Лекарство от любви

      Помните те детские сказки, которые нам рассказывала на ночь перед сном бабушка, сидя в скрипучем лаковом кресле-качалке, укутанная в уютный клетчатый шерстяной плед и освещаемая тёплым светом ночника. Её профиль будто светился, а очки-полумесяцы и вправду походили на Луну, она напоминала мохнатую добрую медведицу. Бабушка тихо мурлыкала себе под нос старинную легенду о великом короле, потерявшем свою дочь ещё младенцем и о принце далёкого леса, отправившегося на её поиски. Это была красивая история о бесконечной любви, преданности и смерти в один день. В один день, да? Конечно да, ни одна сказка в детстве не обходилась без романтики и лирики. И каждый раз, представляя эту историю в воображении, хотелось оказаться на месте принцессы и ждать в башне принца на белом коне или наоборот. Все мы в это верили искренне и настолько невинно, что новорожденный по сравнению с этой верой покажется бесом. Все ждали сказки в жизни, но многие забывали про монстра, злодея этой истории. Он тоже хотел быть счастливым, но забыл про цену, которую нужно заплатить. Это могли быть золото, драгоценности, свобода, но самая ценная плата — душа и сердце, отдав их, мы теряем больше, чем получаем в конце.       Пусть моя жизнь с самого детства не задалась, мне даже кажется, что именно с самого рождения я стал лишним, вечно мешающим ребёнком, которому судьба подарила лишь фиолетовые и чёрные полосы жизни. Я привык быть неудачником, мне не повезло ни с родителями, сдавшими меня в цирк, ни с моим приёмным отцом, который меня проклял (правда по моей собственной вине), ни с учителем — постоянно пьющим развратником и жестоким наблюдателем, Кроссом, ни с организацией, в которую меня отправил любезный Мариан.       Чёрный орден — моя головная боль, всё больше походящая на мигрень. Тут половина явно сошедших с ума и другая половина, которая тоже не в себе, но более адекватная. Да и напарники у меня не сахар, но я тоже надеялся на жизнь, больше похожую на сказку, но не дождался, сама мечта раскололась, как упавшая на кафель стеклянная ваза, впиваясь в сердце острыми осколками и оставляя вместо плоти открытые раны, из которых с каждым вздохом вытекает чёрная горячая кровь, ослабляя всё тело. Забирая даже возможность сказать слово.       Но я ведь Джокер Бога, я должен всех спасти. Хотя, кто сказал, что я что-то должен, кому должен, того прощаю. Но я ведь пай мальчик, да? Именно поэтому, просыпаясь с утра в слезах, я обязан надевать уже привычную доброжелательную маску, и любезничать с каждым встречным, даже если на самом деле его хочется тихо завалить в углу под покровом ночи, оставляя намёком на это лишь прожигающий огненный взгляд в спину. Я должен ходить на миссии, искать осколки Чистой Силы и ещё много чего. А что, если я не хочу?! — Да всем по барабану, чего ты хочешь. Главное — спасти мир, а твоя жизнь всего лишь пешка в руках Ватикана, с помощью которой они собираются победить Тысячелетнего Графа с его Акумами. Правда я понемногу начинаю привыкать, в этой бессмысленной войне добра и зла, всем важна лишь своя шкура, но я не в праве кого-то осуждать я ведь и сам такой. Да, я эгоист. Хорошо, что этого никто не видел. У меня взрывной характер, обострённое чувство справедливости, завышенная самооценка и раздутое чувство собственного достоинства, и знаете, насколько сложно это прятать? Сложнее, чем одолеть Акуму четвёртого уровня; сложнее, чем сдерживать Ноя внутри себя; сложнее, чем понимать то, что, скорее всего, ты скоро умрёшь. Правда, сейчас я не хочу умирать. Пусть жизнь сейчас гоняет кровь по венам, пока моим адреналином, моим кислородом будет он, я не умру, ни за что!       