«Pray with me.»

- Нельзя их бросить. Маркус и Томас шли по аллее из дома Эндрю Кима, откуда им пришлось поспешно удалиться. - Нет, конечно! – Томас был обеспокоен. – Если нас поймает полиция, шансов не будет никаких. Они замедлили шаг и остановились на перекрестке. - Что дальше? Маркус ответил не раздумывая: - Нужно присматривать за домом, дождаться отбоя и вывести его силой. - Он будет сопротивляться. - Главное - увести его от детей. - Да, - согласился Томас, тревожно поджав губы. Маркус сжал его плечо. - Ты что-то видел, когда замер? - Очередное видение. – Он вздохнул. – Ты был прав. Стоило прислушаться. Маркус внимательно смотрел в лицо напарника, различая смесь страха и отчаяния, что сливались с болью от осознания происходящего. - Эти видения – не дар. – Томас перешел на шепот, отрешенно уставившись вдаль. – Они – проклятье. - Твое проклятье привело нас к этой семье. Если бы не ты, все в этом доме погибли бы! У Томаса дрогнули губы; наполненные слезами глаза смотрели не отрываясь. - Ты не представляешь каково это… - Так расскажи! – Маркус бережно взял его лицо в ладони. – Я с тобой, Томас. Священник смутился от пристального взгляда голубых глаз. Чужие ладони опустились на плечи, скользнули чуть ниже, совсем отпуская. - Помолишься со мной? – голос неприкрыто звучал надеждой, будто у Томаса могла быть веская причина, чтобы отказать. Ответом послужил робкий кивок согласия и влажный ореховый блеск во взгляде. Они стояли рядом с домом, в котором затаилось зло – древнее и коварное – и готовы были ждать до момента сражения столько, сколько было необходимо. Сейчас лишь молитва могла помочь облегчить страдания от пережитого и подготовить к грядущему. Томас, смиренно опустив голову, сложил руки в молитвенном жесте, дождавшись пока Маркус сделает то же самое, закрыл глаза, судорожно выдохнул и, едва слышно, произнес: - Padre nuestro que estás en los cielos* … Отец Кин знал, что родной язык помогал Томасу глубже проникнуться чувством благодати, ощутить силу духа и почувствовать единение с Богом. Испанский считается «языком страсти», но в обличии молитвы из уст отца Томаса слова не оставляют ощущения порочности. Они словно свежий ветер в раскаленных песках пустыни. Вечерняя прохлада после знойного дня. Яркая молния на миг ослепила пространство, оставив после себя вспышку под закрытыми веками. Небо оглушил раскат грома. - Así en la tierra como en el cielo** , - продолжала так же тихо звучать молитва. Маркус открыл глаза и замер: Томас мелко дрожал под первыми каплями дождя, его веки были плотно сомкнуты, а губы продолжали шептать выученные наизусть слова, обращенные к Господу. Сжатой пружиной он взывал к Отцу Небесному так страстно, так отчаянно проникновенно, что Маркус осознал свое отрешение слишком поздно, находясь в непростительной близости от знакомого ему священника. Он перестал вторить молитве уже давно, теряясь в линии длинных черных ресниц, очерчивая взглядом овал лица, останавливаясь на губах, которые непослушными движениями неистово просили о сокровенном. Опуститься взглядом к полосе колоратки, такой ослепительно белой сейчас. Снова ударил гром, отдаваясь эхом в шуме дождя. Томас осенил себя крестным знамением и открыл глаза. Священник застыл перед ним с растерянным видом, будто его уличили в грехе, о котором он давно забыл или так тщательно скрывал ото всех. - Маркус? Томас промок насквозь, сжимаясь под холодным дождем, так по-детски щурясь от влаги на лице. - Молись со мной, Маркус, - он схватил чужие руки слишком сильно в порыве отчаяния или, быть может, душевного волнения. - Y no nos dejes caer en la tentación*** , - продолжил он дрожащим голосом, ощущая, как пальцы Маркуса касаются лица, губы его впитывают слова молитвы на расстоянии вдоха. Томас запнулся о произнесенное, как о камень, неожиданно возникший на его пути. - Mas líbranos del mal**** , - тяжелый вздох застыл в груди. - Amén , - закончил за него Маркус, обжигая святым словом влажные приоткрытые губы. Он не мог вспомнить, когда обычная забота о молодом и неопытном священнике, переросла в это острое чувство обладания. Словно оказался в плену одержимости, где молитвы и экзорцизм бесполезны. Дождь своей силой не смыл желания порочно прикоснуться к губам отца Томаса, который испуганно наблюдал, как расстояние между ними стремительно сократилось. Это не было очередным видением или кошмарным сном. Реальность складывалась из шелеста листьев, потревоженных потоком дождя, из мокрой одежды, противно прилипшей к озябшей коже, из близости мужского тела, сильных пальцев, сжимающих волосы на затылке, горячего рта, обжигающего нутро послевкусием вечернего чая. Томаса страшила эта интимность, нарушение личных границ, доверительные разговоры по душам. Будто мало ему было Джессики. Снова предать Бога он не мог. Не сейчас, когда жизнь многих людей зависела от них двоих. Когда несчастная семья стоит на пороге смерти. Он – священник, и не вправе желать такого. Он – человек, желающий греховно поддаться страстям. Томас с силой сжимал мокрую кожаную куртку на плечах Маркуса. Губы напротив отстранились, скользнули выше по щеке. Кольцо крепких рук вплавилось в грудную клетку. Он открыл глаза, пытаясь сделать вдох. Дождь не прекращался и был такой же холодный и колючий, как щетина Маркуса. Вспомнив о колоратке и четках в кармане, стало стыдно. Ошейник раба Господня – так однажды назвал Маркус воротник священника. Томас давно привык к ощущениям атрибута своей профессии, но сейчас он действительно казался ошейником, который недовольный хозяин тянет за невидимый поводок. - Остановись, прошу, - Томас выбрался из объятий и удушающего чувства скованности. Он был смущен и растерян, странная колкость на коже не проходила. Маркус коснулся его запястья. - Прости, мне следовало… - Не следовало! – Томас схватился за колоратку, пытаясь выровнять дыхание. – Не сейчас. У нас есть миссия, - он посмотрел на дом позади. – Они нуждаются в нас. - Знаю. – Маркус кивнул. – Нам нужно… - Идем! – Томас стер влагу с лица. – Надеюсь, у нас ещё есть время, чтобы высушить одежду. Сказав это, он все же не сдвинулся с места. Маркус любил в нем это чувство страсти к жизни, своему делу, служению Господу. Будто заблудший мотылек летел на яркий свет, не испытывая страха обжечься или сгореть. Ему дали цель, и он направился к ней со скоростью стрелы, выпущенной умелым стрелком. Неизвестно, каким будет конечный пункт, но Маркус хотел, чтобы они достигли его вместе. - Надеюсь, что есть. Томас неловко улыбнулся и направился к машине, оставленной недалеко от дома Энди. Дождь почти закончился. Маркус смотрел ему вслед, невольно заражаясь неловкостью. Он легко улыбнулся своей мысли, беззвучно произнося лишь себе: - Уверен, что будет.