Каждые 90 секунд в Великобритании кто-то пропадает. Каждый год регистрируется 353000 пропавших без вести инцидентов. 176000 человек числятся пропавшими без вести ежегодно. Любое лицо, местонахождение которого не может быть установлено, будет считаться пропавшим без вести до тех пор, пока его не обнаружат, а его состояние здоровья не будет подтверждено. За последние три года случаи исчезновения лиц возрастом от 17 до 25 лет превысили среднестатистическое значение.
– Меня это больше не интересует, – Бен перематывает видео на 0:00, отдалённо понимая, что начинает сходить с ума. Названная ним «периодом для адаптации» текущая жизнь выходит из-под контроля. Вместо того, чтобы в сотый раз объяснять, почему он не может взять гитару и выйти на сцену (словно эти объяснения требовались), мог бы потратить время на нужный телефонный разговор, заменив собеседника безэмоциональным голосом сотрудника линии психологической помощи. – Да, я в порядке. Увидимся, – он нажимает кнопку блокировки прежде, чем ему предложат встретиться либо приехать к нему лично. Скоро кто-то из них решит навестить без предупреждения, и звонков станет в разы больше сразу от нескольких: «Какого хуя, Бен? Ты всем дал неверный адрес». Только вряд ли он ответит хоть на один. Несколько предметов поблизости поставят точку в существовании. 0:01. Он планировал переезд от родителей, следуя ебаным мечтам и за тем, кто сказал, что воплотит их в реальность. Пару месяцев назад он переехал, чтобы покончить со всем. Раньше Бен только фантазировал о своей группе, осознавал несбыточность желаний, смеялся над ними, пока нелепые обстоятельства не столкнули его с Дэнни. Всё так красиво начиналось: он, вечно болеющий, без смысла жизни, не подозревал, что на самом деле сделала с ним семья, а незнакомый бухой чувак открыл глаза на правду, но перед этим наблевал под его окном и спиздил кота. Сейчас он не может отделаться от регулярных звонков: хей, нам нужен гитарист. Ты нам нужен. Но никто ведь не воспримет всерьёз, что без Дэнни он не может творить, и это не собственная драматическая причуда, на физическом и психологическом уровне ему необходимо его присутствие. Пытался ведь – и инцидент с парализованностью не был приколом, как многим показалось. Дэнни помог ему побороть страх сцены, но не рассказал, как избавиться от страха жить дальше без него. Никто не привязался настолько сильно к тому придурку, наверняка забыли, какие роли для кого были задуманы. Всего одно видео с изначальным вокалистом. Единственное выступление, снятое трясущимися руками и с дерьмовым звуком, но на котором поет Дэнни. Бен пересматривает его снова и снова. Размытая контрастная картинка, вместо общего плана камера следит именно за ним, приближает, явные красно-фиолетовые круги под глазами; словно снимал сам Бен, а не пьяная в хлам девушка, которую они подкупили выпивкой за их счёт (ведь кому тогда сдались автографы ноунеймов). Её мотивы выходили за рамки халявы, после пары прикосновений и слов та утащила за собой еле стоявшего на ногах Уорснопа. «И где же ты, блять, теперь?» На столе потёртое и скомканное, разорванное в нескольких местах, заклеенное скотчем объявление о розыске. Черно-белая фотография, основные приметы, полное имя, дата – двумя годами ранее. Бен считает, что два года – слишком маленький промежуток времени, чтобы полностью утратить надежду, хотя статистика говорит, что после первых суток шансы найти человека уменьшаются на 90%. Найти живым. Он вымещал свою злость, непринятие на этом листе, вешал на стену, целясь в портрет дротиками, поджигал, рвал, но не выбрасывал, убеждая себя в терапевтическом эффекте: весь негатив на чертово «разыскивается». И все согласились видеть сложенную пополам бумажку в кармане, лишь бы не смотреть на Бена, который тушил сигареты о ладони, несколько раз подносил пистолет к виску и нажимал на курок, падал всё ниже, ночами карауля в подворотнях: одна нога согнута и упирается в стену позади, бутылка, обилие чёрной подводки – приевшийся в современной культуре образ шлюхи (Дэнни на таких ведётся), нарочито сбитые в кровь колени для определённых ассоциаций для неизвестных людей. Пока стало не все равно на косые взгляды случайных прохожих. Подобная хуйня развивается постепенно. Не бывает, что вчера ты ебнутый на голову панк, который полностью потерял общий язык с родителями, а все выходки обязательны в становлении личности, сегодня – задыхаешься от вони мусора, не в состоянии выйти за дверь. Интроверты и всякие задроты, не видящие солнечного света, скажут «это моя повседневность». Весь процесс похож на временной промежуток от первого стакана до полной трезвости. И агорафобия (или что-то с ней схожее) достигла пика на фоне его трезвости, но снова выпивать, раз за разом мониторя новостные сводки о подозрительных исчезновениях молодых людей, не помогло. Он буквально видит растекшуюся надпись, прикасаясь к дверной ручке: дальше очень страшно. Когда целыми днями деградируешь, всё перестаёт быть связным, повседневность превращается в фрагменты, в итоге сделанное видится случайным набором событий. 0:00 Пора сделать перерыв. Несколько секунд на выведение тёплой жидкости – сегодня он чаще прерывается на это занятие, потому что на трезвую уж совсем невыносимо. Выпил-пострадал – тандем из давних времен. Возвращаясь в комнату, берет пульт и собирается вновь и вновь прогрессировать в своём безумии, пока не замечает гитару. Ну конечно, заебали звонками, теперь мозг нашёл другой объект для гиперфокуса. Издалека видит слой пыли на своей некогда первой любви. Первой любовью никогда не бывает человек, чувства к той самой пицце, которую ели с матерью сидя на скамейке довольно холодным летним утром, в раннем детстве, – являются более чистыми, чем чувства к живым существам – приобретенная зависимость. Она стоит сиротливо, так и просится, чтобы её взяли, провели по струнам, издаст жалкий звук, но Бену хочется разъебать её, попрощаться с этим этапом окончательно. Только в эту секунду, смотря не на экран, а на одну из вещей, которая привела его туда, где он сейчас, задаётся вопросом: нахуя потащил прошлое за собой? Сегодня немного другой день и другие цели. Он больше не будет включать компьютер, который загружает страницы миллион лет, и просматривать всякие сайты о без вести пропавших, найденных, новых исчезнувших людях; читать статьи о том, что несколько серийников до сих пор на свободе и по городу находят жертв; про то, как больше молодёжи подсаживается на новый наркотик – одна из причин увеличения заявок в полицию о сбежавших из дома, прибывших в рехаб, передозы, летальные случаи... Бен уже вдоволь наелся этого дерьма. Дэнни больше не станут искать. Бен пытался уговорить своего друга вести себя прилично, быть неприлично хорошим, чтобы не возникло проблем с родителями, вечно озабоченными окружением сына. Но у него не очень получалось. Хотя бы потому, что на вопрос об их знакомстве тот вывалил всю правду. Если его родители не волнуются о чем-то, значит, автоматически это не должно волновать Бена, также автоматически он считается с их мнением, должен верить каждому слову, а взамен получает любовь и заботу. Положительное отношение к тебе нужно заслужить, ведь люди не состоят из добрых намерений, их нужно контролировать, поощрять, давать законы и правила. Дай всем свободу – наступит конец цивилизованности, придёт эра утопии – проявится в выключении здравого смысла, наркотической либо алкогольной пеленой, пребыванием в извращенной версии реальности, пока она не перестанет быть надуманной. Они решили, что Дэнни – не важная утрата, из-за которой их сын не может прийти в себя. Заявляли, что не стоит ждать человека, чья молодость, скорее всего, оборвалась в притоне. Сказали, что не станут вмешиваться в ход событий, когда Уорснопы собрались через суд добиться признания Дэнни мёртвым. Извини, Бенджи, но мы его семья. Мы понимаем твои эмоции, но ты же знаешь, что он не вернётся. Эти убийства, эти наркотики, несчастные случаи... Шансов ноль. Его не посвящали в подробности судебного процесса. Кроме решения. Кажется, новость недельной давности окончательно сломила Бена. Пустой гроб и могильная плита с именем лучшего друга. Нет ничего хуже сознания человека, переставшего верить. Бен рад, что сейчас один. Всему пришел конец... Первая мысль – разбить телефон о стену. И он соврет, если скажет, что не сделал этого, потому что полностью абстрагировался от внешнего мира, и никакие звуки не отвлекли бы его. Вторая мысль – это стоило денег. Финансовый вопрос всегда ощущался костью в горле, на него столько средств потратили, что бережно относиться ко всему (кроме себя самого) он понимал лучше, чем любые другие наставления по типу «не играй с огнем» и всему тому, чему обучаются дети, пока интерес не берет верх. Не звонок. Писк быстро прекращается. Проверить от кого смс не займёт больше двух секунд, не так ли? Вовсе не нарушит его планы и не перевернет реальность, как однажды сделал кое-кто. Либо мобильный оператор напоминает о высасывании денег, спам, либо контрольная смс-ка, чтобы он перезвонил, если вдруг передумает насчёт группы. Но перезванивали всегда ему.Неизвестный номер: Хватит ломаться и приходи. Дэнни
...но даже конец с чего-то начинается. – Что за нахуй? – Бен сразу набирает этого неизвестного, пока его мозг прошибает от нескольких версий произошедшего вплоть до абсурдных. Долгие гудки, пока не слышит, что данный номер недоступен. Как тупорылое животное пялится в экран и вспоминает, нет ли знакомых с таким же именем. Почему он сразу решил, что раз кто-то подписался Дэнни – значит, внезапно объявился патлатый хуй? Бен повторно тычет в кнопку вызова. Никакого результата. «А если правда он? Засветился в каком-то некрологе и решил дать о себе знать?» Подавляя выводы, что его друг и правда мёртв, ему нравилось склоняться к версии, что он сбежал и решил начать заново, найти другого дурачка и убедить, что умеет исполнять мечты. Наверное, так же эффектно ворвался в чужую жизнь... Бен начинает ревновать к своим же догадкам. И от них же становится больно, ведь сбежать намного сложнее, чем полезть в петлю, а повод всегда есть. – Куда приходить? – Бен буквально скулит вопрос. Сел посреди комнаты, уже не помня о гитаре, в полной тишине – видео вновь кончилось. Растерянный, боится отвести взгляд от мобильника, но одной рукой пытается дотянуться до бутылки у кресла, практически заваливаясь на спину. Решает написать в ответ.дэнни это ты? дэнни? дэнни ответь куда куда прийти блять ебаный ты мудак