Его фарфоровый профиль, матовая кожа, черты лица, словно выточенные из лучшего итальянского мрамора, длинные иссиня-чёрные волосы, спадающие водопадом до поясницы, и тёмные глаза, как отражения ночного неба в колодце. Хорошо, что он почти никогда не замечает, когда я наблюдаю за ним. Он как слияние многолетних ледников и адского пламени, он дьявол во плоти, он ангел на земле. Его взгляд холодит спину, пуская толпы мурашек ужаса прямиком до пяток, а его слова обжигают сердце не хуже раскалённой стали. Я не буду добиваться ответа, он все равно лишь скривит лицо или в худшем случае приложит к стене так, что потом не встану. Нет, спасибо. Уж лучше я просто буду так же собачиться с ним по десять раз на дню, при первом же попавшемся случае прикасаться к нему во время тренировок, каждый раз искать в толпе его идеальную осанку и длинный конский хвост, завязанный красной лентой вместо резинки. Так проще, так не страшно, так не больно.       Не больно? Как наивно. Видя, как он предпочитает мне общение с катаной или медитацию, горло медленно сжимает невидимая рука, заставляя лёгкие резко сжиматься в попытке вдохнуть и сердце начинает быстро колотиться о рёбра, будто ломая их и разрывая грудную клетку, пытаясь отправиться к своему новому хозяину. Слушая его гневные тирады, душа рвётся на части, становясь похожей на лоскутки тёмно-бордовой бархатной ткани, которые по ночам приходиться пришивать на место толстой иголкой и чёрными нитками, грубыми стежками кусочек за кусочком, и не душа уже, но ещё и не мусор — что-то среднее, испещрённое белёсыми, незаживающими шрамами.       А какое удовольствие драться с ним, выпуская почти животную страсть в ударах и атаках, ощущать его тело, напряжённое, как пантера перед прыжком, видеть каждый стальной мускул, просвечивающийся из-под тонкой чёрной безрукавки, вдыхать его запах, запах лотоса и разгорячённого тела, оставляющий терпкий след на языке. Честно, мне кажется, ещё пару месяцев и я полностью свихнусь.       Мне показалось разумным поделиться потом с Кандой всем, что я переживал, ведь именно он во всём виноват.       Я выпросил у Комуи тетрадочку с желтоватыми листами в красной кожаной обложке. Сначала на первой странице надо написать название, наверное. Хм, нарекаю эту эпопею... никак. Без названия, лишь посвящение: «Канде Юу, если же я не выдержу всего этого, то вручить Грозе Всея Чёрного Ордена прямо в руки». А что, неплохо, ведь?.. 21.05.       «Моя первая запись. Но сначала, немного формальностей. Раз я хозяин этой писанины, следовательно, я могу делать тут что хочу, поэтому я буду обращаться сразу к Канде, получится своеобразная односторонняя переписка. Ну что ж начнём.       Привет, Канда. Сегодня я начал день как обычно, с мокрой подушки и с пронзительного крика Комуи из моего голема Тима. Отличное утречко, не правда ли? Я тоже так подумал. Встал, привёл себя в порядок, замазал мелом синяки под глазами и отправился к этому безумному учёному. Он помотал мне нервы и волосы, чуть не выдрав и так седой клочок моей шевелюры. Потом завтрак. А там, в столовой — ты, как грозовая туча, проплываешь над сидящими искателями, замершими от страха, и садишься за свой столик в самом углу столовой, где немного тише и спокойнее, благодаря твоему нахождению там. Знал бы ты, Канда, как хочется подойти к тебе и прижаться к напряжённой спине, провести по точёной скуле и клюнуть, нежели поцеловать губы. Что меня сдерживает от этого, — сам не знаю, но не думаю, что ты будешь рад такому «дружескому» контакту и сломанный нос и вывихнутая рука мне были бы гарантированы. Опять ты, везде ты. Куда ни глянь, куда не ткни, везде ты. В столовой — ты, на миссиях — ты, в зале — ты. Для меня остаётся загадкой, в каком месте мира тебя нет? Ты — моё личное сумасшествие и это диагноз. Думаю пора заканчивать, завтра надо встать пораньше, чтобы не опоздать на поезд и отправиться на миссию. С тобой...» 