёлую пушку. Кабели стянули фемский стан, уменьшая количество ёрзаний по коленям (и не только) учёного, и манипулятором, ставшим свободным, Шоквейв приподнял голову Ли за подбородок, аккуратно проведя большим когтем по живому металлу податливых губ. Дай этому десептикону острые денты – он с удовольствием укусил бы за губу эту строптивую фемку. — Ты же знаешь, с моей стороны было бы так не этично вынуждать тебя ждать, — заметил однолинзовый палач, потянув Ли к себе. — …Кстати говоря, я не буду против, если ты снова поцелуешь меня. Такой лёгкий намёк, что касания губ к прохладной линзе ему весьма и весьма приятны. А чтобы действительно не растягивать всё в неуместно долгие клики, Шоквейв немного склонил головной блок вбок и вниз и многозначительно посмотрел на ту часть своего корпуса, куда бесцеремонно усадила свой хвостатый бампер лисофем. Усадила, будучи лишённой пахового щитка. Чтож, она очень умело пользуется ситуацией… поэтому повторять дважды не пришлось: чувствительные уши-локаторы тут же уловили более грубый щелчок другого щитка, принадлежащего тёмному корпусу десептикона. «Смотри, mi amor, ты сама села сверху…» — И опять мне самой всё делать. — Улыбку не стали скрывать, скорее даже демонстрировали её, ведь Ли нечасто улыбалась искренне: на лицевой всегда играл оскал, насмешка или натянутая дежурная полуулыбка, но искренняя мелькала слишком уж редко. — …Ленишься, да? Мне инициативу брать до самой перезагрузки в свои когти или тебе потом передать эти бразды? Забавно, но чувствовать немалый размер девайса учёного в себе всегда было сродни их первому обмену топливом. Жарко, приятно, по-чувственному близко… Ли ощутила, как плавно, но в то же время на всю длину ввели девайс до самого основания. Фемка качнула бёдрами: сначала медленные вертикальные движения для стимуляции всей длинны коннектора, от навершения до основания. Обильное количество смазки позволяло двигаться легко и безболезненно. Конечно, наращивая темп и ритмичность, хитрая рыжая пакость сжимала эластичные стенки порта, замедляя или вовсе останавливая процесс. К учёному наклонились, сменяя угол вхождения коннектора и стимулируя его, и обняли меха за шею. Не забыли и о просьбе партнёра: Шоквейва поцеловали сначала в боковую часть шлема лёгкой статикой, прошлись дорожкой из поцелуев к холодному стеклу линзы, а уже потом провели по ней кончиком глоссы и отдали импульсами в прозрачную поверхность. — Поцеловала. Больше ласки. Больше проявление тёплых эмоций с её стороны. Полная отдача. Te extrañé.* Шоквейв, этот массивный и страшный для многих мех, сейчас готов был урчать от количества поступающих в нейросеть приятных импульсов, словно ручной хищный звероморф… Да, он позволил Ли некоторое (и по ощущениям даже весьма продолжительное) время быть сверху, проявляя инициативу в стыковке, но только по той причине, что она вынудила учёного упасть в кресло и села на его колени, заняв доминирующую позицию. Разве можно отказать ей в подобном, когда она даже не спрашивает разрешения? Но просто сидеть, никак не проявляя ответных действий, логик не мог себе позволить: выждав момент, когда лисофем привстала, десептикон невероятно проворно поменялся с ней местами, и Ли оказалась немного вдавлена в мягкое сидение кресла. Щелчок регуляции высоты, перетягивание сервоприводов дамы Искры за свою спину, поток горячего воздуха из вентиляционных систем — и вот Шоквейв уже нависает над феммой, поставив когтистый манипулятор сбоку от неё. Теперь единственный источник света, которые виден Ли – это немного притушенный кровавый окуляр да ядовитая подсветка на металлическом теле палача десептиконов. Хотя внимание всё равно резко переключилось на ощущения, вспыхнувшие ниже прессовой секции… когда логик быстро ввёл обратно девайс. Подобно Ли, он никогда не предупреждал о своих намерениях, поэтому стыковка была то дикой, с непредсказуемыми движениями, то спокойной и мягкой – чаще всего даже всё сразу. И сейчас было то же самое. Неважно, кресло, платформа или рабочий стол учёного, который Шоквейв менял с завидной периодичностью из-за последствий коннекта – процессоры и нейросети захлёстывало волнами возбуждения, которое словно заменяло собой топливо в магистралях и останавливало время. Оба не замечали ни бриймов, ни джооров. Были только они двое, погружённые в касания и царапанья когтей, скольжение кабелей и стойкие запахи смазки и сгоревшей проводки. Коннектор то движется легко и свободно, то оказывается сжат кольцами