Ни одно сообщение не отправилось. – Отлично, нет, заебись просто, – бутылка уже зажата между коленями, – где мы мо-жем встре-тить-ся, – произносит на грани слышимости, одновременно печатая те же слова. Он бросает телефон в сторону, этот односторонний диалог уже сводит с ума. От кого ждать ответа, если не единожды услышал, что такого номера то ли нет, то ли не обслуживается? Он чуть не подавился успокаивающим высокоградусным, когда экран засветился. Весь глоток оказывается на штанине, Бен вытирает губы и подбородок, откашливается и трясущейся рукой тянется к телефону. Знакомый адрес. Именно там пройдёт выступление, на которое его звали не больше десяти минут назад. В эту секунду он мысленно похоронил не только Дэнни, но и всех, кто были с ними связаны. Кому пришло в голову выманить его из дома, написав сообщение от человека, давно пропавшего, и чьи похороны состоятся изо дня на день? – Слишком низко даже для отбитых долбоебов, – без прелюдий вываливает тонну дерьма. – На что рассчитывали?! Не знаешь, о чем я? О-о-о, ты прекрасно знаешь! Кто, сука, из вас придумал? ХВАТИТ ГОВОРИТЬ, ЧТО НЕ ПОНИМАЕШЬ! – Бен с такой силой сжимал руку, что казалось, корпус телефона треснет, и напоследок жизни он останется не только без друзей, но и без связи. Не исключено, что он и так бы закинул его куда-нибудь высоко, на шкаф, чтобы не вызвать скорую или типа того, если в последнюю секунду очень захочется не ставить точку, а хотя бы прийти на то кладбище: не в чёрном костюме, а в растянутой толстовке и кепке, по традиции кинуть горсть земли на крышку гроба, может, он бы не пожалел времени сорвать пару цветов на чьей-то клумбе. Или стащил бы букетик с другой могилы. – Радикальные меры? Вы ебанулись писать мне от лица Дэнни?! – теперь его речь даже близко не приближена к крику, скорее, злость во всей её сущности, переходящая в еле уловимое рычание. – Это мог быть только кто-то из вас. Только вы знаете Дэнни и только вы пытаетесь «достучаться». Проверить номер? Это же так нахуй сложно – отправить с чужого! Твою мать, – Бен зажмуривает глаза до цветных вспышек, – кто помнит про его похороны? Пропустите, потому что слишком бухие? Или потому, что будете заняты организацией очередного концерта? – но он начинает верить. Бен слышит всех сразу, они перебивают друг друга и не меньше него хотят выяснить, кто написал ему и как совпало, что место встречи назначили в том же клубе. – Не надо приезжать! Не отменяйте ничего! – может, в один момент он мечтал, чтобы все развернулись и ушли, когда те начнут играть, но их готовность отказаться от сцены и испортить репутацию практически полностью убеждает его. – Не вызывайте такси, я слышу, как Джеймс звонит, заткните его нахуй! – их уже не остановить. Придётся быть на шаг впереди. – Я сам приеду.***
По первому зову Дэнни уйти куда-угодно? Так было всегда. Возможно, сейчас мешало то, что он не убеждён в подлинности отправителя. «Ты пожалеешь, если упустишь шанс встретиться с ним». Бен не обратил внимания на мысль, что мёртвые не могут сожалеть. – Вытри сопли и действуй. Он плетется в ванную, откручивает кран с ледяной водой, смотрит на себя оценивающе. Истощал – первое, что бросается в глаза. Если явится в таком виде, то от него уже не отстанут, включат режим «спасателей», будут носиться как с раненым котёнком. Умывается, щёки покраснели от холода, но не придают здорового румянца, скорее, вид зареванного алкаша (а будто есть иначе). На полке с незакрученным тюбиком зубной пасты лежит чёрная подводка. Уорсноп не мог предсказать, что стоило всего один раз мимолетом бросить, что у Бена красивые глаза, при этом размазав пальцем чёрный след вниз по щеке, у того прикосновение впечатается в память очень интимным воспоминанием. И потом, когда трогали его лицо, говоря, какой он грязный и «размалеванный пидор», больнее было не от побоев или чувства, что им воспользовались. Тогда, отхаркивая кровь и зажимая нос, превратившийся в красный фонтан, на него словно снизошло прозрение, саморазрушение – очень привлекательная и затягивающая штука, но не получится одну боль затмить другой. «Ты слишком молод, чтобы умереть». Так сказал мужик из скорой, аккуратно проверяя на наличие переломов, пока Бен мычал на каждое касание – все тело будто оголенный нерв. Слишком молод. Как и Дэнни. Он точно жив, точно... ...не знает, какие вопросы задаст, встретив его. Или бросится на шею, да что там, зацелует даже, простит его отсутствие, затем Дэнни придет на похороны, дальше будут вдвоем сидеть в коридоре больницы, ведь кто-то из родни получит инфаркт. Но перед всем этим врежет ему со всей силы, чтобы тот, сука, понял, больнее всего – пытаться его вернуть. Шнурки не завязывает, подошва на сантиметр больше из-за налипшей и засохшей в камень грязи. Осматривает комнату, вроде хотел сдохнуть здесь сегодня, а теперь прощается. – Как тупо, вернусь скоро. С ним или без него. И прекрати говорить сам с собой, – отвечает отражению в зеркале, через него же смотря на дверь позади. Кадык дергается, а дыхание сбивчивое. – Ты снова привлечешь внимание, тебя снова тронут, и ты никогда не сможешь справиться. Сначала опасаешься, каждый встречный – враг, начинаешь параноить и ускоряешь темп, все больше закрываешься в себе, со временем внушаешь, что не помнишь, где ключ. Не выходи, не совершай ошибку? – но в отражении он не видит страха. Бен смотрит на лестницы, ведущие в разных направлениях, на разрисованные дверцы лифта, и думает, что ударить Дэнни – недостаточно. Насколько больно услышать о той драке? Да, они не раз встревали в подобное, так что Дэнни рассмеется, назовет трусом, спросит «ты правда сошел с ума из-за одной стычки?» Сошел с ума. Так он и решает, преодолев пару ступенек. Сдавливающая боль в области грудной клетки, уверенность, что он уже умирает и чувство обиды, ведь как так, зачем так рано, зачем так не вовремя, ему же нужно попасть на встречу. Садится на бетон, рука – на левой стороне, каждый удар и каждый вдох сопровождаются мучениями. Кажется, инфаркт случится у него. «Нихуя, конечно, психосоматика». Не желая больше терять ни минуты, встает, держась за перила, и дальше ковыляет. Потерпи и пройдёт, не так ли? Не хватает сделать пару затяжек, и тут не обошлось без личной терапии от Дэнни – проводника в грешную юность. Он хотел бы быть в полностью трезвом сознании перед встречей с ним, но всё проебано безвозвратно. Но вряд ли Дэнни ждет его со слепящей ясностью рассудка. Он никогда не вписывался в категорию адекватности. Начиная с их знакомства. Он помнит то утро очень хорошо. В руках письмо о зачислении в колледж, и казалось бы, старался ничего не делать (Бена абсолютно не заботили баллы и образование), а все равно получил ебучее уведомление. Снова по сценарию родителей. – Гуляй, чмырила, – он открыл окно и выпустил кота. Скомканное письмо вылетело вслед. Дальше дело шло за Дэнни. Он привлек к себе внимание: на вид – ровесник, бледный, глаза красные, еле держатся открытыми, куртку нес в руке, и ему точно похуй, что рукава тащились по земле. Внезапно он остановился. Бен как раз вспоминал, видел ли его раньше, но память подсказывала «вряд ли». Просто кто-то идет мимо. Просто кто-то, наверное, заебался. Просто этот кто-то наклонился и... наблевал? Поднятая вверх бровь выражала ту степень удивления и легкого непонимания ситуации, пока эти чувства не перешли в охуевание. Тот парень собирался уйти как ни в чем не бывало, если бы не кот. Дэнни, как скоро узнает его имя Бен, поднял свободной рукой кота, прижал к себе, посмотрел на небо и пошел дальше. Кто бы поверил, что самого ценного человека встретишь, когда тот, в хламину объебанный, унесет твоего кота? Их история началась с того, что Бен бегал за ним, так и продолжилась – слепым следованием за чужими идеями, поисками, зашедшими в тупик. Вновь торопится. Заднее сидение в автобусе, вид на мерзкую парочку, которые с причмокиванием исследуют десны друг друга, на соседнем ряду тип в капюшоне наяривает, думая, что его не заметно, и Бен еле уговаривает себя не выйти остановкой раньше, когда к нему подсел дед с характерным запахом старости. Маленькие жертвы ради Дэнни. Конечная остановка, до боли знакомая улица. Каждый второй репортаж велся из этих мест, где любой переулок, закрытый двор и прочие места, находившиеся вдоль главной дороги, становились местом происшествия. Чем ближе к барам и клубам, тем чаще увозили на скорой с передозом, или же после драки. И лучше было оказаться там, где сам принимаешь решение, чем засветиться на телеке в черном мешке. Сколько серийников они предполагали? Принцип «предупрежден, значит, вооружен»: убийства совершает не один человек – пара или группа. Между жертвами не было связей, не было единого типажа, ни одной отличительной черты. Самый опасный тип убийц – хаотичный. Криминалисты не могли выдать профайл, а общественность ебала полицию за якобы бездействие, пока они, ломая голову с отсутствием улик и подозреваемых, цеплялись за теорию, что преступники могут соперничать. Телевизионные фургоны, журналисты и прочее дерьмо, чтобы продать историю, улучшили ситуацию на время, только очень хотевший попасться человек не скрылся бы, когда почти каждая крыса ходит с камерой, надеясь застать момент и завладеть ценным материалом. А потом люди не обращали внимание на очередную первую страницу газеты с заголовком «обнаружен труп», не смотрели новости, не читали бегущую внизу фильма строку с предостережениями. А у Бена слежка за этими событиями внесена в распорядок дня. Бен уверен, будь среди жертв Дэнни, его бы сразу нашли. Всех находили быстро. Бен не проверял, но наверное, если хорошенько поискать, то можно найти снятый на «калькулятор» видос, где его избивают с таким отвращением и старанием, словно давят таракана. Никто не бросился ему помогать, час спустя он все еще валялся на асфальте, то краснoм, то зеленoм из-за мигающей вывески, заплывшим глазом видел чьи-то ноги, высокие шпильки, слышал их блядское цоканье, и кто над ним тогда сжалился, кто вызвал скорую – никогда не узнает. В тот раз он уже считал себя достаточно низко падшим, чтобы в открытую заявлять о себе как о доступном, легкомысленном, не думающем о последствиях. Напиваясь, он забывал первопричину ночной жизни, о собственных попытках разыскать, он был тем самым проживающим последний день, убиваясь в похожих местах. Бен придерживался одного образа, стоял неподалеку у входа баров рядом с девушками, которые носили неприлично короткие платья и юбки, чтобы их сразу заприметили и угощали всю ночь. Он мог бы подружиться с некоторыми из них, тем более к нему проявляли интерес, но вместо разговора для разнообразия и траты времени, искал взглядом его, пока в отчаянии не проваливался в фантазии, что находит, и снова, и снова слышит комплименты, отвечает шепотом, что старался для него, будет тянуться за теплом руки, ластиться, когда Дэнни проведет ею по щеке, но только каждый раз он очухивался рядом не с тем или вовсе в одиночестве. – Эй, принцесса, – приветствие, если можно его так назвать, не предвещало ничего особенного. Всех его подружек-шлюшек разобрали, и он остался сидеть на кортах, курил, прямо в луже стоял пластиковый стакан с ромом; служил тот пепельницей или Бен пил из него – уже не помнит или запрещает себе помнить. Он быстро оценил обстановку: пьяные типы, которые наверняка из-за длины волос приняли его за бабу. И похуй на манеры, не обязательно же опираться одной ногой о стену, меж двух