22.05. «Едем в поезде. Постоянно трясёт. Ехать около трёх дней, а это опасно, учитывая то, что ты сидишь в метре от меня в замкнутом пространстве. Но я буду стараться держать себя в руках. Ты снова прожигаешь меня взглядом, будто пытаешься прочитать то, что я пишу, а может это и так, хотя если бы мог, то не сидел бы так спокойно. Думаю, буду писать сюда, если будет случаться что-то важное» Ночь с 22.05 на 23.05.       «Думаю, это важно, не для меня конечно, но тебе будет полезно потом это прочитать. Наверное, скоро уже будет светать, а я всё сижу на кушетке не в силах уснуть, у меня вообще не осталось сил, но я всё также продолжаю смотреть на тебя, как ты мило сложил тонкие руки под щёку, как во сне мило дёргаешь носом, и как умиротворённо выглядит твоё лицо, такой портрет я могу наблюдать очень редко, лишь на миссиях, и то если проснусь раньше тебя, что бывает довольно редко. Жаль, что не имею права даже прикоснуться к тебе, а ведь всё могло бы быть иначе». 27.05.       «Прости, Канда, я опять всё испортил. Ну не виноват я в том, что меня на всех Акум не хватает, но ты не был обязан вновь меня спасать. А теперь ты лежишь на койке полумёртвый с запавшими глазами и зеленоватой кожей, ты всем своим видом сердце на части разрываешь. Даже зная, что ты не умрёшь, мне всё мерещится, что ты больше не дышишь. Снова и снова мне кажется, что я здесь лишний, из-за меня одни проблемы. Жаль, что тебе пока не понять, милый. И ведь всего этого не было бы, влюбись я в Лину или в Тики, в этого до чёртиков соблазнительного Ноя, Зовущего меня Малышом и приглашающего меня поиграть в покер на желание. Хотя если бы я перешёл на сторону Ноев, то ты в тот же миг убил бы меня, даже глазом не моргнув. Сейчас же не особо верится в то, что под этой полупрозрачной кожей скрываются железные мускулы, зато я могу легально касаться тебя, пока меняю повязки и жгуты или обрабатываю твою ужасную рану на боку». 31.05.       «Я так понял, ты начал поправляться, раз ругаешься и поливаешь меня грязью, обвиняя в невнимательности и стручковости, как вообще можно обвинять в стручковости, даже такого слова нет. Но я всё равно рад, ты больше не походишь на труп, хоть тебе всё равно ещё трудновато ходить, хотя настаиваешь на обратном. На слова благодарности я даже надеяться не буду, «регенерация сама бы справилась, и вообще лучше бы ты вообще сдох там», как ты сказал». 10.06.       «Сегодня встретил тебя в душе. Так прошёл примерно год. За это время я скатился до таких низов, что Кросс бы нервно выкуривал третью пачку в сторонке. Теперь я больше похож на скелет и меня самого пугает моё отражение, но поделать с этим ничего не могу. Все просто перестали обращать на меня внимание, лишь Джерри пытается меня накормить, но даже у него это не получается. Даже Лави с Линали больше не пристают с расспросами, лишь смотрят с сочувствием и неким пониманием, а я притворяюсь, что не замечаю их, чтобы не подавать им ложные надежды.       Практически каждую ночь я мучился от бессонницы, мне всё являлся ты, в различных образах и ситуациях. Ты был то убийцей, то врачом, то официантом и даже поваром был, но из раза в раз никогда не менялся твой взгляд, острый, пронзительный, как у хищника, с неотъемлемым презрением и отвращением, будто ты знаешь мою самую грязную тайну.       Однако были и такие видения, только от воспоминаний которых, краснеют не только уши, но и вся голова. Иногда так хотелось почувствовать его, лечь к нему на грудь и слушать учащённое биение сердца, и ощущать, как по спине пробегает волна удовольствия, словно заполняющая всё внутри раскалённой лавой и, взрываясь в голове залпами салюта, от такого даже пальцы на ногах поджимаются и сжимаются кулаки, прокалывая ногтями грубоватую кожу подушечек на ладонях, где уже поселились тонкие шрамы-дуги. В такие моменты я бился от бессилия что-либо изменить.» 6.06.       «Я задолбался так жить. Мне всё это надоело. Граф, Нои, Акумы, экзорцисты, искатели, всё смешалось в серую, вязкую массу, похожую на овсянку в школьных столовых, она затягивает с головой, облепляя холодящей жижей всего тебя, и не желает отпускать. Меня уже не радует солнце, мне ночью не до сна, я уже и не живу, я выживаю в этой пучине событий, которые больше не накрывают с головой, я стал лишь зрителем этой драматичной комедии. Лишь ты не даёшь погрязнуть мне в этих зыбучих песках жизни Апостола Бога. Хотя ты тоже не божий одуванчик.Твой пофигизм и цинизм засунь себе в одно место, Канда. Но мне, наверное, стоит написать нормальную прощальную записку. Начну с того, что, несмотря на все твои недостатки, Канда, я тебя люблю, люблю до дрожи в коленках, до разноцветных кругов перед глазами, я довёл себя до безумия. Ради тебя я сверну горы, и не только горы, планету перевернуть можно от такой сильной любви. Но мне не дано перевернуть ни гору, ни планету, у меня остались силы лишь для одного...»       Нас с тобой снова отправили на миссию, в Лондоне было замечено аномально активное поле на часах Биг Бена, заставляющее его стрелки идти в обратную сторону. Ну, а кого же могли отправить в столь «увлекательное» путешествие, как не нас.       Лондон — скорее всего моя родина, здесь нет времени ни на что, кроме работы. Здесь чувствуешь себя неуютно, загнанно и бесполезно, окружающим абсолютно всё равно кто ты и что ты делаешь, эти чопорные англичане только и знают, как ходить в театр и читать средневековые романы, уже давно вышедшие из моды, они оставшиеся пережитки прошлого, которые не хотят стираться с тонких страниц истории.       В столице Великобритании стояла самая привычная погода — ливень и туман, удивляюсь, как местные ещё не вымерли от такой погоды, такую тоску наводит, что хочется сразу повеситься. Наконец после сотни падений на этой ужасной скользкой лестнице мы взобрались на вершину башни, где в механизме поблёскивая, застряла частица Чистой силы, но миссия без приключений не миссия. Мой глаз буквально за несколько секунд до взрыва успел зафиксировать Акуму и активировал Коронованного Клоуна, защитив нас обоих от взрывной волны и кучи обломков, что накрыла нас метровым «одеялом». Ты же остался невозмутим, как слон, активировав свою зубочистку, покромсал весь хлам на мелкие кусочки и остался стоять напротив циферблата, наблюдая за тем, как дождь стекает по остаткам стекла и летит вниз, разбиваясь об мостовую на тысячи осколков. Отличное место для самоубийства, я давно раздумывал, где и как это сделать и вот решение пришло само, когда я уже был на грани. Пожалуй, сейчас я всё быстро запишу и уйду, сброшусь с того места где ты сейчас стоишь и полечу, лишь для того чтобы упасть.       Думаю, мой дневник можно считать законченным, прозвучала последняя нота скрипки в этом душераздирающе печальном концерте. Осталось лишь закрыть занавес и зажечь свечи в хрустальных люстрах. Подхожу к тебе, отдаю уже потрёпанную тетрадку, встаю у края и решаюсь посмотреть на тебя в последний раз. В твоём взгляде читаются непонимание и даже растерянность, ты весь напряжён, как струна и готов броситься на меня в любую секунду, но не успеешь это сделать.       Последний раз улыбаюсь тебе по-настоящему... и лечу вниз, рассекая прохладный воздух и ловя необычайный кайф, понимаю что через пару секунд я встречусь спиной с каменной мостовой и больше не смогу открыть глаза, поэтому продолжаю смотреть на тебя. «Прощай, Канда, встретимся в аду»       Это были мои последние слова. Жизнь проносилась перед глазами, словно киноплёнка с самыми яркими событиями. Правда, это было больше похоже на кадры из фильма, где главную роль играет Юу. Самым последним воспоминанием были твои глаза, в которых как в зеркале отражалось моё лицо. Я буду ждать тебя, ведь каждому суждено умереть в этой бессмысленной войне, где враг не враг и друг не друг.