порта. То кусает сброшенной с навершения статикой, то отдаёт вибрацией в эластичные стенки. Сильным манипулятором Шоквейв уже не упирается в кресло, а, перенеся вес корпуса на пушку, подхватывает Ли под прессовую секцию со стороны спины и заставляет выгнуться. На миг остаётся беззащитной нежная шейная проводка бондмейт, и мех касается её прохладной, в отличие от всего остального раскалившегося корпуса, линзой. Следует череда укусов тока, и в темноте кажется, что системы учёного издают смешок. Сколько уже в таком темпе прошло времени?.. Внутри Камер Искр всё ходуном от щемящего ожидания единения. …Если когда и бывали крупные ссоры, которые ощущались, как яд в магистралях, – это ни разу не сказалось на доверии и взаимопонимании партнёров, а даже наоборот – могло закончиться как раз-таки примирительным коннектом. Ещё немного, и обмен топливом будет близиться к завершению. Но. Огонь желания доминировать и брать дело в свои когти, напрягая корпус учёного так, как этого хочется ей, также быстро потухал, как и возникал – его гасило спокойствие и брутальность Шоквейва. Потом вспыхивала новая искра – и это было желание занимать пассивную позицию и позволять меху перекрывать свет от ламп тяжёлым, древним тёмным корпусом. Фемма снова тщательно провентилировала и грациозно выгнулась в спине: кажется, такие движения приковывали взор палача окончательно. Кольца порта сжимаются вокруг девайса, от стенок исходит дразнящая «щекотка» статики и мощные откаты. Негодница. И ведь успевает в такие моменты, когда Шоквейв расслаблен. А стоны наслаждения перекрывают её полурыки, но не всегда успешно. Сам же учёный держится лучше, и наверняка мелодичные полустоны бондмейт приятны для его аудиорецепторов. Шоквейв весь искусан, расцарапан, а по внутренним сторонам бёдер обоих размазана смазка. — М-м-м-м, как думаешь, в этот раз я сама раскрою Камеру, или тебе придётся попросить, котик? — произнесли у самого аудио, когда перед оптикой всё уже расплывалось, а окна с ошибками закрыть было просто невозможно. Хотелось окончательно раствориться в нём. Учёный невесомо касается когтями пластин брони на груди Ли и мигает линзой. Всего несколько слоёв металла скрывают одну Искру от другой. И раз он, Шоквейв, по мнению бондмейт провинился сегодня, уйдя с головой в работу, будет логично первым открыть Камеру. И тогда, дорогая, у тебя в любом случае не останется выбора – не придётся даже просить, как твоя броня тоже разойдётся в стороны, обнажая Искру для Слияния. Это то, что мы оба любим. От чего не в силах отказаться. Да и зачем?.. Лишь доли наноклика уходят на раскрытие Камер… Две Искры быстро притягиваются друг к другу, отражая взаимное нетерпение своих обладателей, и одна растворяется в другой, сливаясь с ней. Поток чувств, эмоций и мыслей захлёстывает вдруг с головой, принося такое родное уже ощущение полного единения: когда ты «погружаешься» в своего партнёра и тонешь в нём, понимая, что он до последней частички корпуса – твой, как и ты – его. Это ни на что не похоже, ни с чем не сравнимо, потому что это – высшая форма близости, самое сокровенное, что есть у бондмейтов. Когда ты без страха можешь доверить партнёру ничем не защищённую Искру в полной уверенности, что рядом с его Искрой твоя всегда будет в безопасности. Подобный союз – великая ответственность, но также и великое счастье. …И когда сладкие мгновения, отведённые на Слияние, истекают, а Искры плавно возвращаются в свои Камеры, в корпусах остаётся приятная истома, а в процессоре оседают тяжёлые паки информации после такого тесного – на уровне эфемерного «Я» – обмена данными. Всё, что нужно для доведения этой ночи до статуса «идеальная» – это логичное завершение стыковки одновременной перезагрузкой. Шоквейв совершает последнее движение, доводя коннект до кульминации, и ЦП накрывает сообщением о масштабном вылете всех систем. Десептикон успевает только бережно подхватить изящный корпус Ли, покрытый капельками конденсата, и упасть обратно в кресло, аккуратно уложив фемму поверх своей исцарапанной брони. Утром, когда его бондмейт придёт в онлайн, то неизменно обнаружит, что они оба лежат на платформе в личном отсеке. Как учёному всегда удавалось доставить обоих в кварту после насыщенного коннекта, для Ли оставалось загадкой. А пока же мех спокойно, с разделённым на двоих чувством удовлетворения и довольства активом, отключил окуляр и опустил антенны. …Надо бы, правильно сказала Ли, не забыть днём уделить внимание и своим бетам.