пальцев держать сигарету и «строить глазки». Подойдут, поймут, что ошиблись, а может, засомневаются в собственной ориентации – Бен та ещё соска. Один из них (мысленно тот получил прозвище главаря – бритоголовый чувак с зубочисткой во рту) поднял его за шкирку, присмотрелся, перекатывая зубочистку с одной стороны на другую, пока глаза Бена в качестве метронома следили за этим движением «влево-вправо». – Педиковатый молокосос, – сквозь зубы процедил тот, не отпуская ворот кожанки. Хорошо, тогда подумал Бен, и не такое в свой адрес слышал. Иногда он осмеливался крикнуть что-то в ответ, если выебывался, стоя вдалеке; если был не один, то засовывал дипломатию в зад, затем приходя домой избитым, но вполне довольным. – Мне не нужны проблемы, – заплетавшимся языком выговорил Бен. Главарь рассмеялся. – Слышь-те? – он обратился к остальным. – Ему не нужны проблемы. А кому нужны, пацан? – Пожалуйста, я ведь нихуя вам не сделал, – понимая, к чему вел разговор, он пытался подобрать слова, но что бы их остановило тем вечером? – Давайте мирно разойдемся, – сказал Бен и почувствовал, как что-то стекает по лицу. Плевал он на себя, но позволять это делать другим без предварительного согласия? – Смотрите, – еще более громкий смех, когда Бен замахнулся, надеясь хотя бы попасть по цели, но реакция бритоголового восхищала – шаг назад, и Брюс, как дурачок, запутался в собственных ногах, упал на колени, успев вытянуть руки, лишь бы не полететь лицом в лужу. Догги-стайл менее унизительным не оказался. – Ну, пацан, ты пытался... Волосы встают дыбом от одного воспоминания, фантомная боль расползается по всему телу. Бен замедляет темп, делает глубокий вдох и обнимает себя руками, словно замерз. Это тяжело переживать, невозможно притворяться сильным. Он валялся как выброшенная сломанная игрушка, внутренние органы горели, находясь в пульсирующей оболочке, на поверхности которой расцветали синяки, и точно терял кровь, не понимая, где именно находилась рана. Это было позорно. Он поднялся на ноги всего раз и ему сломали нос. Он хотел звать на помощь, но мог лишь кашлять кровью. Он думал о Дэнни, а его не жалели совсем. Спустя пару дней он оглянулся на здание больницы (сотрясение, многочисленные ушибы, вывих плеча, ножевое «Благодари Бога, сынок, безобидное» ранение), прижимая к груди пакетик с обезболом и прочей выписанной херотой, ненавидел весь мир, себя, в отдельности – Уорснопа. – Если это шутка, если они все-таки пошутили, – бормочет Бен, петляя между машин на парковке. От некоторых исходит тепло неостывших двигателей. Парковки – классное место для душевных разговоров, признаний, неловкой близости, причем неловкость вовсе не через смущение, скорее, неопытность и неудобство. Они не поебались в тачке только потому, что ни у кого ее не было. Хотя сесть на капот чужой, в шутку притянуть бухого балбеса к себе, но не переходить черту, потому что вон тащатся остальные, которые и так называют их пидорами, без негатива, но даже эта игра была опасна для Бена, мальчика с нехваткой родительской любви. Дэнни может ждать здесь? Выглядело бы ностальгично. «Почему его нет? Он ждет внутри? Это же нелогично, каким образом я найду его среди десятков зомбированных сраной музыкой, сраным алкоголем, – неприятный привкус во рту напомнил о собственной зомбированности. Но от стресса выпитое не "брало". - Какой же он тупой...» Он проходит мимо главного вышибалы, очередь – несколько человек, типичные ботаны и среднестатистические серые мышки. Ну да, не очередь, а жертвы субъективного фейсконтроля отбитого качка, чей рот наполняется слюной при виде больших сисек, а карманы купюрами от спутников «больших сисек». Нет смысла пытаться войти, Бен уверен. Бен видит его насквозь и знает, о чем тот думает: очередной ебучий наркоша, пришел за граммом, и не прочь отсосать за подарочек. «Я мог здесь выступать, – подошва соскальзывает опять, и он почти готов бросить попытки, – и не пришлось бы пробираться внутрь через окно в сортире. Я мог войти под предлогом, что буду выступать, – вновь карабкается наверх, держась руками за выступ, – или позвонить ребятам, те бы провели меня через служебный». Оказавшись внутри, его накрывает очередным флешбэком. – Видишь, они всегда открыты, иначе здесь бы задохнулись от дыма, – Дэнни толкнул каждую дверь кабинок, чтобы убедиться, что они наедине. – Датчики вырубают, никого не ебет наша безопасность. – Нас не поймают? – беспокоился Бен, каждый раз задавая один и тот же вопрос. Подумать только, всюду проникали через окна. – Словят – сбежим. Не сможем сбежать и попадем в участок – раскаемся. Понимаете, – Дэнни заговорил дебильным голоском, – мы несовершеннолетние, нас бы не пустили, а мы так хотели, так хотели, – его вновь унесло в театральщину c активной жестикуляцией и закатыванием глаз, – это наше первое нарушение, ну отпустите, пожалуйста, я вас молю, – и вот его взгляд озлобленный, голос все более низкий, он подошел к Бену, расставив обе руки по сторонам от него. – Но это не первое нарушение, да, Бенджи? Бен не ответил. – Пошли, расскажу нечто потрясное, – Дэнни подмигнул и потащил за собой, они затерялись в толпе, но Бен нервно смотрел по сторонам, словно ожидал, когда к ним будут пробираться грозные люди в униформе, чтобы вывести. Он не привык нарушать правила. Он боялся. Он так счастлив, что имеет Дэнни, который уговаривает поступать неправильно. Этот парень безбашенный. Свободный. Заинтересован им. – Смотри на сцену, – тяжелая ладонь повернула его башку в нужном направлении. – Видишь тех лохов? – он имел в виду типичную начинающую группу, на чьё появление никак не отреагировали. Несколько неформалов, суетятся, и вот наконец высота стоек для микрофонов отрегулирована, они готовы. – Когда доиграет музыка для разогрева, наступит их время. И мы скоро станем такими же никчемными, известными в узком кругу, будем попрошайничать, чтобы записать первый альбом своими силами, надеяться на перепихон с пьяной фанаткой, но мы будем играть так, что нас полюбят. Я исполню твою мечту, – рука все еще в волосах Бена, теперь он повернул его к себе, – я мечтаю о том же. ...Бен понимает, почему поступает тупо. Если бы Дэнни следил за ним, то сказал бы, что все идет правильно. – Ты завлекаешь меня какой-то обрыгаловкой, – Бен сидел на крышке унитаза, в том же сортире, через который проникли. Дэнни сидел по соседству, но со спущенными штанами. Для лучшей слышимости они не закрылись. – В приличные места так просто не пролезешь, – Дэнни стукнул по стенке. – Я не про это, – Бен поморщился, услышав булькающий звук. – Ты мог бы сказать «Бенджи, мы будем собирать стадионы, сотни тысяч людей, все будут драться за возможность взять у нас интервью, а мы заебем ретушеров, которые убирают синяки под глазами на очередных фото, сделанных на постеры», а так же про контракт с крутым лейблом, всякие награды, платиновые альбомы, бабки, – и не хватило дыхания сказать про все те представления о жизни знаменитого рок-музыканта, когда выбирал такой путь ради славы, а не идеи. – А ты говоришь, что мы будем бомжами с надеждой потрахаться. – Если боишься, что тебе никто не даст, так уж и быть, мы еще разок поебемся, – предлагал Дэнни, вновь притворившись дураком. – Но ты правда надеешься на успех? На нечто серьезное? Ради денег что ли? Может, я в тебе ошибся. Cвета стало меньше, как и кислорода, он на грани ебаной панической атаки просто потому, что его мог отвергнуть Дэнни. Он так боялся его разочаровать, а теперь слышит «я в тебе ошибся». Чертов Дэнни, который обещал исполнить любую мечту, пока Бен стоял со своим котом, моргал, потому что не верил в дебильность происходящего, и решил всего-то подыграть. А дальше называл любимые группы, краткая история о гитаре, выпрошенная на условиях, когда нужно соответствовать ожиданиям в обмен на вознаграждение... И Дэнни понял все без слов. За каких-то десять минут Бен поверил в человека, встретившись с ним только сегодня, и за десять минут он знал, что этот чувак точно изменит его жизнь, ты же знаешь, что такие истории не заканчиваются хорошо? а теперь он подводил не только его, но и самого себя. Словно вечность спустя заметил, что стало темнее, поднял взгляд прямо на рыжего психа – вокруг его башки сраный нимб, как символично, что лампа, давшая ему святой облик, мигнула пару раз. Дэнни загородил собой выход, загородил собой свет, загородил собой что-то в мозге, и не дал очнуться, пялился на Бена в кабинке и ждал ответа, ждал решения, и всем своим видом говорил «ты не имеешь права на ошибку». Дэнни дважды провел кистью руки по кругу, мол, скажи что-то, и Бена хватило только на... – Помой руки. – Чего? – Блять, помой руки и скажи, что ты вытер жопу, серьезно, ты еще не мыл руки, и я не слышал звук отрывания бумаги. Не будь мерзким. Дэнни охуел, как просто его привести в замешательство и как быстро он потерял власть над ситуацией. Но не только ему не понравилась эта растерянность. Бена должен кто-то вести за собой, говорить как правильно, спасать его. Он подумал, что сейчас точно лишиться Дэнни, добив его такой тупостью. – Я того, брезглив типа. – Нет. – И, возможно, с мизофобией, – продолжал Бен. – Нихуя. Ты сосал мои пальцы, не зная, где и в ком они побывали. Тебе напомнить? – он попытался подойти ближе, но Бен отпихнул его ногой. – Не веди себя как недотрога, давай же, Бенджи, я знаю, чего ты хочешь всегда. – Я не настолько бухой, как в тот раз. – Так сколько тебе нужно выпить, чтобы снова хватило смелости залезть мне в... – Стоп! – он не хотел вспоминать о том случае примерно до конца жизни. – Сам знаешь, мне подмешали какой-то херни, – он не добавил, что подозревал в этом самого Дэнни, – и мне нахуй снесло крышу. – Тебя снесло на хуй. Бен выныривает из быстрых кадровых воспоминаний, смотрит на компанию, в которой очутился: они очень похожи на ту группу, которую в пример приводил Дэнни, хотя каждый, на сцене или перед ней, выглядел и мог бы считаться участником какой-то сраной групповушки. Только один был в зеленом динозаврьем кигуруми, в нем действительно пытался «разъебать публику» вокалист в их с Дэнни приход. Его звали Себастьян, несколько человек советовали взять псевдоним, он рассказывал, что в этом городе ненадолго, и вот спустя столько времени Бен стоит рядом с ним и удерживается от язвительных комментаариев. В руках дымится косяк, он не знает, сколько времени потерял, да и как оказался с ними. «Отлично, запиши в анамнез провалы в памяти». И с чего вдруг он до сих пор вдыхает этот дым, улыбается во все зубы, а не ищет его? «Пришел сюда ради Дэнни? – очередная затяжка. – Вспомни, что ты хотел сделать, от чего взаправду сбежал». Он не помнит, сделал ли что-то с собой до того смс, как и не помнит и не понимает, почему на автомате двигается, когда вовсе не находится в реальности сиюминутно, как он может вести диалог, пока думает о том, что не так сказал когда-то и как было бы лучше поступить. Может, его мертвое тело прямо сейчас валяется на заблеванном полу, и никто его не найдет, пока вонь разложения не доберется до соседей. Или предсмертный бред занес его сюда, поскольку последние минуты были посвящены тому видео, как и многие часы до этого, когда его голос звучал даже в тишине, и не покидала надежда услышать Дэнни вновь; когда вдавливаешь кнопку в пульт, но громкость и так на пределе, когда хочется дотронуться до живой кожи, но под пальцами холодный экран. А если Бен умер и это место ждало после смерти?.. На секунду он видит очертания собственной комнаты (самовнушение – коварная вещь). «Я просто обдолбан. Продолжу поиски». Он уходит, ни с кем не прощаясь, только тот динозавр-солист оборачивается и задает немой вопрос, но Бен никаким жестом не сможет ответить, что здесь делает, что его больше не интересует ночная жизнь, не интересует сцена, не интересуют люди и травка тоже. Не интересует. Бен поднимается по лестнице на второй этаж, опираясь одной рукой о стену, но сдается на половине пути, подбирает кожанку, брошенную под ноги утырком, прыгнувшему в толпу с высоты, укутывается в нее, садится на ступеньку, тыча в спины средний палец тем, кто возмущается, проверяет телефон. Несколько пропущенных. Но среди них нет ожидаемого звонка. Бетонная стена мягче подушки, он позволяет прикрыть глаза на несколько секунд, пока в руке включенный телефон, а палец над кнопкой вызова. Пусть пройдет жжение в глазах, вызванное общим состоянием и переполнившим зал дымом, и тогда позвонит ребятам. – Глаза скоро расплавятся к хуям. – Погоди, я верю, что сработает, – Дэнни закинул ногу на ногу, достав следующую сигарету. Он курил без передышки, готовясь принять душ под включившейся пожарной сигнализацией. – Нахуя это постоянно делать? – Бен сбился, в какой по счету блядушник они залезли для исполнения затеи, и представил, сколько вокальных партий придутся на его связки из-за одного безмозглого друга. – Ну, каждому надо показать. – Каждому? – А как по-твоему сформировалась группа? Дэнни рассказывал о двоих, по его словам, один очень высокий и самый патлатый, второй – слишком красив, так что благодаря ему наберется женская аудитория. И они, по его словам, профи. Только не уточнил – профи в игре или в том, чтобы терпеть его. Они собирались всерьез работать над материалом, когда наберется полный состав, и пусть эта группа была мечтой Бена, но создателем не стал, роль лидера исполнял другой. Он знает как лучше, у него точно получится, я сделаю все по его сценарию. – Нам не хватает последнего игрока для нашей затеи, – быстро мечта стала «нашей», – как только я, – и вот это «я», никаких «мы», – найду его, можешь сдувать пылинки с гитары, Бенджи. – Я проебал условие, – Бен залез в чужой карман и вынул пачку сигарет. Он не замечал потребности курить при столкновении с триггерными темами, либо касавшихся семейного порядка, что по большему счету было одним и тем же. – Мать и отец придумали его спустя полгода нахуй, как подарили гитару. Никаких татуировок. Из-за тебя, – Бен погладил большим пальцем рисунок на ладони Дэнни. Конечно, смутившись от двусмысленности действия. – Они сделали меня плохим человеком, по мнению твоих предков? – Дэнни рассмотрел свою руку. Доволен. – Плохой человек сделал их, – поправил его Бен. – Даже фраза не подкупила? – Дэнни оттянул майку, не жадничая телесным контактом, без капли смущения. И, не дождавшись ответа: – Что с гитарой? – Струны, – он изобразил режущее движение пальцами. «Ебанутые», – читалось в глазах напротив. Без сочувствия, но с немалой долей злости. – Ты только не ной, взгляд жалкий как у собаки. Купим новые или попросим запасные у тех ребят, нет проблемы, слышишь? – Дэнни хлопнул его по плечу. – Скажем, ты день и ночь стачивал себя о струны и те порвались, все до единой, настолько ты предан делу. Необязательно им знать правду. В первый день знакомства Бен также делился историей «музыкального созревания»: игра на вымышленном инструменте, радио соседа-байкера (от него просили держаться подальше, потому что у того вместо крови по венам текло пиво), а затем и времяпрепровождение в его гараже, где тот научил Бена азам (примерно в тот период родители начали думать, что теряют сына); но любимая часть была про владельца непопулярного рок-магаза, куда приходил Бен после ареста соседа – пьяная драка с летальным исходом. Владелец, заметив школьника, рассматривавшего с неподдельным восхищением гитары, разрешил ему сидеть в подсобке и играть там, давая свою старую акустическую. – Полгода, затем все, – ответил Бен на вопрос о том, как долго он тусил с тем стариком. – Оказался педофилом? – прямо спросил Дэнни. – Умер. «Я не могу умереть, не встретившись с тобой», – мысль прошибает выстрелом в голову. Словно он вдавил ствол прямо в висок и заставил очнуться. Вонь тошноты во рту. Промычав, Бен скользит губами по стене, выдыхая всё дерьмо и мечтая запить послевкусие. Рвота на куртке, он скидывает её с себя, моментально чувствуя глыбы льда, прокатившиеся по венам. Лоб мокрый. Скорее всего, жар. Размениваться звонками не будет, если они узнают, что он уже приехал, то найдут и уведут, положат на обшарпанный диванчик, и не разрешат уйти на поиски, не отойдут ни на секунду, держа холодный компресс. Набирает другой номер. Безрезультатно.ддни я здсь здесь мудак
Он прикладывает усилия для двух последних. Успешно отправлены. «Хоть что-то», – с облегчением думает Бен и дергается от неожиданности, когда его резко хватают и тащат за собой. Девушка оборачивается, проверяя, не высвободились ли из ее хватки, но Бен и не сказать, что сопротивляется. До него не сразу доходит, что она его клеит, где-то в глубине сознания были неоправданные догадки, что ее послали за ним и сейчас приведут к Дэнни или группе. Они врезаются в барную стойку, она спрашивает угостит ли он даму и сразу делает заказ, пока Бен винит свое состояние в заторможенной реакции и неспособности послать нахер. Неужели она не понимает, что ни капли не нужна ему, что он еле стоит на ногах, что ему хуево? Но та всё понимала и подошла намеренно. Кому придется оплачивать по факту, когда предоставят счет? Сука (девушка представилась как-то на «с», возможно, вымышленное имя, так что Бен обозвал ее, исходя из ассоциаций) уже будет далеко, в то время как бармен укажет охране на него. Бен стоял с такими у входа, он знал их схемы. Такие как она уводили его друга. Но единожды перепало и ему. Трое выглядели как потасканные по матрасу, но вечер только начинался и на этот исход надеялся как минимум один. И двое из троицы и правда провели утро в одной постели. Отличие лишь в роде деятельности – одно дело делить кровать с другом, когда нет сил разбираться, чья очередь спать на полу, а другое – позволить другу провести ночь с такой как... как... Бен сжал зубы. Саманта (её имя до сих пор в памяти) просто такая же, кого он классифицировал «местные, блять, нимфы». В них не было ничего красивого, вульгарность и развратность в одном обличии. А доказательство того, что хоть такими способны кому-то нравится, вытирали с лица и губ или же глотали. Бен определенно ощущал себя лишним ровно до момента прикосновения сзади. Он засуетился и немного охренел, увидев руку Дэнни на своей пояснице (поглаживания, что?), прогнулся, чтобы выглянуть из-за копны волос Саманты и посмотреть на пьяного утырка. Сначала Бен решил, что тот не понимал кого пытался лапать, а Дэнни мимолетно, захватив чужое внимание, подмигнул ему. Что это значило? Приглашение быть третьим? Бен отвернулся от парочки, руку (медленно, плавно, соскальзывающе) он (вкрай бухой, алкаш, придурок) убрал, и Бена захлестнула ревность. И о чем они смеялись? Дэнни заметил, что она пустая, или на то и расчет? До него долетали обрывки фраз, но он не был способен их понять, тот язык подвластен лишь любителям «допинга». Саманта подтолкнула локтем сумку, лежавшую около выпивки, на поверхность вылетело несколько вещей. Она даже не заметила. Следующая бутылка, крышка взлетела, приземлившись со звоном, запотевшее стекло, пар из горлышка, успокоительный холод в ладони. Он почти дошел до нужной кондиции, плечи опущены, мысли грустные, перебирал разбросанный хлам, раздумывая над одолжением сложить всё обратно и застегнуть, о боги, неужели так сложно. Он выпил половину, когда наощупь тыкал черным карандашом в веки, не оставив надежд пользоваться бутылкой как зеркалом – увы, зеркальце не выпало, хотя наверняка у такой цыпы оно в быстром наборе. – Красиво, – ляпнул Дэнни, – но криво, – не мог обойтись без критики. – Позволь помочь, – он потянулся к нему, стараясь подтереть неровную черную линию, пока Бен застыл, не зная какой вопрос задать: куда подевалась его подруга-на-ночь или всерьез ли он сделал комплимент, а не издевался? – Только хуже сделал, – рассмеялся Дэнни, мазнув по щеке напоследок, – чего застыл... – он прикусил язык, дабы не назвать его сахарно-мило, избежать недопониманий. Но их хватало уже. – Пытаешься задобрить меня, чтобы я пришел на часик позже? Брось, я все понимаю, – Бен отвел взгляд. – У нас другие планы, – Дэнни взьерошил ему волосы, и что за мания в нем проснулась, трогать его так часто? – Нас, – указал на себя, а затем щелкнул Бена по носу. – А как же... Или она ушла насовсем? Ты опять рассказывал, что однажды соберешь группу и станешь рок-звездой? – он закатил глаза, чувствуя стыд. – Напомню, двое – это дуэт, а не группа. – Она помогает развлечься другим способом, – Бену не пришло в голову спросить, что он имел в виду. – Поэтому быстро пей и мы свалим, и, между прочим, у меня есть план как найти нужных людей, верь мне, – Дэнни протянул стакан и держал его, пока Бен делал маленькие глотки. Странный вкус. Его образ снова рассеивается, тепло касаний сменяется морозом по коже, приятный голос превращается в мешанину давящей музыки и неразборчивое лепетание суки, и опять его хотят напоить. Но только из рук Дэнни он готов принять яд, даст пользоваться собой, будет играть по угодным ему правилам. Лишь бы рядом. Она подталкивает стакан таким же неброским движением, как умел Дэнни. Сравнивать любую мелочь с ним – нормально, без остановки смотреть видео и вслушиваться, всматриваться, гипнотизироваться – нормально, хотеть покончить с собой, не вынося мира без него – нормально ведь, не иначе? – Мне платить нечем, найди другого лоха, – услышь его сейчас знакомые, то посмеялись бы по-доброму, спрашивая «научился дерзить?». Он не уверен, что пить безопасно, но унес с собой предложенный – он чуть наклоняется и нюхает – впрочем, хуй поймешь. Недоверчиво к их идеям относился лишь один, скептически слушая россказни Уорснопа, доебываясь, что именно ему налили, также сначала поднося все к носу, а потом в рот; но при этом – располагавший к себе парень, просто недоверчивый. Это и был их последний игрок, а Бену словно подчистили память – почему не думал о нем раньше? Почему в полноценном составе того «игрока» нет? «Кажется, чтобы найти Дэнни, нужно вспомнить кое-кого ещё». За месяц до исчезновения. – И остается ебучая инфантильность, потому что пропущен период взросления, – Бен свесил голову с кровати, где-то в ногах разлегся Дэнни – тактильный черт. Он так любил вывернуть перед ним наизнанку душу, довериться, сблизиться, разделить боль и радость, чувствовать тревогу, потому что слишком откровенно, тянуться к нему, замерзший и теряющийся в пределах одной комнаты. – Мне нужно делать вид, что интересно слушать? – Дэнни, ты... мертв – Тихо, а то начнется «черствый уебок», как баба ноешь. У меня проблемы с эмпатией, – он встал с него и резко дернул за руку, заставив сесть, – да пошел ты, я знаю такие слова, прекрати ржать, – но и сам смеялся, никак не в силах насмотреться на его Бенджи. – Поговори о травмах, – последнее слово произнес с издевкой, – с другим, например, с Сэмом. Я всего лишь проебываю молодость и приглашаю тебя сделать то же самое, – звучало как предложение выйти замуж, но Бен акцентировал внимание на другом. – Чего молчишь, загадочно-задумчивый? – Кто такой Сэм? – вздохнул Бен. Как привыкнуть, что Дэнни не всё ему рассказывал?***
Он не сказал бы, что произошло рождение группы, они словно появились уже мертворожденными. Близилась первая репетиция, где бы они встретились в полном составе, но для Сэма предполагалась дополнительная встреча – нужно было забрать его из другого города, а Дэнни увидел возможность «оторваться» в новых местах. А к тому времени Дэнни без Бена никуда, хотя отпускать его одного не хотел именно Бен. Встретиться, накидаться, с диким похмельем ехать обратно, и еще раз накидаться всем вместе, придумывая название группы. Казалось проще некуда, но остальные никогда не были знакомы с Сэмом, как так вышло? Бен упускает события одного дня, когда всё пошло не по плану. Дэнни имел дохуя вредных привычек и на тот момент переигрывал с наркотиками, у Бена впереди – разрушение психики после его исчезновения, но их жизнь могла кончится одновременно в самый, казалось, лучший период. Ответ на один вопрос является ответом на все. Горечь бумаги на языке, и у них был еще один час прежде, чем накроет, но Дэнни, казалось, понятие трезвости мог назвать, лишь заглянув в толковый словарь. Нос жгло, горло тоже, и Бен еле сдерживал позорный кашель, но первым сдался Дэнни, сгибаясь пополам и стирая влагу в уголках глаз. – Запомни, что заменять табак чаем – хуевейшая идея. – Больной, – не увидев рядом ведро, он оставил самокрутку тлеть на столе. – Лучше уж в чистом виде, либо напоил бы обычным чаем. В духе английского гостеприимства, сечешь? – Иди нахуй, – красноречиво ответил Дэнни. – Готов разочаровать твоих придурошных предков еще больше? – Они пообещали, что оставят чемодан с вещами за дверью, когда мы вернемся из поездки. – Давно пора съехать. – Куда? Дэнни приподнял бровь, мол, серьезно? – К тебе? Черт, ты ненадежен! Более того, ты даже адрес не назовешь. Каждый раз ты приводишь меня в новое место, потому что одалживаешь квартиры своих знакомых, либо позволяешь снять что-то на пару недель, когда получается выпросить деньги у кого-либо с фамилией Уорсноп, но скоро тебе перестанут занимать, когда свяжутся с твоей матерью и узнают, что ты ебаный наркоман, – про последнее он быстро пожалел, и посмотрел на него самым ненавистным для Дэнни взглядом – вина и жалость. Но тот никак не отреагировал, продолжив внимательно слушать. Нельзя извиняться, это только разозлило бы его, хотя «прости» буквально вертелось на языке. – Где мы сейчас? – он обвел рукой комнату. Сегодня он тут впервые. – Какая разница? Вместо всего говна, что ты вылил, мог бы просто сказать, что еще не отрoсли яйца, чтобы быть самостоятельным. Как можно чего-то хотеть и бояться? Сам плакался, что все детство страдал от гиперопеки, они подавляли любые попытки бунта и внушили, что без них маленький беззащитный Бенджи не выживет в нашем жестоком мире. Тебя посадили на цепь убеждением в твоей никчемности, неспособности самому делать правильный выбор, и ты постоянно был болен, чтобы оправдать слабость и позволять дальше другим заботиться. Тебе не давали выбора, унижали, вспомни, что они сказали, увидев тату. «Ты тупой». А ты все терпишь, и мне жаль, что я не такой надежный, и ты боишься, что перейдешь черту от игры в бунтаря и неформала, бегая хвостиком за кем-то, до реальных обстоятельств, когда от тебя откажутся по-настоящему. Вспомни, что тебе запрещали подрабатывать, ведь имей тупой ведомый Бенджи собственные средства – позволит себе все запрещенное. Либо плати цену за свою мечту, либо уебывай. Дэнни достал иглу, и Бен вспомнил о следующем шаге «быть разочарованием». – На рейс успеем? – Бен увидел довольную улыбку напротив. – Не думал, что ты помнишь все мое «бабское нытье». – Я помню каждую минуту с тобой, Бенджи. «Твою мать, я люблю тебя». – Ты очень хороший друг. – Через секунду мнение изменится, – Дэнни сел на его колени. – Чтобы не дергался, – сразу объяснил. – Делаешь глоток, оттягиваешь губу, зажмуриваешься, а я причиняю тебе боль. Устраивает? – магическим образом между ними появилась бутылка водки. – Игла стерильная? Дэнни облил ее водкой. – Да, – заметив испуг, решил успокоить, – при тебе упаковку не вскрывал, но я не стану врать. В ящике десятки таких. Это квартира нашего общего знакомого, – Дэнни провел рукой по рисункам на теле, – просто он недостаточно еблан, а потому работает в студии. А здесь хранит некоторые расходники. К слову, о «недостаточно» – пирсинг позволяет делать в домашних условиях. А теперь пей. – Может, другой прокол? – Ого, да ты решил мне доказать что-то, – с ухмылкой Дэнни потянулся к ширинке. – Нет! – он перехватил его запястья. – Я про ухо типа. Не так жалко. – Начинаю понимать, почему ты становишься для всех тем самым на букву «р». – Я пожалею, – два последовательных глотка и он надеялся, что Дэнни воткнет иглу резко, но никак не ожидал садистской медлительности, которая позволяла прочувствовать каждый миллиметр. Бен дернулся, даже не помогло то, что Дэнни пытался удержать голову одной рукой. Игла выскользнула и царапнула по губе, а Дэнни, чей взгляд становился все более затуманенным, продолжал делать прокол, уже не замечая, что просто рвет ткани. Он остановился только после крика. – Дай посмотреть, что получилось, – он наклонился к его лицу, но Бен не дал отвести руку. Он понял, что заслуживает всех оскорблений, когда увидел капающую кровь, но ему было весело. – Возможно, лучше бы я порвал тебе ухо, но могло быть и хуже. Давай остановим кровь, эй, – он убрал упавшие на лоб пряди и прижался, целуя. Бен мгновенно затих и застыл. – Всегда знал, что пидорские штуки безотказно работают. Ты же не запал на меня, правда? Бен поморщился от очередной вспышки боли, но Дэнни принял эмоцию за ответ. – Отлично, не хватало разбить тебе сердце, – в его интонации проскользнуло нечто театральное, – мне нравится издеваться над Кэмом и Джеймсом. Они вечно отворачиваются, лишь бы не глазеть на нашу игру, – он встал для исследования других ящиков. На секунду Бен подумал, что тот решил взять вторую иглу и повторить. – Или от ревности, – Бен вытирал кровь салфетками, которые подал Дэнни. – Как минимум, Джеймс не против доводить до конца обряд «пить на брудершафт». – Сука, – выругался Дэнни, – так и знал, что раз красавчик, значит, пидор. – А его девушка? – Прикрытие. – Тебя волнуют его предпочтения или то, что он выпил со мной? – Бенджи, – он прижал пальцы к ране, обернув их салфеткой, заставляя вспышки боли повторяться чаще, – не думай уличить меня в своих непонятных фантазиях. Я просто не люблю делиться людьми. Я готов сделать почти все, но только не носится с твоими несостоявшимися отношениями, когда ты надумаешь лишнего. Ты пойдешь за любым, кто предложит тебе большее, но лишь я, запомни, лишь я буду исполнять мечты. Ты ведь не можешь представить жизни без меня, представить, что сидишь у окна и печатаешь доклады, носишь рубашки в полоску и очки, и твои дни – сплошная рутина, твое будущее – заика с первого ряда и дети в двадцать семь. Ты никому не нужен кроме меня, больше никто не сделает твое существование значимым и ярким. – Ты себя переоцениваешь, – злобно прошипел Бен. – Не спорю, – искренне улыбнулся Дэнни, его глаза вновь засветились. Он перелил водку в флягу, а затем сунул во внутренний карман. – Давай-ка идти, иначе опоздаем. Не думаю, что Сэм во второй раз займет на дорогу. – Я бы не занимал незнакомцам. – А я рассказал, что у нас перспективная рок-группа и мы станем очень богатыми. – Блять, и он повелся? ...Сэм. Если можно назвать встречей ожидание в такси, и паренька со спортивной сумкой на плече, шустро выбежавшего из дома без одного кроссовка на ноге... Дэнни заранее открыл дверь, Сэм запрыгнул в авто, и как заведенный повторял «едем, едем, быстрее», когда все услышали вопли преследовавшей его женщины. До этого, в их трехчасовом пути Дэнни рассказал, что мать Сэма не против, чтобы тот занимался музыкой, даже пускай не в том жанре, который ей по душе, но только под присмотром: проживая с ней хотя бы до выпуска, знакомя со всеми ребятами, давая слушать все и разрешая иногда присутствовать в их компании. Ебонца под названием гиперконтроль. Но вроде его мать не совсем психически здорова после смерти мужа и даже должна принимать что-то, но Сэм постоянно находил пузырек с таблетками нетронутым. Тогда Бен подумал, что тот согласился на предложение не из-за денежных обещаний, а чтобы подальше от всего кошмара. Они чем-то были похожи, что, на самом деле, не нравилось, а если Дэнни, знакомясь, представился как умеющий исполнять мечты, то он придушил бы этого мистера-оленьи-глазки. Дэнни нужен ему, и, в свою очередь, для Дэнни должен быть особенным только Бен. – Бенджи, учись, вот как сбегают раз и навсегда. – Сэм Беттли, – он протянул руку и Бен пожал ее. – Что у тебя?.. – Сэм коснулся своего рта, подразумевая увиденную рану. Бен раздраженно вздохнул. – Да так, доверился одному долбoебу. – Ага, – ответил тот, словно все сразу стало понятно. – Куда едем? – Я рад, что ты спросил, – Дэнни предложил ему флягу, но Сэм вежливо отказался, тогда он передал ее Бену, а тот взял, лишь бы Уорсноп не накидался до потери сознания. – Представь место с ужасной репутацией, с аудиторией, которой все равно что пить, сколько пить, кого слушать, с кем переспать, хотя вам двоим не советую, потому что вы точно наткнетесь на рано созревающих школьниц. Они не ебут сколько там находятся, как туда попали, могут не заметить, что торчат круглосуточно, теряют счет времени. Идеально, – он с блаженством сомкнул веки, – но идеалу нет предела, – в ладони тут же появился пакетик. Бен округлил глаза от шока и попытался выхватить его, косясь на водителя, но тому, видимо, было похуй. – Дэнни, нет! – Дэнни – да. Когда их довезли, все трое сидели на месте как вкопанные. Бен поражался мастерству друга – ничего не проронил. Хотя в его временных обителях мог застать картину: Дэнни пытается снюхать пол, Дэнни вылизывает стол, Дэнни собирает пыль в дорожку и пытается отделить белые частицы. Он дернул за рукав упоротого соседа и шепнул: «Деньги». Дэнни тоже прошептал: «Я потратил». – Как? – громче, чем следовало, вскрикнул Бен. – На что? – хотя сразу вспомнил, что его пристрастие бралось не за «спасибо». – Все нормально, – Сэм достал из кармана несколько купюр, – извините, – и вышел первым, наблюдая, как один пинками выталкивает второго из машины. – Тут такое дело, – Бен потер переносицу, – все твои деньги внутри него, – он зажал ноздрю, резко вдохнул и провел под носом, безмолвно пояснив, – ты и сам, в общем-то, видел. – И часто он так? Зависимость? – Все мы от чего-то зависим. – Это хорошая идея – продолжить? – Сэм указал на здание позади. – Мы его не остановим. Идем, не хватало потерять идиота. Сэм снял оставшийся кроссовок и пошел за ними, все равно у него не оставалось выбора, больше некуда идти и не с кем. Его замечание о том, что они прошли вход, проигнорировали, а затем он умолк, наблюдая за встревоженной парочкой, уставившихся на узкую полоску окна. – Они не знают человеческих мерок? Мы не пролезем. – Там же задохнуться можно... Вот уж и правда хуевая репутация. Придется войти нестандартно. – Но это не отменит проверку, – Дэнни достал зажигалку, а Бен пробил лоб рукой. – Я ничего не понимаю, – вмешался Сэм. – Ты привыкнешь. Недоверие Сэма даже немного подбешивало, но они сами виноваты, Бен тоже сомневался бы в людях, потративших все деньги на наркоту, а тебе снова пришлось за них платить. Но он буквально хотел врезать ему, потому что впервые видел человека, который так долго ломался. Вот с ним самим было проще. Какой бы плохой ни была затея Дэнни, как бы сильно он ее не одобрял, все равно поддерживал. В последнее время все чаще проскальзывало нечто, похожее на ссоры, и преодолей Бен тупик, куда обычно доходили мысли, то увидел бы человека, начавшего обладать собственным мнением. Что-то похожее на взросление. Но тупик образовывался из-за пугливости, рубя весь прогресс под корень. Бен страдал лишь от одной зависимости, и очень не хотел от нее избавляться, потому требовалось ослабеть, сбросить защиту, не утратить веру, продолжать обманываться, тянуться к Дэнни как к недосягаемому. Он видел в нем столько воплощений, столько своей нереализованности – наверное, влюбиться в него было неизбежно. Когда Сэм доебывался к бармену, что именно тот намешал, Бен думал о будущем. С кем безопасно жить после возвращения, пустые ли угрозы о выселении? У него не так много времени на ответ, но в глубине души знал, что решение принято: он съедет из родного дома, даже если это будет значить не иметь постоянной крыши над головой. В крайнем случае, можно сильнее закорешиться с Джеймсом, но наличие второй половинки всегда отягощает совместное проживание, быть третьим непозволительно продолжительное время. И придется задуматься над тем, где репетировать, их же теперь больше (пускай даже на одного), обычно они зависали у Кэма, но комнатка в общежитии никуда не годилась, и подставлять не хотелось, уже пять жалоб из-за шума накатали. Времени в обрез. Он и Сэм стали первыми, кто узнал новость: выступление через три недели. Дэнни напился с какой-то группой, и он своим обаянием без всяких условий выпросил у них время на сцене – пускай они сыграют хотя бы парочку песен на замену каждый раз играющего одинакового плейлиста вместо разогрева. Договариваться с заведением пришлось той самой группе, но дать заднюю те не могли – пообещали. Бен, услышав, сразу скатился в панику под названием «мы не успеем подготовиться». Дэнни быстро успокоил, мол, вспомни сколько всего написано «в стол», уж что-нибудь получится, в крайнем случае, каверы. Это все было резко. То есть, они к этой цели и шли, но все равно Бен боялся струсить в самый ответственный момент, что ж, нужно обсудить с Дэнни не только переезд. Тот придумает метод для успокоения. На мгновение забегая вперед... Он смотрел на ставшего таким близким Дэнни – его опору в жизни; сердце бешено стучало, выброс адреналина, даже пальцы слегка подрагивали, черт, не стоило ко всему моменту предвкушения добавлять кофеин. Осталось несколько секунд и один из этапов кончится: никаких вылазок с зажигалкой, поисков участников, чуть позже – сбор вещей и совместное проживание. Планов так много, страха не меньше, и за шаг до выхода Дэнни поцеловал его по-настоящему, не шутя, руки Бена безвольно повисли вдоль тела, и, блять, такое успокоительное он хотел получать каждый раз. Затем драгоценные минуты, оставшиеся вечными на записи, та девушка из первого ряда... Бен точно представлял окончание ночи другим, но Дэнни его променял, привкус предательства, а дальше звонки без ответа, парочка адресов, где ему никто не открыл, и незнание, где еще искать. В погоне за призраком он погрузнет в наполненной мраком обыденности и, понимая, что его друг попадает в категорию 17-25 лет, не переставая будет искать доказательства того, что он жив. Начало имеет отложенную дату, в их случае, три недели после встречи трио. – Дэнни, посмотри какой тут цветник, найди себе кого-то развлечься, только попроси удостоверение личности, – сплавил его Сэм, предпочитая в собеседники Бена. Они нашли общий язык, алкоголь сделал Бена добрее, и началось соревнование чья семья хуже, закидывая друг друга историями, заканчивая каждую громким «нахуй семью». Бен даже жалел о татуировке, разве что придется оправдываться, что семьей он называет других людей. Бен поделился о проебанном шансе на образование, о чувстве вины за то, сколько тратились на репетиторов и дополнительные курсы, о сокрытии факта того, что он не принес документы на зачисление, о гневе отца и матери. Удивительно, что его в тот момент не выгнали, хотя они надеялись, что к следующему году он изменится и попытается поступить вновь, но готовы выгнать за дружбу с Уорснопом. – Ты следовал их принципам до тех пор, пока не начал следовать за чужими. Капля внимания – и ты идешь наперекор всему, что вкладывала в тебя мать. Да, ты был против изначально идти у них на поводу, – Сэм выставил руку вперед, не дав себя перебить, – но ты же не смог сделать этого сам, только вместе с тем чучелом. – Сам ты чучело, – обиженно буркнул Бен, кивая на его носки с песиками. – У меня нет запасной обуви, – оправдался Сэм. – А он мне не особо нравится. «Он нравится мне». – У тебя другого цвета, ну и как понять, что здесь? – Сэм всматривался в стакан и поколыхал его немного, словно так поднимется со дна осадок, а раз есть осадок – дело нечисто. – Заебал, – Бен отпил у него. – Нормально все, – и задался вопросом, почему бы не начать давать ему закрытые бутылки, чтобы тот не параноил. Вообще приносил каждую порцию Дэнни, а вот и он... – Оу, ребят, это непрямой поцелуй, между прочим, – он закинул руки на них двоих, но смотрел только на Бена. Приревновал? – Больше не делай так, – сказал на грани слышимости, наклонившись к его уху. – Вы в каких отношениях? – прищурился Сэм. Он не спросил бы, будучи трезвым, вроде как это бестактно, но не поебать ли в данный момент? Бен смутился, и во всем можно винить нетрезвость – иначе он бы скрывал правду. Ему пришлось закусить рану на губе, чтобы ноющая боль немного привела в чувство. Дэнни остался Дэнни. Посмотрел на него злобно, хотя на губах осталась улыбка. Но не каждая улыбка – признак радости. – Не буду лезть не в свое дело, конечно, – он оценивающе прошелся по ним, сделав для себя выводы. Как говорил Дэнни, с Сэмом можно обсудить травмы, и как проверил Бен, люди, с которыми возможно выстроить адекватный диалог на подобные темы, обычно имеют задатки психолога, но все объяснимо эмпатией, наблюдательностью за мимикой и жестами, умением читать между строк, а также брать во внимание совершенно не те фразы, к которым пытаешься привлечь внимание ты. – А мы хороши, не так ли? – Дэнни приобнял Бена. – Ничего не делая, дурачим окружающих. Любые намеки лишь прикол, – объяснил он. – Шутки, не более. Вроде этой, – Бен облизнул губы и прижался к губам Сэма, но Беттли мгновенно отстранился, вытерев слюну. Даже не сделал вид, что ему понравилось, было неприятно. – Да, – согласился Дэнни, – у нас вообще есть идея использовать Бенджи как подстилку, знаешь, гитарист – это прикрытие, он просто безотказная шлюха для обслуживания. Если бы Сэм ушел прямо тогда, в своих носочках-песиках, до ближайшей трассы, сел бы в первую встречную попутку, съебывая в другой город, и зарекся вливаться в непроверенные компашки... Он будет думать, что мать была права, он будет о ней вспоминать в следующие часы, он позвонил бы ей, не разбей бы придурок Дэнни его мобильник. Они переписывались меньше двух недель на «MySpace», являясь поклонниками одной и той же группы, и оба производили хорошее впечатление, конечно, нет ничего подозрительнее безупречности, так что иногда Дэнни делился очерняющими его историями, но Сэм попался на удочку – такой человек его выручит, сделает свободным, перевернет реальность. Дэнни – олицетворение «беги от меня», но общаясь с ним, бежишь навстречу. Случайные знакомства не всегда хорошо заканчиваются, можно повторять вечно. Бен не следил за временем и удивился, когда прошло более пяти часов после их прихода и два с половиной после того, как Дэнни и Сэм отошли «для кое-чего очень важного». Россказни Уорснопа про забытье не оказались байкой. За два с половиной часа Бен выпил около четырех коктейлей, выпрашивая трубочки с зонтиком, курил на улице, когда ему посоветовали провериться, потому что он начал заваливаться за барную стойку, надеясь спиздить алкоголь; подумал о насущном, поймал себя на том, что, кажется, он теперь курящий человек. А на повторе крутилась фраза «ты делаешь так не впервые», она пришла в голову при виде проворных рук Дэнни и легко растворившейся таблетки. Да, все, что пил Сэм не выглядело кристально чистым, присутствовала мутность, но Бен все скидывал на разные пропорции при смешивании, мало ли, какой оттенок дали погрешности в десять миллилитров. Он промолчал. – Нельзя останавливаться, – подбадривал Дэнни, увидев знакомую передышку между глотками – когда выпитое поднимается обратно, – если блеванешь, тебе конец, начнет вырубать в сопутствии с болью. Сэм, привыкший к различности его стаканов и Бена, но привыкший к одинаковости своих, допил, словно не хотел раздражать присутствующих еще больше, и так градус напряжения поднялся после вопроса об отношениях. – Глотай. Последний, обещаю. Бенджи, мы пойдем проверим пожарную сигнализацию. Если бы он пошел с ними сто пятьдесят минут назад, то мог бы что-то предотвратить? Помочь? На счету была каждая. А он не заметил ни одной. Бен потушил окурок и вернулся. Возле стойки их не было. Воображение рисовало картину: уединились где-то для проведения воспитательной беседы, и Сэм со спущенными штанами болезненно стонет, пока Дэнни оставляет синяки на его теле, трахая в сорванном темпе, повторяя, что между ним и Бенджи лишь гейские шутки, но не смей провоцировать. Он собирался их прервать, вытащить отсюда и найти место для ночевки, а дальше, засунув обиду поглубже, притвориться, что ему окей видеть этих двоих вместе. Пусть они конченные, но не бросили бы его, да и не прошли бы мимо незаметно. Бен вошел в сортир, готовясь к звукам, от которых польется кровь из ушей, но к реальности оказался не готов. – Я не виноват, я не хотел, я не виноват, я не рассчитал, я не хотел... – бормотал Дэнни, нервно поднося сигарету ко рту. Он слегка дрожал, взгляд напуганный и безумный. Зрачки расширены. – Совсем обдолбался, – прокомментировал парень, проходя мимо Бена на выход. Они остались наедине. Бен заблокировал дверь, соединив ремнем ручку с близ проходящей вдоль стены трубой. На полу разбросаны части телефона. Не похоже, что здесь они занимались «перевоспитанием». – Где Сэм? Что произошло? Ты в порядке? Дэнни выдавил из себя улыбку и прежнюю похуистичность. – Эй, сам-то как? Перебрал небось? – но какой же он неестественный. – Поехали домой, давно пора, поехали. Давай еще остановимся где-то и поедим, выпьем много колы, просто кола, сладкая газировка и никаких добавок. Развяжи эту штуку, – он указал на ремень, – и выпусти нас. Пора уходить, слышишь? – звучал очень мягко, оттого и было жутко, так разговаривают маньяки, пытаясь успокоить жертву перед тем, как вывалить наружу кишки. – Где. Сэм. – Кинул, – отмахнулся Дэнни. – Сбежал, если ты не понял. Запустил в меня... – он посмотрел на пол. – Не подошел он нам. Найдем другого. – Врешь. Сэ-э-эм! Сэм! – Бен потянулся к единственной закрытой кабинке, вдруг он там, может, паренька накрыло, но он в сознании, просто не может ответить, или же потерял сознание. Дэнни резко толкнул его в противоположную стену. – Сэм, ответь! Ты там? Бен попытался подойти снова, но Дэнни не позволил. Действия говорили за него. Тебе лучше не знать. – Не приближайся. – Скажи мне правду. Почему вы пропали так надолго? Почему здесь разбитый телефон? Почему он не отвечает? Что ты натворил? – Бен перевел дыхание. – Что ты ему подмешал? – Он передумал и ушел. – Пожалуйста, – у Бена заслезились глаза. – Он ушел, – повторил Дэнни. Даже без умысла, никогда не догадаешься, какой фактор и какая дозировка приравняются к летальному исходу. Несовместимость веществ плюс изначально слабый организм, например. Бен никогда не узнает, как поступил Дэнни. Смотрел на мучения, пока у Сэма были судороги; зажал ему рот рукой, чтобы тот не кричал, возможно, тем самым перекрыв доступ к кислороду, и поздно спохватившись, осознал содеянное; отобрал у него мобильник, когда Сэм пытался позвонить в скорую или полицию или хоть кому-нибудь, чтобы сказать о передозе, и дал ему умереть. На реакцию, интоксикацию, саму смерть нужен какой-то период. Дэнни мог бормотать те слова последние пять, десять, пятнадцать минут. Но вполне вероятно, что полчаса назад еще можно было спасти несчастного Сэмми, я всего-то планировал начать новую жизнь, а теперь умру, сидя на грязной плитке с видом на шприц в мусорном ведре. Но мог ли он думать из-за адской боли? Он понимал, что встреча кончилась неудачей? Или он просто задохнулся от обилия выделившейся пены, и там не до рассуждений и сожалений? Скорее всего, последней мыслью стало, что он ненавидит ту ебаную группу, из-за которой они заметили друг друга. – Хорошо, – ответил Бен. – Он сбежал, потому что ты полный идиот. И с кем мы приедем? Мы же сказали, что едем сюда, блять, Дэнни, что мы расскажем?! Они тоже захотят узнать подробности! Ты накачал его наркотой, ему стало хуево, и он свалил от тебя, а ты теперь стоишь в угрызениях совести, потому что подвел всех?! – Да заткнись нахуй! Приведу другого. – Кого, блять?! Ты же так ебешься с твоей задроченной инициацией, и пока кто-то согласится ждать, чтобы ты наигрался с зажигалкой и датчиком... Дэнни сорвался, схватил его одной рукой за обе щеки и проорал в лицо, брызгая слюной: – Ты не один! И никогда им не был! Дурачков с мечтой о сцене больше, чем население одного города, даже если взять гребаный Лондон! Одинаковы, под копирку, ничем не отличаетесь! Бен, Сэм – практически близнецы по истории, и не нужно никакой магии, чтобы влезть сюда, – он надавил на висок пальцем. – Я и так беру все на себя, делаю все! Без меня ты бы остался никем. – Я и сейчас никто. «Никто с Уорснопом под боком. Сдаюсь». – Прости, я переживаю. Зачем искать кого-то? Вчетвером же можно. – Про запас. Дэнни вновь закурил. Дрожь пропала. Эмоциональная разрядка помогла. Ну и сюр, волновались о том, что скажут, о том, как быстро найти замену пятому участнику, курили, обменивались оскорблениями, уже вместе обдолбались остатками, а на фоне – закрытая кабинка, и Бен убедил себя в том, что она пуста. Когда они ушли, еще не скоро обнаружили труп. И правда, место с ужасной репутацией. Они не вспоминали о Сэме. У Бена не возникало мысли найти Беттли и спросить о его уходе, потому что понимал. Понимал, а потому стер из памяти. Это личная ноша только его и Дэнни. Их совместная ошибка.***
Он ни разу не говорил, что останется с ними до конца. Исполнил желание, подарил опыт, держи, Бенджи, распоряжайся как хочешь. Конечно, Дэнни не посмел сбежать сразу. Держали ебаная ответственность за грядущее выступление и необходимость убедиться, что Бен не проболтается, не перенося вины, либо по пьяни. Дэнни бы пробыл еще достаточно долго, будь Бен нервным и кусающим ногти, постоянно вкидывая идею о чистосердечном, но его психика постаралась и сотворила непонятное: резко он деградировал до фазы покорного Бенджи, и ни одна деталь не выдавала переживаний ужаса того инцидента. Словно... частичная амнезия? Заговорить с ним про Сэма – что думает, что собирается делать – неоправданный риск. Поэтому Дэнни оставил правду при себе. Но со временем, никто не мог гарантировать, что Бен не создал бы сложностей, не начались бы расспросы, не всплыли бы фрагменты того вечера. А внезапная пропажа ведь отразится куда ярче, и некий Сэм Беттли окончательно канет в Лету. Бен не умеет влезать в головы людей и поселяться там, но пусть он сдохнет прямо в эту секунду, если существовала другая причина (при условии, что Дэнни жив, а не кончил как Сэм – куда ироничнее-то). Облегчение. Больше он ничего не испытывает, вспоминая того паренька с темными волосами, большими глазами и забавными носками. Нужно думать: сволочь Уорсноп, кошмар, что мы натворили, как жить с таким скелетом в шкафу, почему ты позволил себе вспомнить, боже, почему случайные пару минут с незнакомкой пробудили настолько скрытое воспоминание? Вторая теория внезапно всплывшей правды (после объяснения поступка Дэнни) звучит не лучше. «Просто скоро я закончу как Сэм, давай же, признайся, ты успел сделать это. Вспомни, во сколько пришло смс». Он не понимает, в какой части здания очутился, валится на пустой диван (нет, будто помогли лечь) и старается держаться в реальности, фокусируясь на аквариуме, и кому пришло в голову держать тут рыбок? Отключаться довольно познавательно, но господи, избавь меня от флешбэков, разве я настрадался недостаточно? Стоит попросить отвезти в больницу, иначе долго он не протянет. Бен не может утверждать, что не попытался навредить себе, а теперь знает, что мозг научился стирать некоторые моменты – от секунд до целых дней. В больнице позволит себе расслабиться, там ему точно должны не дать скончаться, но врачи задают вопросы. Вы принимали что-то? Не бойтесь, за употребление Вам ничего не грозит, но ответьте, пожалуйста, иначе мы не сможем помочь. «Извините, док, моя психика защищается методом вытеснения». Не верится, что кончится всё именно так. «Ох, Дэнни, хотел бы я услышать напоследок твой голос». И слышит. То самое видео, проклятая запись, дерьмовый звук, приближение картинки, красно-фиолетовые круги... Больше никто не нажмет на «повтор». У него не остается сил снова открыть глаза. Нахождение здесь напоминает самоубийство. «Не дашь себе второй шанс? – обращается внутренний голос. – Ещё не поздно. Ты молчал, видя, что творит Дэнни, но не молчи, когда дело касается тебя, – Бен сильно хочет рассмеяться, ему точно не везет с этой улицей – то избиение, то предсмертный бред. – Успей я немного раньше, – он шлет внутренний голос обратно, – и два года прошли бы иначе. Что же рассказать о прожитом? Я – несостоявшийся гитарист, в прошлом – почти идеальный ребенок и никудышный бунтарь. За много лет я впервые обрел родственную душу, друга. Он привязал к моей личности вредные привычки, нарушения закона, иллюзорную свободу. Но я не жалею. И продолжаю считать его другом, параллельно вспоминая ту ночь (тепло, головокружаще, приторно, с осторожностью) и игру между нами, зашедшую слишком далеко. Я – соучасник в убийстве. Я все видел и не помешал. Переживал на протяжении двух лет, как бы следующей жертвой серийников не оказался Дэнни, а мы сами хороши – у самих на счету один по нелепому стечению обстоятельств. Сэм не выжил. Я не выдумал тот день, не спятил, лишь бы оправдать исчезновение Дэнни». Бен не волновался первые сутки, ну пусть его дружок отсыпается, позвонит на следующий день или зайдет в гости лично. Родители поначалу ухитрялись скрывать его визиты, обманывая Дэнни, что их сына нет дома, но быстро раскусив обман, он не стал стучаться в окна. О нет, Дэнни орал как резаный, чтобы его услышал не только Бен, но и все соседи в округе. Вторые сутки прошли так же спокойно. Третьи. А затем жизнь разделилась на «до» и «после». Солнечная погода, черные провода наушников, сосательная конфетка на языке, хорошее настроение. Звонок. Раньше Бен игнорировал неизвестные номера, но Дэнни приучил его отвечать – после их знакомства в девяноста девяти процентах случаев звонил он. Ожидаемо, что у того никогда не было денег на балансе, но то, что он выучил его номер наизусть, – льстило. Дэнни не все рассказывал, жаль, что Бен не усвоил урок. Тот выставлял себя беглецом, отвергнувший родню и отвергнутый ею, но всё время поддерживал с ними связь. Пусть все разговоры о прошедшей неделе, об артрите тетушки и остальные «светские беседы» заканчивались просьбой одолжить, но факт остается фактом – контакт был. Первым пропажу человека обнаружил не Бен, а беспокойные мать и отец. Каким смешным теперь выглядит его прошлое чувство вины, когда Бен решил, что Дэнни узнал о влюбленности и решил не разбираться с проблемой (он предупреждал ведь). Придумывал кучу абсурдных поводов, не имея возможности докопаться до истины. И на вопросы товарищей постыдился отвечать, мол, он больше не с нами, потому что я влюблен. До сих пор не складывается, зачем, хотев обезопасить созданную группу и, в частности, самого себя, обрывать связь с семьей? «Почему я опять вспоминаю прошлое? Это типа перед смертью вся жизнь "проносится мигом"?» Эй, принцесса. Град ударов, разбитый нос, ножевое ранение, сотрясение. Так ли важно, кто был тем человеком, вызвавшим скорую? Может, позвонил тот же, кто сейчас трясет его за плечи? Дважды за день, находясь на грани, кто-то не дает ему покинуть мир. Зрение проясняется постепенно, но тело реагирует мгновенно, как только два расплывчатых силуэта соединяются в один конкретный. Бен резко поднимается, вскрикнув от режущей боли в животе, и смотрит на него. Почти не изменился, почти счастливый финал, он вот-вот разрыдается от счастья как девчонка; Дэнни одергивается и движется к выходу, словно ему требовалось только проверить, не занимает ли удобный диванчик следующий посетитель городского кладбища. – Дэнни? – зовет Бен. – Не уходи, – тяжело волочить онемевшие конечности, – не избегай разговора, ты же сам звал меня, почему ты сбегаешь? – что за игра в догонялки? – Ты, сука, издеваешься? Стой, – цепляется за его рукав, но Дэнни даже не удостоил его взглядом. Они «по ту сторону» клуба, но вокруг ни одного работника, странно, что им разрешили сюда пройти... Дэнни работает здесь? Является владельцем? Два года – существенный срок, чтобы изменить прошлое до неузнаваемости. – Тебя не было два года, и ты ничего не скажешь? Хоть «привет, Бенджи, прости за всё»? Я помню о Сэме. Ты же ушел из-за него? Из-за твоей ошибки? – игнор. – Да кого ты из себя возомнил? Если ты не ответишь, я просто уйду и забуду тебя нахуй, выкину из своей жизни, чертов уебок! – но Дэнни продолжает молчать, смотря под ноги. Бен разворачивается, намереваясь оставить его навсегда, но он и Дэнни знают, что не сможет. Никогда не сможет. – Два года! Тебя хоронят со дня на день, как бы я это пережил?! Ты думал о нас, принимая то решение? Когда-нибудь ты думал о ком-то, кроме самого себя?! Блять, я не ворвусь на похоронную церемонию, убеждая всех, что ты «воскрес», сам придешь и я вместе со всеми послушаю, где ты прятался, все равно без твоей ебучей, – он вскидывает руки, описывая его фигуру, – персоны, мне не поверят, потому что, – в голове крутится «два года, два года, два года», – они уже списали меня со счетов как ебнутого. Слышишь? Как ты посмел поступить так со всеми нами? В период, когда серийники проявляли активность, когда приемные отделения были переполнены подростками из-за тех новых колёс! Хочешь знать, чем это обернулось для меня? Так ничего и не ответишь? Тебе придется выслушать! Хотя бы посмотри на меня, я будто со стеной говорю! Мы искали тебя в больницах, в моргах, написали заявление, и пришлось сказать правду про твой образ жизни, и знаешь что? Ты резко утратил приоритетность. Нам говорили, ты сам объявишься, может, с перепачканным порошком носом и с ранами, но приползешь. Но тебя не было. Все отчаялись. Кроме меня. Я не мог смириться. Не собирался проходить через пять стадий принятия. Ты мог сбежать со мной, думаешь, я бы нас сдал? Боже, тогда ты еще больший идиот. У меня не получилось остаться нормальным. Помнишь наши провокации и драки? В одиночку я не выиграл ни одной. Я просто хотел забыться, хотелось боли, насилия, чтобы инстинкт самосохранения жег изнутри, разъедал все мысли, кроме одной – спастись. Я был так зол на тебя... – не так Бен представлял их «воссоединение», и вся реакция Дэнни – стать вполоборота, но это уже больше похоже на заинтересованность. – Посмотри на шрамы, – он протягивает к нему руки, закатав рукава, поднимает верхнюю часть одежды, и быстро опускает. Если Дэнни хотел увидеть, то успел. – Самоповреждение и последствия драк. Я не прошу меня жалеть, нет, но виноват именно ты. Спроси у Джеймса, который вырубал меня ударами, потому что он чуть в штаны не ссал, когда я подносил пистолет, – Бен сгибает пальцы в этом жесте и вдавливает в нижнюю часть головы, – и нажимал на курок, смеясь на каждом пустом выстреле. Меня отымели полрайона, а другая половина – избивала. Иногда два в одном. Не нравится? – Дэнни продолжает быть собственником. Сжатые кулаки говорят за него, а он по-прежнему молчит. – Я делал тест, знаешь, подхватить ВИЧ в тех условиях – это как сыграть в лотерею, и я ебаный везунчик. Но могу ли я считать себя везучим, раз связался с тобой? Из-за тебя каждый день превратился в день сурка, из-за тебя я бросил дом, бросил возможность учиться, а потом и группу бросил! Я ВСЁ ПРОМЕНЯЛ НА ТЕБЯ! Я СКУЧАЛ, ВСЁ ВРЕМЯ СКУЧАЛ, А ТЫ ДЕЛАЕШЬ ВИД, БУДТО МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕТ! ДА КАКОГО ХУЯ, ДЭННИ?! – Бен кричит до боли в горле. – СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ! – С кем ты разговариваешь? Бен? Бен! Блять, он не в себе, – возник третий голос из ниоткуда. Попытка номер два. Бен открывает глаза. Под ним всё тот же диванчик, силуэтов тоже два, только теперь они представляют собой разных людей, и видит их четко – Джеймс и Кэм. Они протягивают воду, но Бен отказывается. Около него валяются смятые бумажные стаканчики, видимо, его отпаивали алка-зельтцером или аналогом. – Парни?.. А... Что вы тут делаете? «Куда делся Дэнни?» – Ты позвонил сам, попросил забрать, – Джеймс потянул его веки в противоположные стороны, – клянусь, никогда не видел тебя настолько угашенным. – Я не звонил, – он пытается посмотреть, кто еще с ними. Непонятный тип – его замена, и тот, которого привел Дэнни в последнюю очередь. Протеже Дэнни был с хорошими вокальными данными, Бен тогда не понял, зачем приводить конкурента солисту, но теперь... – Он быстро всё спланировал, сукин сын! – Бен молотит по спинке дивана, и Джеймсу пришлось применить силу, чтобы обездвижить его. С прижатыми над головой запястьями возникают плохие ассоциации – научен горьким опытом. – Нашли Дэнни? – Нет, – беззвучно отвечает Джеймс одним движением губ. – Много слышал? – Хм? – Я много наговорил, – они позвонят в скорую, и меня запрячут в психушке. – Неразборчиво и тихо. Кроме «скучаю». – Ты не один. Скажи, чем тебе помочь, – Кэмерон кладет руку на плечо Джеймса, прося перестать держать Бена. ты не один «Кто-то позвонил вместо меня, пока я был в отключке. За мной присматривали». и никогда им не был – Он правда был здесь, – шепчет Бен. Джеймс не держит и не хочет снова прибегать к крайним мерам, пытается уговорить остановиться, но Бен выбегает в коридор, распахивая по пути все попадающиеся двери. Он останавливается за несколько шагов до сцены. Целовал в тот раз по-настоящему... Прощаясь. Сколько потом раз он сыграл на сцене? Как долго держал гитару, прежде чем оставить её пылиться? Были репетиции, они напивались, одна тема для разговора – Дэнни, прерывались после каждой песни, повышая градус и затем еще немного ожидая, представляя, что им давали доиграть до конца, чтобы затем обрушить новость как снег на голову – Дэнни нашли. И самое страшное – окончательный вердикт: нашли живым или мертвым. Никто не приходил, не звонил, никаких вестей, а значит, следующая бутылка и следующий трек. Бен не жалел пальцев, сдирая о струны до крови, кажется, так началась зависимость от боли. Затем пришло время второго выступления, тогда произошла та лажа. Они вышли, вокалист (вернется Дэнни, и этого высокомерного уебка уберем на второй план) горланил какое-то приветствие, Бен проверил пластыри на пальцах, сжал медиатор, вспоминал о недопитой банке пива, и когда приходит время первых аккордов, его парализовало. Похоже на сонный паралич, только без кошмаров – мозг впитывал всё происходящее вокруг: недоуменные лица и осуждающие выкрики, чья-то рука на спине, вопросы, обеспокоенность. Но он не мог повернуть голову на звук, ответить, сделать шаг назад, абсолютно ни-че-го. Начало отпускать лишь после струи холодной воды в лицо. Без Дэнни не получалось. «Для меня покончено с музыкой». – Я тебя привяжу, если не будешь сидеть смирно! – Джеймс хватает его за локоть и тащит обратно. Он отличный друг. – У нас десять минут до выхода, – с этими словами вталкивает обратно в гримерку. Бен падает на колени. – Смотри на рыбок и не твори хуйни. После сегодняшней выходки его не позовут присоединиться к ним. Их и так четверо, Бен стал бы пятым. Про запас. Через стекло аквариума смотрит на себя и понимает – вряд ли умрет, ничего он с собой не сделал, если вернуться домой – все те предметы лежат нетронуты. – Нахуя ты меня мудаком назвал? – спрашивает Джеймс, жонглируя барабанными палочками. Одна попадает Бену по лбу – наказание. «Блять, – думает Бен, – промахнулся и на соседний номер отправил». – Это не тебе, а Д... – он умолкает, а то и вторая палочка в лоб прилетит. – Бен, мы не видели Уорснопа, и никто из работников не видел. Даже проверяя камеры, там его тоже не окажется. Не зная, чья тупая шутка с смс-кой... Точно не наша, никто из нас не пошел бы на это. Даже он, – Джеймс показывает на высокомерного вокалиста, который старательно делает вид, что ему не интересны разборки. Кажется, Касселс от него не в восторге. О да, он и Бен определенно стали бы лучшими друзьями. – Чей же номер? – он достает мобильный и отдает. Джеймс долго в нем что-то ищет и хмурится. – Слушай, у тебя ни одного входящего, кроме наших. – Ха-ха, – дразнит Бен. – На чем ты сидишь? – Джеймс, перестань. – Тебе требуется реабилитация, – он возвращает телефон, – лечение. Бен копается в сообщениях и звонках, нужно доказать, что тот номер есть и позвонить на него, поставить на громкую связь, вдруг впервые мудак ответит, и все осознают – Дэнни жив, отмена похорон с пустым гробом. Но ничего не находит. – Его подчистили! Пароля же нет и... – Бен, мы пришлем сюда кого-то, с тобой посидят, а затем вместе заедем к тебе, соберешь вещи, поживешь у меня. Да, Джеймс в сотню раз друг получше. – Можно посмотреть на вас из зала? – он все еще стоит на коленях, зато не нужно строить жалостливый взгляд, и так жалостливее некуда. – Ты подождешь здесь. Смотри на рыбок. – Не говори со мной как с психом. – Извини, но ты ведешь себя как псих. Бен, – Джеймс опускается на колени и гладит его по щеке, – все образуется. Тебе нужна здоровая атмосфера, общение с людьми. Зря ты избегал нас. Не обязательно доверять всем, доверься мне. – Можно подождать в одиночестве? – Сбежишь? Бен медленно мотает головой из стороны в сторону. – И почему я тебе не верю? – Время, время! – к ним на высоченных шпильках врывается девушка с боевой раскраской на лице, постукивая по часам на запястье. – Это еще кто? – она указывает на Бена. Вроде она исполняет обязанности менеджера, в одном из телефонных разговоров о ней упоминали. Два года для их группы оказались продуктивными. Он не слушал их первый и пока что единственный альбом (был занят, общаясь с Дэнни через экран), но не сомневается в дальнейшем успехе. – Проследишь за ним? – просит Джеймс. – У меня нет других забот? На выход, бегом! – Не твори хуйни, запомнил? – с этими словами его оставляют одного. – У меня проблемы с памятью, – отвечает Бен. Из слушателей только рыбки. У него появились галлюцинации? Никто не писал? Вдруг Джеймс, делая вид, что ищет смс, просто удалил его? Типа Бену пойдет на пользу? Но кто он такой, чтобы плести заговоры? – На ключ закрыть не догадались, – Бен выходит и тянет себя за волосы, отрезвляя. Куда идти? Что его ждет? Вонючая квартирка, мысли о Дэнни, о бесполезности существования, о том, что ему больше нечем заняться? «Нет, я никак не смогу без него». Он ждет следующего сообщения. Где-то его Дэнни стоит, прислонившись к стене, щелкает зажигалкой и с ухмылкой на губах печатает:Готов рассказать мне о новой мечте?